— «Мартин Златопёрый. Герой Кинхарта и Карден-Холла. Грифоний наездник. Его грифон: «Солнце», имел золотой окрас, и перья его были подобны золоту. Мартин носил эти перья как амулет, когда его Солнце погиб под Кинхартом, спасая будущую жену Мартина, Лару» — челюсть Айдана ударилась об каменный пол, как только он увидел это. Золотыми и алыми красками был нарисован Мартин, поднимающий меч к небу, на поле битвы, которое было усеяно мечами и телами, а справа от него, верхом на огромном грифоне золотого и белого окраса восседала красавица Лара.

— Вот и я пошёл по твоим стопам. — прошептал Айдан, пальцем проведя по фреске, в том, месте, где был изображен Мартин. Затем аккуратно провёл указательным пальцем по светлой краске, что изображали волосы Лары

«Тот, кто рисовал её, хорошо знал Мартина, но, по всей видимости, вообще не знал Лару» подумал Айдан

«Будто бы ты их хорошо знал» отвечал противный и надоевший голос. Время от времени ему удавалось запихнуть этот голос в глубины подсознания, сжигая его в пламени и закапывая под вечными льдами, оставаясь в пустоте, на лезвии меча, но он всегда возвращался. Эта техника медитации часто помогала Айдану, не сказать, что в бою можно быстро жечь и закапать всё, но в те мгновения, когда ненужные эмоции пропадают, оставляя место ярости и сосредоточенности, были незаменимы. Вновь отправив осточертевший внутренний голос в пекло и в бушующий буран, Айдан принялся изучать крепость дальше.

Корин Дайникер, или же Старый Гриф, был главой Вингрхайяра и по совместительству самым старым всадником. Айдан как-то спросил

— Вы бы продолжали держать нейтралитет, если бы я разбился с того утёса? — старик почесал щетину и ответил. Голос его был ровен и спокоен

— Ездоки грифонов так же вольнолюбивы, горды и своенравны как их звери. Кто-то бы остался здесь, кто-то бы принял одну из сторон, моё слово, лишь небольшой аргумент, которое помогает им выбрать сторону. Однако многие давали клятву империи, так что, так или иначе, они бы всё равно пошли в бой. –

— Лоренц поднял восстание. За это он должен быть наказан. — Айдан был в этом уверен.

— Любой предатель заслуживает наказания в той же степени, как и прощения. Если, как ты выразился, Крамольник не оставит выбора, то его участь уже предопределена. –

— А вы обучаете ездоков? — спросил капрал, когда они прошли к балкону

— Их обучает с малолетства. Ты же, человек взрослый и оформившийся, с грифоном тебе придётся учиться самому, но чтобы ты не свалился при очередном полёте, тебе вручат седло, ремни и опознавательный знак, кольцо. — незамедлительно ответил Гриф, полно грудью вдыхая свежий воздух утёса. Айдан сделал так же, чувствуя, как холод остужает его изнутри

— Вы знаете, чьё это? Мартин дал мне, уверяя, что это перстень грифоньего наездника, однако ваши люди носят другие. — с надеждой спросил Айдан, в попытке узнать хоть что-нибудь. Старый Гриф долго осматривал кольцо и гравировку на нём. Покрутив его в своих шершавых и грубых пальцах, он вручил его обратно Айдану

— СтоннКасселов перстень. — глаза парня полезли на лоб, а челюсть отвисла. «СтоннКассел» прозвучало эхо в голове, болезненное и злостное. Вновь обратившись ко льду и пламени, он попытался отбросить всем мысли, но они, как буря и наводнение, всё настойчивее заполняли разум. Пауза затягивалась. Гриф ожидал реакции и поэтому терпеливо ждал

— Я сын Мартина… — только и прошептал он. Корин посмеялся

— Воистину ты говоришь как он, только ты на него не похож, причём совсем. — заявил он

— Я его сын — стоял на своём Айдан

«Упрямый баран. Смирись. Он же не сказал, не успел сказать, кто твои настоящие родители…» вновь появился внутренний голос, переполнены злорадством

«Мартин и Лара, вот мои настоящие родители!» резко отрезал Айдан

«Ты так уверен? Обманывая себя, только когда придёт час, не удивляйся, что весь мир под ногами рухнул» голос утих и больше не появлялся

— Я сын Мартина и Лары. — уже громче и утвердительное произнёс он. Корин кивнул

— Такой же упрямый и упёртый. Пойдём, вручу тебе седло, а ты рассказывай, как они –

Пересказав во всех подробностях историю Карденхолльского Инцидента и последние слова Мартина и Лары, парень почувствовал, какая скорбь переполняет Корина. Старик сидел в своём кресле, что расположилось в его кабинете. Он был мрачен и зол.

