— Служи мне! Служи сейчас или служи в смерти! — рычала тень. Она смотрела, как Падший победно гоготал, и думала, что этого не может быть, не может быть, чтобы Ненасытный вновь был свободен!

Увидев, как Айдан отползает и тянется к мечу, что вот-вот должен был слететь в бурлящую пучину гремящего водопада, её сердце забилось с бешеной скоростью, и казалось, сейчас выпрыгнет из груди, так сильно она боялась за него, не в силах объяснить почему.

Анкит дотянулся до рукояти и Падший, убрав ногу с его груди, демонстративно поклонился ему, принимая вызов. Не прошло и мгновения, как на выпад Айдана Падший ответил тремя круговыми взмахами. Из-под разорванного доспеха капрала багровели пятна крови. Айзору упала на колени, а слезы из его глаз полились, словно она потеряла всякую надежду. Грифон истошно кричала и рычала, летая вокруг моста кругами.

Айдан, с губ которого стекала алая струя, отшатнулся и рубанул мечом по часовой стрелке, разрывая канатную верёвку. Отвесной мост пошатнулся, и доски затрещали по швам, сейчас строение держалось на одной веревке, склонившись влево. Падший пошатнулся и истошно зарычал

— Глупец! Не смей! Ты погубишь нас обоих! Я — твой господин! Твой предназначение — служить! — взгляд капрала упал на Айзору, кивнув, еле заметно, словно в последний раз, он рубанул по второй канатной верёвке.

— НЕТ! — из уст Айзоры вырвался крик, когда Айдан и Падший камнем полетите в низ, в реку, где были одни пороги. Альва пикировала вниз, но с повреждённым крылом это вышло слишком поздно. Она не успела поймать Айдана, новообретённого ездока. Даже зоркий глаз грифона не мог разглядеть в этой бурлящей намёки на жизнь. Только вода, которая окрашивалась в кровавый цвет.

— Поверь мне, сын, так или иначе, когда трон переходит от отца к сыну, положение его настолько шаткое, что в стране появляются те, кто непременно намерен опрокинуть устоявшийся порядок, во имя идей и целей, которые быть могут, пойдут стране на пользу или же погрузят её во мрак. — Уильям стоял у окна своего кабинета. Он не любил табак, в отличие от его слуг, так как считал, что мысли из раpдела: «как бы закурить?» превращают ясный ум в туман. Лайан же, приняв все травы и лекарства, внимательно слушал отца. Сын ни слова не говорил о том, что всё чаще и чаще подвергается приступам, сердце колит на столько, что он трясётся, будто килька в бочке, во время шторма.

— За что Лоренц тебя так сильно ненавидит? Я помню его, грубым и чёрствым, но ни как не безумцем, что желает истребить всю семью, лишь бы захватить власть. — Лайан в тот день был сам не свой. Он помнил дядю Лоренца как практичного человека, молчаливого и грозного, но Лайан часто ездил к нему, будучи юношей, он внимал его урокам, но со временем дядя озлобился и превратился в нелюдимого зверя. Ульям усмехнулся

— Я взошёл на престол в неспокойное время. В Ваетире, Геторе, Ренэте и Сандраге против меня создалась оппозиция. Кеван тогда стал Фаилом Акаром и пропадал неизвестно где. И тогда Лоренц предложил гениальный, как нам обоим тогда казалось план. Он внедриться в эту оппозицию, найдет и выдаст всех предателей.

Впрочем, так и случилось. Он провел много времени среди южных народов, проникся их философией и жизнью, но план воплотил. Всех предателей, которые оказались благородными аристократами, мы казнили. Только вот, их семьи этого не простили, но они боялись Лоренца, меня нет, а вот Лоренца они страшились как разъярённого дракона.

Да что там говорить! Лоренц знал, как усмирить любого заговорщика. Его методы были подобным древним пыткам Ненасытного. Я спускал его как бешеного пса на каждую дворянскую семью, что пыталась пошатнуться наш род. Наверное, за это и поплатился.

