Перед ней был золотой грифон, а на нём восседал недавно пришедший Айдан Анкит. От такого поворота событий её паралич как рукой сняло, и она соскочила с места и попятилась назад. Её солдаты помогли ей встать. Анкит спрыгнул со спины грифона, и поднимая меч, с боевым кличем понеся на врага. Луизе в кошмарах будет сниться, как золотая шкура и белоснежная грива императорского грифона обагрялась кровью. Как зверь в клочья рвал южан, разрывая из тела своими орлиными лапами, как пробивал головы в шлемах своим крючковатым клювом. Как рвал плоть и чуть ли не мурлыкал и рычал от радости, когда вкус и запах крови красной пеленой вставал перед ним. И это только один грифон!

А когда на южан спикировали грифоны с наездниками на спинах, она не выдержала и сблевала в сторону. Это была мясорубка. Грифоны не жалели отступающих. Они рвали плоть, пили кровь и прибывали в эйфории от боя, вкуса и запах крови. Луиза поняла, что в жизни не забудет этого ужасного зрелища.

Ноги не держали его. Золотой, императорский грифон шёл рядом с ним, перья его были заляпаны в крови и человеческих останках. Капрал и вправду был потрясён тем, что устроили почти тысяча грифонов с восьмью сотнями южанами. Выжили только те, кто отступил ещё до того, как они начали пикировать вниз, когтистыми лапами и острыми клювами разрывая плоть и упиваясь битвой. По правде говоря, он и не бился верхом на крылатом звере. Просто, он кинулся в самую гущу событий и чудом остался жив.

Айдан ступал по телам южан, легионеров из шестого легиона, с лезвия его клинка стекала кровь, сам он была заляпан грязью и той же кровью, с ног до головы. В горле до боли пересохло, а всё тело было ватным и почти его не слушалось. Лишь грифон помогал ему не упасть без сознания. Во всей этой свалке мёртвых и разварных тел, над которой кружились коршуны и вороны, Айдан умудрился наткнуться на ещё живого Джасмаля, того южанина, которого он приютил у своего костра. Со звоном, Анкит вернул свой меч в ножны. Джасмаль раскрыл глаза, он узнал Айдана.

Джасмаль акадар Халаид ждал чего угодно. Что его скормят грифону, казнят или, в конце концов, возьмут в плен. Но когда капрал возвратил меч в ножны и усталыми глазами посмотрел на южанина, сердце Джасмаля сжалось, и он приготовился к самому худшему

— Ты сказал, что не будешь искать меня на поле боя, Джасмаль акадар Халаид. Иди. Я знаю, от своих клятв ты не отступишься, а значит, мы ещё встретимся. Вернусь к своему господину и расскажи обо всём, что здесь произошло. — устало и хрипло произнёс он. Джасмаль диву дался, услышав столь благородные слова.

Как же сильно болело его тело. Как бы сильно ему не хотелось кричать и выть, воинскую честь необходимо было сохранить. Кряхтя и стоная, он поднялся и чуть поклонился Айдану и его грифону.

— Это же позор. Выжить одному и вернуться к господину, сообщая о поражении! Почему? — не выдержал и спросил он.

— У тебя будет шанс смыть этот позор. А теперь уходи иначе спущу на тебя грифона. — почти что прорычал Айдан, с полу прикрытыми веками. Вновь поклонившись, Джасмаль поспешил уйти от места сечи, над которой сгущались крылья воронов и коршунов.

Айдан и сам не знал, почему так поступил. Императорский грифон ткнул его мордой в плечо и что-то рявкнул, подобно орлу. Он потрепал его за ухом. Ещё одна битва увенчалась победой.

Знаю, знаю! Говорил, что уйду на пару недель, месяц. Но выспавшись, поработав и опять выспавшись, я возвращаюсь. Небольшой перекур окончен!

*Слышны шаги и возмущенно-злой голос*

Хватит писать оправдания! МАРШ В ШАХТЫ ЕБЕНЬГРАДА!

*слышен удар хлыста и болезненый возглас*

Шо? Опять!?

Карин. Карин Кикспаргх, так его звали. Лорд Карин Эммануэль Марк Кикспаргх. Юный Капитан Первого Золотого Легиона Пятой Армии Хаэфила. Надежда семьи. Герой Хаэфила. Отныне предатель и приспешник Тьмы. Приспешник Ненасытного. Он ещё был жив. Ещё пытался сопротивляться тьме и безумию, что царствовала в его разуме и в его теле. Но всё было напрасно, абсолютно всё.

