— В твоей постели лежала Лидия, и ты ее обнимал. Ты даже не проснулся, когда я закричала…

Черт, страшно вспомнить, сколько они тогда пили. И какими были идиотами. Правда, после ухода Салли он стал пить еще больше. И даже не заметил, как начал спать с Лидией. Тогда ему уже было все равно.

— Это невозможно. У нас тогда с ней ничего не было. — Он резко наклонился вперед и сжал ее руку. — Посмотри на меня, Салли. Сейчас мне незачем врать.

Она несколько раз делала глубокий вдох, словно собиралась заговорить, затем, собравшись с силами, покачала головой:

— Уже ничего не изменишь, правда?

— Но почему ты даже не дала мне возможности оправдаться?

Это было так нечестно, так несправедливо.

— Утром ко мне пришла Лидия и сказала, что беременна. От тебя, Александр. Она кричала, что убьет ребенка, если ты не останешься с ней. Я не могла, понимаешь? Я просто не могла поступить иначе.

Остальное Гловер уже слышал словно издалека. В ушах шумел кровавый прибой, и надо было полностью сосредоточиться на том, чтобы не снести к черту этот столик под клетчатой скатертью и не шваркнуть о стену белоснежный чайник с дурацкой позолоченной крышечкой.

— Джон был другом нашей семьи… он сказал, что давно меня любит… Мы уехали в Аргентину, там поженились, там родился Тим. Джон… он инженер, строит мосты… Потом долго жили в Китае… Сейчас вернулись домой, но ненадолго. Тим тоже поступил в Кингстон, как мы, представляешь… У нас с Джоном еще есть близнецы, Лиза и Линда. Им десять.

Ее слова обволакивали, словно дым. Александр помахал перед лицом ладонью, разгоняя наваждение.

— Я хочу познакомиться с Тимом.

Салли замолкла на полуслове, словно механическая игрушка, у которой кончился завод. Затем сглотнула и с трудом кивнула головой. Гловеру казалось, что сейчас он услышит скрип заржавевшего механизма, но ее голос звучал все так же ровно.

— Хорошо. Но дай нам время. Я сама скажу ему. Только не торопи меня.

— Хорошо, Салли. Я подожду.

Стоя под козырьком кафе, он смотрел, как она во второй раз перебежала через улицу. Дождь лил стеной, но Салли даже не подумала задержаться и переждать. Хлопнула дверца, и белая машина медленно отъехала от края тротуара.

Отскакивая от каменной плитки, капли воды веером разлетались вокруг. Наверное, брюки уже промокли до колен, но холода Александр не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, кроме сосущей пустоты под ложечкой. Он вытянул ладонь из-под козырька, а потом обтер лицо дождевой водой.

— Держи, — откуда-то из-за спины протянулась рука с сигаретой.

Он благодарно принял ее и сунул в рот. Затем растерянно похлопал себя по карманам. Вот уже пятнадцать лет, как он перестал носить с собой спички. Так же рука, на этот раз с зажигалкой, поднялась к лицу.

Торопливо и жадно затянувшись, Александр задержал в легких горьковатый дым. Немного отпустило, и он медленно, словно опасаясь нового толчка боли, выдохнул. И оглянулся.

Худощавый мужчина в коричневой кожаной куртке сосредоточенно и хмуро сосал свою сигарету, не отводя взгляда от льющей с козырька воды. Затянувшись в последний раз, он раздавил окурок в пепельнице с песком.

— Вот так-то, чел, — и шагнул в сырые сумерки.

Кэти чувствовала себя обладателем внезапно свалившегося на нее богатства. Весь этот субботний день с утра до позднего вечера принадлежал ей одной.

Все началось с того, что рано утром ее разбудил легкий поцелуй в плечо. Приоткрыв один глаз, девушка взглянула на будильник — стрелка приближалась к отметке с цифрой «восемь». В ванной шумела вода, Индейца под одеялом уже не было. Пожалуй, ей тоже пора было вставать, но так хотелось подремать еще. Во всяком случае, у нее в запасе оставалось еще минут пятнадцать, пока не освободится ванная.

Вернувшись в спальню, Александр обнаружил Кэти сидящей ровно посередине кровати, но все еще с закрытыми глазами.

— Ты уходишь?

— Да, еду в Лидс.

— Важные дела?