Эх, лучше бы я пришёлся огнём и мечом по их проклятым рат’иатарулам, но я же хотел мира. Поэтому и назначил Лоренца наместником тех земель. За это он меня и ненавидит, ему нужно была слава и признание спасителя Кровогорья, а получил он четыре города, и деревни, дома в которых состоят их глины, палок и дерьма. Я бы то же злился. — Лайан молча слушал отца, который с каждым словом мрачнел. Может быть, за это он себя и ненавидел, знал это, конечно, только сам Уильям. А вот Лайан только сейчас услышал эти слова, которые держались втайне от остальных. Наверняка его отец боялся, что правда всплывет. Лайан не ответил, он просто слушал, понимая, что сейчас только это от него и требуется.

— Когда я предстану перед богами, тогда и исповедуюсь. А самое страшное, не смогу прикрыться тем, что пытался сделать лучший мир. Но до этого ещё далеко. — закончил Уильям.

Лайан думал над этим разговором, склонившись над могилой отца.

— Надеюсь, боги приняли тебя и достойно оценили твою жизнь, я же постараюсь быть достойным твоей памяти, отец — сказал он, кивнув. Ветер гулял по этим коридорам и его страшный гул заставлял юного государя скрипеть зубами.

Чувство того, что сейчас ему предстоит надеть доспехи, некогда отцовские, корону императора, командовать отрядами легионеров и гвардейцев, что бы отбить гавань, заставляла его испытывать страх. Но он старался этого не показывать. Однако было видно, как он до боли сжимал кулаки, ногтями впиваясь в ладони, как зрачки его глаз расширяется, а сам он хмуриться, когда его зовут императором, обращаются к нему как к императору. Со временем он привык к этому, однако он понимал, что привык пугающе быстро. Отец был мёртв. Лежал в крипте кинхартского дворца, бездыханный и холодный, погибший при попытке переворота. Он был достоин лучшего, пусть он не всегда слушал разум и советников, поступаю только так, как было ведомо ему, пусть был праздным, но при нём был мир, а он всяко лучше этой проклятой войны!

Он был благодарен леди Ариане и её дочери Адриане, которые во всем поддерживали его мать, сестру и младших братьев. Кеван, он же Фаил Акар, в компании Сейны Элерон или же Имнари, и Киры СтоннКассел решил устроить облаву на Пэтрота. Лайан рассказал ему всё, что знал сам и его разведчики.

О Сейне он ничего не знал, но вот леди Кира, славившаяся своим крутым наров и задиристым характером, могла бы стать наёмницей или же легионером, по каким-то причинам она в легион не пошла, но училась бою на мечах и бою с копьём. Уж что, а разозлённая фурия Кира СтоннКассел, дочка Эврадара Эфеса Солнца, могла бы стать настоящим берсеркером, если, конечно, жажда крови и битвы не возьмёт вверх и она не станет кидаться на меч, при каждом удобном случае.

Какая там облава и охота на Пэтрота не была бы, а Лайана ждал бой за гавань, так как именно там собирались силы пэтротовского сброда, который насчитывали от двух, до трёх легионов.

Найт Аксель, как бы не просился пойти вместе с императором, получил приказ оставаться и быть главным во дворце. Было видно, как желваки на лице гвардейца сдвигаться, но Лайан отдал чёткий приказ, и гвардеец, отдав честь, поклялся выполнить его. Хелена молила сына, чтобы он был аккуратен, и хватка её по аристократичному худых рук была настолько сильной, что молодому государю пришлось повысить голос, чтобы мать ослабила свою хватку. Хелена синими и уставшими глазами посмотрела на него.

— Всё закончиться здесь и сейчас. — сказал он, поцеловав её в лоб.

Каллина долго не выпускала его из объятий.

— Не смей умирать брат, слышишь, не смей, возвращайся с победой! — тараторила она. Крепок обняв её, он так же поцеловал её в высокий лоб.

— Ты же победишь, да? — спросил Артур. Лайан кивнул

— Я отброшу предателей и вернусь. — присев на корточки, он потрепал братьев по волосам

— Вы остаётесь за главных, только, тс. — выдавив из себя улыбки, Артур и Ричард вцепились в брата.

— Только не уходи! Только не как отец! — говорила они, еле-еле сдерживая слёзы

— Будете сильными и я буду вами гордиться. — сказал он, положив руки на их головы и погладил растрепавшиеся волосы. На ухо он шепнул им семейный девиз и мальчики стали хмурыми словно тучами. Вместе с ним уходили Алкион Альгольф и Мивиль Оркалан.