Бывшего наставника Наэри он узнал сразу. Скорее даже не узнал — почувствовал. Первым порывом было запретить этому болвану даже приближаться к стрельбищу. Мальчишка только начал приходить в себя, а этот… испортит все труды в два мига. Вторым, куда более сильным, было желание выполнить недавнее обещание и попросту сломать этому камнеголовому нос. Вместе с челюстью. Но затем эльф почувствовал в воздухе нарастающий магический фон. Поняв его природу, он нашёл более эффективный способ решить проблему. Быстро начертив в воздухе несколько усиливающих рун, подождал, пока местный «наставник» достаточно распалится, и лишь после этого выступил вперёд.

— А вы ещё кто… — распалённый мужчина повернулся к новой «жертве». — Ах, ученика? Значит, это вы тот безумец, который взял в ученики беспутную бездарь?

Кривая усмешка на миг исказила его лицо.

— Настолько смелый или настолько отчаявшийся, что решили пойти против судьбы? И вообще, чему можно научить труса, не способного на единственный правильный поступок? Чему вы его учите? Как правильно ползать на коленях и пресмыкаться? Это единственная доступная ему наука!

Лицо Эрана напоминало каменную, нет, ледяную маску. Не удостоив крикуна ответом, он перевёл взгляд на бледного, с побелевшими губами ученика.

— Какой поступок этот человек принуждал тебя совершить, мальчик? Твой наставник хочет услышать ответ.

Наэри, словно лягушка, загипнотизированная взглядом змеи, рвано сглотнул, не в силах отвести взгляда от искажённого презрением лица бывшего учителя. Он выглядел как человек, который вот-вот потеряет сознание от удушья. Грудь его судорожно вздымалась, словно он пытался и никак не мог вздохнуть. Трясущиеся пальцы сжимали безвольно опущенный лук с такой силой, что суставы побелели от оттока крови. Щепку назад собранный и уверенный в себе, сейчас он не мог даже говорить, полностью раздавленный презрительными словами человека, которому когда-то полностью доверял.

Спустя долгую паузу Наэри медленно, прерывисто вздохнул. Обращённые к нему слова Эрана вырвали его из оцепенения, но развеять ступор до конца, по всему видно, не под силу было даже им.

Наэри немо приоткрыл рот, пытаясь ответить, но не в силах издать ни звука. Мотнул головой, кивнул беспомощный взгляд на наставника.

— Что, даже произнести этого не можешь? — бывший наставник презрительно скривил губы. — Так трясёшься за свою жалкую беспутную жизнь, что не способен совершить единственный достойный поступок, который тебе остался?

— Я разве с вами разговаривал? — с губ эльфа словно льдинки слетели. — Наэри, твой наставник я, а не этот человек. Я хочу знать, что он вынуждал тебя совершить.

— Да как ты смеешь, пришлый?! Кто ты вообще такой чтобы так разговаривать с Воином? Бродяга, подбирающий беспутных щенков, которым не хватает мужества прекратить своё жалкое существование!

Эльф даже бровью не повёл, только сделал шаг, встав между учеником и его обвинителем. Поймал взгляд мальчика.

— Наэри?

Во взгляде Наэри наконец мелькнуло что-то осмысленное. Он глубоко вздохнул, словно выныривая на поверхность из душащей его трясины. На окаменевшем, застывшем лице отразилось первое за весь разговор живое выражение: облегчение. Оцепенение, охватившее его вместе с неожиданными и несправедливыми упрёками бывшего наставника, медленно проходило. На их смену приходила растерянность — и возмущение. Оскорбление, брошенное Эрану, всё-таки достигло цели. Пусть и не той, которую преследовал старик. Наэри вспомнил о том, что он больше — не всеми презираемый «беспутник».

И осознал, что его настоящего учителя только что обидели.

Смертельная бледность схлынула, сменяясь жгучей краской стыда.

— Прости, — часто заморгав, виновато прошептал он Эрану.

И, подняв голову, с едва заметным содроганием взглянул через плечо мастера на своего бывшего наставника.

— Он хотел, — дрогнувшим голосом, но на удивление спокойно, с хмурой решимостью, так резко контрастирующей с его недавним ступором, произнёс он, — Чтобы я покончил с собой, как и подобает воину, раз уж оказался недостоин своей судьбы.