Девушка сползла с кровати и поплелась в ванную. Гловер поймал ее по дороге, чтобы чмокнуть в нос:

— Ты задаешь очень много вопросов.

Кэти приоткрыла один глаз и тут же закрыла его.

— Ты прав. Лучше, если мне будет все равно.

Вот умела она сказать нужные слова в нужный момент. На самом деле ему вовсе не хотелось, чтобы ей было все равно, и эта мысль беспокойной мошкой зудела в голове, пока он натягивал брюки и застегивал рубашку.

Когда Кэти в роскошном шелковом халате появилась на кухне, Александр уже готов был ехать.

— Кэти…

— Да?

Чайник завис в воздухе, девушка посмотрела на Гловера.

— Я еду к Салли. Мне нужно с ней поговорить.

— Удачи. Буду за тебя волноваться.

Неожиданно ему захотелось улыбнуться. Вот так-то лучше.

Влезать на каблуки ради Оливера Рэмзи Кэти не стала. Хватит с него и тонкого свитера с широкой горловиной, открывающей одно плечо. Отсутствие на этом плече бретельки лифчика давало пищу для размышлений.

Перемены во внешности Кэти Оливер оценил, как только увидел ее входящей в комнату посещений, и не отводил глаз все время, пока она шла к его столу.

— Это действительно то, что я подумал, — он указал на ее обнаженное плечо.

— Совершенно верно.

Рэмзи со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы:

— И у тебя грудь так стоит без лифчика?

Девушка фыркнула, словно разговаривала с несмышленым младенцем:

— Мне всего двадцать четыре. Почему бы ей не стоять? И вообще… советую вам для разнообразия иногда смотреть мне в глаза, мистер Рэмзи.

— В ваших глазах светится разум, а это чертовски отвлекает от более важных дел. Но… — Кэти было забавно наблюдать, с каким усилием Оливер собирает мысли в кучку. — Надо признать, пишете вы отлично. Я тут кое-что зачитал ребятам, смеялись, как дети.

— А как насчет нашего героя? Я угадала?

— В яблочко с первого выстрела.

Первая глава была посвящена Плохишу. Две недели назад Кэти, вытаращив глаза, слушала байки о похождениях некоего влиятельного политика, чье имя Рэмзи, конечно, называть не стал, но описал так ярко, что не узнать этого господина было просто невозможно. Но так же невозможно было и поверить, что грозный министр, громогласно призывающий «поставить на место зарвавшихся милитаристов из стран третьего мира» и устанавливать демократию «железным кулаком», и пузатенький джентльмен в трусах, носках и галстуке, просивший проституток отшлепать его за плохое поведение, был одним и тем же человеком.

Вместе с тем осознание, что большинство мужчин, обладающих почти неограниченной властью, при ближайшем рассмотрении оказываются не злобными и страшными, а всего лишь трусливыми и смешными, странным образом успокаивала.

— Итак, — Кэти включила диктофон, — кто у нас следующий?

— Как продвигается книга?

Кэти плотнее прижала трубку к уху, когда голос Макдермида чуть не был заглушен подошедшим к перрону поездом.

— Легче, чем я ожидала. Спасибо за совет, кстати.

— Какой?

— Выставить наших шалунов в смешном виде. Подозреваю, что они скорее согласились бы предстать перед публикой бандой Джеков Потрошителей, чем стадом ослов с морковкой в заднице.

— Какая еще морковка? — Возмутился Хью. — Девочка моя, ты способна вставить им такую петарду, которая порвет их на сотню хомяков. Дерзай! Я в тебя верю.

Кэти насмешливо хмыкнула:

— Ну, спасибо тебе, добрый человек. А теперь скажи, зачем ты мне на самом деле позвонил?

— Точно! Хорошо, что напомнила, — вот умел Хью убедить собеседника, что это он больше заинтересован в выполнении просьбы Макдермида. Ничего, подумала Кэти, когда-нибудь я тоже так научусь. — Не могла бы ты проведать Эдди, что-то я за него беспокоюсь.

С этого и надо было начинать. Кэти хорошо знала, что по пустякам Хью беспокоиться не умеет.

— Что с ним?

— В том-то и дело, что не знаю. Он два месяца работал, как каторжный, поднял уйму материала, выклевал мне все левое полушарие… эээ…