Нечто, что было рождено в нём в тот миг, когда он случайно пролил свою кровь на древнюю, проклятую тьмой реликвию. Это нечто родилось с голос древнего, как сам мир, бога, и это поглощало его, уродовало, извращалось жизненную сущность, превращая в отвратительное существо. Падшего. То, что осталось от Карина, остатки его личности и разума, терзались тем, что он сотворил со своей семьёй. Он помнил, как бог обещал ему власть, силу, могущество, но он не знал, что Отец Тьмы и Лжи затребует в уплату. Его ещё не рожденных сына и дочку, красавицу жену. Он забрал их. Исказил. Уничтожил. Соврав, что они живут в золотых дворцах, Карин, или то, что от него осталось, прекрасно знал, что эта ложь. А уж когда он обратился в это проклятое существо, он потерял всякую надежду.

Иногда, Тёмный Зверь, что овладел им и сейчас, всячески издевался над ним, позволял ему ненадолго взять контроль над телом, в тот момент, когда Падший с хрустом отгрызал голову летучей мыши, с чавканьем и гоготанием поедая своё любимое лакомство. Карин выл и рыдал. Затем бесцельно шёл к людям, чтобы они избавили его от страданий, на каждый раз выходя к очередному селу, Тёмный Зверь вновь брал контроль и устраивал кровавую бойню. Так было до тех пор, пока Карин не сдался и не забился в угол своего очернённого и разрушенного сознания, с каждым днём забывая слова молитвы и увядая во тьме Ненасытного.

— Заточен в Цитадели Эдхута, покуда Пакт Проклятых не нарушен. Я верен Отцам и Матерям Основателям! — безмолвно кричал он в первые дни

— Заточён в Цитадели…заточён пока Пакт Проклятых не нарушен. Я верен Основателям! — хрипел он уже через неделю

— Заточён… заточён, а должен быть свободен. Пакт должен быть расторгнут, смерть Драконам-Основателям. — рычал он, когда Зверь победил, и голос господина победно хохотал в осколках его сознания.

— Ненасытный! Четвёртый Старый Бог, молю тебя, услышь мой зов, сквозь унисон цитадели Эдхута! Молю тебя, Отец Лжи и Разрушения, покровитель Смерти и Тьмы, Тот-чьё-имя-забыто, подари нам победу в предстоящей битве, пусти свои тёмные корни во врагов наших, пусть твоя тёмная длань окутает их! Мы верны тебе, мы твои чада, что заплутали, наставь нас, Таешарен! Дай сил! Напитай скверной! — молился он, когда силы иссякли.

— Аэрон’Тай-Фер — проговорил не Карин, а Падший. Но теперь и остатки разума Кикспаргха знали истинное имя четвёртого старого бога, имя Ненасытного, а затем он узрел его, заточённого в цитадели Эдхута. Он закричал так сильно как мог. Но во тьме, ничей крик не слышен.

Времени рассмотреть эти прекрасные залы и холлы, в которых грифоны могли летать, свободно расправив крылья во весь свой огромный размах, когда Шестой Легион бился с южанами под стенам Вингрхайяра, не было вовсе. Теперь же, когда грифоньи наездники небольшими группами по пять-шесть бойцов, на спинах своих зверей улетали по направлению к Кулдару, взлетая к облакам, а группы по десять-пятнадцать особей, закованных в кольчугу, в поводах своих хозяев охраняли караваны с раненными, Айдан мог спокойно отдохнуть и осмотреть эту величественную крепость.

Больше всего его интересовали фрески, исписанные стены пещер, на которых были нарисованы изящные и причудливые картины, описывающие события прошлого. Легендарный герои на своих легендарных грифонах гордо летали и бились с противником, будь то другой грифон или дракон.

— «Крюкохвост жертвует собою, что его всадник, Ханеил убил дракона Корнхартера. Фреска в цвете» — проговорил Айдан вслух, осматривая искусство на стене. Название этой картины причудливо красовалось внизу, в некоем подобии торжественной рамки. Алое зарево горело в небе, чёрный дракон придавил своим массивным хвостом грифона с тёмно-серым оперением, а эльф в это время уже вонзал свой клинок в череп ящеру. Следуя дальше, задерживаясь на каждой фреске не более чем на десять минут, Айдан вышел к любопытнейшей картине.