А потом посмотрел в глаза Эрану. И закончил тихо, с неловкостью:

— Я рассказывал, помнишь?

Вместо ответа эльф на миг крепко сжал плечо мальчика. Потом развернулся к противнику, и потеплевший было взгляд снова стал ледяным. Пожалуй, даже больше, чем до признания Наэри.

— Мне нанесли оскорбление, назвав бродягой. Мой род — древнейший из тех, что видела эта земля. Подобный позор смывается кровью. Однако я готов был простить сказанные по незнанию слова. Но, оскорбив моего ученика, мне нанесли оскорбление, как наставнику. Поэтому за себя и за того, кто вверил мне свою судьбу я, чародей, зовущийся Эраном, здесь, в стенах Третьей Башни, требую Круга чести с оскорбителем! И прошу Стражей, хранящих её покой, стать свидетелями этого боя и того, что ни одно правило и закон не будут нарушены. А нарушитель, если такой вдруг появится, понесёт наказание, согласно своему преступлению.

***

«…как и подобает воину, раз уж оказался недостоин своей судьбы».

— Что-о-о-о? — прорычал Наилир, налитыми кровью глазами сверля высокомерное лицо воина-наставника. — Ах ты, паскуда, да я же тебя собственными руками…

Изображение мигнуло и поплыло: Гайр, всё это время с неожиданным хладнокровием наблюдавший за разворачивающимся скандалом, дёрнулся, упустив фокус, и поспешно подхватил пошатнувшегося Третьего Стража под локоть. С другой стороны смертельно бледного военачальника поддержал ругающийся себе под нос тир Лерон.

— Я в порядке, — рявкнул Наилир, выдёргивая руку у Гайра. Пытаясь выдернуть. Состояние Стража Третьей Башни, отпущенного из лазарета под честное слово не волноваться и не напрягаться, было далеко не столь хорошим, чтобы справиться с уверенным в своей правоте зятем и давно знающим его целителем одновременно.

— Отец, не нужно, успокойтесь! — потянув его в сторону, Гайр почти с усилием усадил тестя в заранее приготовленное кресло и успокаивающее поднял ладонь, останавливая готовую излиться на него волну негодования. — Я уже знаю о том, что этот ублюдок советовал Таилиру, и расквитаюсь с ним, обещаю! Давайте дослушаем, о чём они говорят.

— И прекратите себя растравливать, — сердито добавил тир Лерон, колдуя над тяжело дышащим подопечным. — Мальчик жив, хвала богам, а с таким наставником, я смотрю, и обидеть его непростая задача.

Наилир, не отвечая, уставился поверх плеча лекаря в зеркало, к которому поспешил вернуться Гайр. И целитель чуть повысил голос:

— Не сопротивляйтесь, иначе я вас просто усыплю — я не шучу!

Старик скрипнул зубами. Золотое свечение от развёрнутой целителем магической формы потихоньку впитывалось в его тело, и его побагровевшее лицо постепенно возвращало себе здоровый цвет.

— Всё, я спокоен, — сквозь зубы сообщил он, с усилием переведя дыхание. — Гайр, верни нормальный звук, я хочу слышать, о чём они говорят!

Лерон скептически хмыкнул. А Гайр, колдующий над настройкой артефакта, только с сомнением покосился на тестя через плечо и молча покачал головой. Гнев, душивший старого стража, был заметен даже далёкому от целительства мастеру Защиты. Однако, поколебавшись, он всё-таки решил не спорить и безропотно положил руки на тускло светящийся кристалл контроля, заново настраиваясь на тренировочную площадку. На ней уже что-то успело произнести, и сейчас маг Эран, с очень нехорошим выражением лица и жутковатым холодом в глазах, что-то говорил застывшему в изумлении наставнику Хальриаду.

«Мой род древнейший из тех, что видела эта земля, — донеслось из зеркала, и тир Лерон не удержался от скептического хмыканья. Третий Страж бросил на него раздражённый взгляд, и тот поспешно умолк. Эран же продолжал говорить, и по мере того, как Гайр разбирался с управлением артефактов контроля, голос его становился громче, а картинка в древнем зеркале — чётче. — Подобный позор смывается кровью. Однако я готов был простить сказанные по незнанию слова. Но, оскорбив моего ученика, мне нанесли оскорбление, как наставнику. Поэтому за себя и за того, кто вверил мне свою судьбу…»