— Тёмные времена настали, это правда. Мартин, он всегда хотел сына, а Лара боялась, никто кроме тебя об этом не знает, но раз перед смертью она рассказал правду, нет смысла сомневаться. — наконец сказал он, после нагнетающей тишины

— Иди в загоны для грифонов, там тебе всё выдадут, а мне, нужно побыть одному. — откланявшись, Айдан удалился. Старый Гриф считал Мартина своим сыном, ведь его отец так рано погиб. Достав огромный том, украшенный рубинами и серебром, он открыл его на полупустой странице. Огромным и красивым заголовком виднелось имя Мартина. Герой Кинхарта и Карден-Холла. Он медленно, скорбя сердцем и душою, вписал последние строчки.

Умер от лёгочной лихорадки, вместе со своей женой Ларой, во время Карденхолльского Инцидента. Его воспитанник Айдан пошёл по его стопам.

Рука не поднялась написать «сын» ведь это парень ни капли был не похож на Мартина или его жену. Но говорил он так же, как и они. Старый Гриф, Корин Дайникер знал, что Мартин был лучшим другом Гарета и Орина СтоннКасселов, а когда твой друг СтоннКассел, невольно начинаешь говорить как СтоннКассел.

Айдану вручили серебряный перстень грифонов. На нём был изображён тот же грифон, закованный в доспехи и никаких гравировок. Она надел его на указательный палец левой руки, на правой руке покоилось СтоннКасселов кольцо. Затем, его повели в загон, где мирно сидела самка императорского грифона, которую он умудрился оседлать. Конечно, он думал, что это он, а оказалось она. И имя её нужно было выбрать подходящие, грифоньи пастухи, молодые и старые, с неподдельным интересом наблюдали за тем, как Анкит подходит к императрице грифонов.

Зверь встал на четыре лапы и поприветствовал ездока, чуть склонив голову и расправив крылья. Он ответил тем, поклонившись и расправив руки в сторону. Так делали только императорские грифоны. Самка, которая от природы более активная, склонная к играм, и агрессии в бою, умными орлиными глазами осмотрела ездока, увидев добротно шестое седло, с ремешками из дорогой кожи, с крепкими стременами, выпирающим вперед рожком, поводами орехового цвета, большими и удобными крылами, возмутилась. Гордо вскинула орлиную морду, наотрез отказываюсь надевать это седло.

Айдан оставил седло в стороне и подошёл к зверю. Самка подалась вперед и по кошачьему мурлыкнула, когда он потрепал её перья, а затем почесал спину, которая зудела до жути. Почистив своим огромным клювом, свои перья на крыльях, она гордо уселась в одном положении, отзываясь только на ласки ездока. Учуяв запах мяса, и вновь помурлыкав, самка принялась есть поднесенное ей лакомство, в виде пряного мяса с рук Айдана.

Пастухи не могли и пискнуть кормить грифона с рук, да ещё и императорского, сравни тому, что лезть чистить пасть простудившемуся дракону. Но видя, как самка аккуратно поглощает огромные куски пряного мяса прямо с руки Айдана, они невольно сжимали кулаки.

— Тебе имя полагается, не так ли? — спросил Айдан. Грифон что-то рявкнула на орлином.

— Да, какое же имя дать грифонше… — не успел он закончить, как самка возмущённо посмотрела на него. Он посмеялся

— Ну ладно, какое же имя дать императрице? — спросил он. Самка удовлетворено отвернулась

— Ну, точно не… даже не знаю, с твоим бело-золотым окрасом, размахом крыльев и размерами… — Айдан почесал её перья и погладил по львиной спине

— Альвева? — спросил он. Она посмотрела на него с интересом, а затем ткнула мордой в плечо, довольно рявкнув что-то на орлином.

— Альва. Альвева. Императрица. — он довольно прижался к ней, и лицом потрепал её перья. Альва помотала мордой и завиляла хвостом