Первые полчаса, по его расчетам, можно было не волноваться. Так оно и было: Мелвилл улыбался, кивал, даже пару раз наклонился вперед, чтобы кончиками пальцев коснуться запястья Кэти. Видеозапись не велась, а девушка выглядела такой безобидной и беспомощной, что Борис позволил себе расслабиться. Зря, как вскоре выяснилось.

Какой-то из вопросов Кэти заставил Мелвилла резко выпрямиться и сглотнуть воздух. В этот момент он был похож на окуня, обнаружившего крючок в только что проглоченном червяке и осознавшего, что этот крючок вот-вот у него вырвут вместе с желудком.

Равик отложил газету и отодвинул соседний стул, загораживающий ему проход. Зато Кэти улыбалась все так же простодушно, а Эбби по-прежнему деловито строчила в большом блокноте с желтыми листами. В следующие пятнадцать минут Борис убрал крепко сжатые кулаки под столешницу и цедил ответы сквозь зубы. Кэти, заканчивай, мысленно попросил девушку Густав. Я ведь могу и не успеть.

Мелькнувший в зеркале силуэт мужчины в темном пиджаке, позволил ему с облегчением перевести дух. Гловер собственной персоной приблизился к стулу Бориса, чтобы пожать ему руку, а затем жестом указал, что будет ждать у барной стойки.

Мелвилл заметно расслабился, наверное, решил, что тяжелая артиллерия пришла на помощь именно ему. Две бутылочки воды и чашка кофе помогли ему продержаться до конца интервью, после чего Борис бодро порысил к туалету, чтобы снять напряжение. Мимоходом, он хлопнул Александра по плечу:

— Пять минут, дружище. Закажи мне двойной скотч.

Когда дверь в дальнем конце зала закрылась за Мелвиллом, головы девушек и босса повернулись в сторону Равика. Похоже, Борис был здесь единственным, кто не заметил его присутствия. Пришлось сунуть газету в карман и подойти к их столику. В последний раз он так смущался, когда Мелани, его дочь, с подругами обнаружили его дежурящим у входа в ночной клуб, где девчонки отмечали очередной день рождения.

— Ну, и как вам наш будущий мэр? — Поинтересовался он у девушек. — Симпатяга, правда.

— Довольно мерзявый, — сообщила Эбби, убирая в сумку блокнот и диктофон. — И весь скользкий какой-то.

— Точно, — согласилась Кэти. — Такое впечатление, что соврет даже если спросить, как пройти в сортир.

— После него так и хочется руки вымыть.

— Ага, и продезинфицироваться. Снаружи и изнутри.

— Хорошая идея, — заключил Равик. — Кстати, насчет дезинфекции. Здесь через два дома есть отличный паб. Называется «Полторы пинты».

Девушки переглянулись:

— Ну, что ж. Полторы так полторы. Нам хватит.

Гловер проводил их долгим взглядом. Следующий час ему было суждено провести в обществе Бориса Мелвилла, неудивительно, что сейчас он чувствовал себя каторжником, прикованным к высокому барному стулу.

— Выпьешь? — Спросил он подошедшего к стойке Густава.

— Здесь? Не стоит. Пожалуй, пойду догоню девочек.

— Предатель. — Зависть в голосе Александра прозвучала настолько искренне, что заставила Равика рассмеяться.

— Не завидуй. Лучше побыстрей избавься от этого засранца и приходи в «Полторы пинты».

С той самой минуты, когда Индеец вошел в паб, сел на лавку рядом с Кэти и приобнял ее за плечи, вопросов, куда она пойдет сегодня вечером, уже не возникало. Равик понятливо ухмыльнулся, а Эбби выпучила глаза и выразительно продемонстрировала, как возвращает на место отпавшую челюсть. Кэти вздохнула и пожала плечами, мол так уж получилось, ничего теперь не поделаешь. Больше объяснений не требовалось.

Уже позже, лежа у него на руках, Кэти пробормотала:

— Пожалуйста, скажи мне, что это временное помешательство, и скоро все пройдет.

То, что они вдвоем вытворяли на протяжении часов трех, иначе, как сумасшествием назвать было нельзя. Секс со Стивом теперь казался ей не более грешным, чем пением псалмов в воскресной школе.

Гловер наклонился, чтобы нежно коснуться губами влажных прядок на виске:

— Могу только сказать, что приложу все усилия, чтобы оно не прекращалось как можно дольше.

Последовало короткое молчание, затем тихий вздох:

— Ладно. Ответ правильный.

И все-таки было непонятно, как после этого жадного безумия, этой страсти на грани исступления, он сейчас мог укачивать ее на руках, словно ребенка. Снова его тихий голос:

— Потому что ты тоже этого хочешь?

— Потому что ты сказал правду.

Честно говоря, сам он знать правду совсем не хотел, потому что эта самая правда была до крайности неприятна: с каждым днем он все больше прикипал к этой девушке почти в два раза моложе себя, такой жизнерадостной, красивой и независимой. Что будет с ней, если он найдет способ привязать ее к себе? Станет ли она такой же расчетливой, холодной и циничной, как он сам, как все его женщины за последние пятнадцать лет?

А что будет с ним, если она его бросит? Однажды он это уже пережил, и вероятно, сможет пережить снова. В любом случае, при всех возможных потерях, игра стоила свеч.

Он повернулся во сне и, почувствовав холод простыней под боком, внезапно проснулся и открыл глаза. Вторая половина кровати была пуста. Гловер откинул одеяло в сторону, встал с кровати и быстро натянул джинсы. К черту все эти рассуждения о разнице в возрасте и страхе перед будущем. Сейчас он должен был найти и вернуть ее, уложить в свою постель, закутать в одеяло и для верности прижать сверху ногой. Ее место было здесь, рядом с ним. Он оглянулся в поисках своей рубашки.

Ни на полу, ни в кресле рубашки не обнаружилось. Она нашлась в гостиной. На Кэти.

Обняв себя руками за плечи, девушка сидела на полу перед огромным, во всю стену, окном. Откуда-то тянуло холодком, и в сорочке Гловера было зябко, но уходить от простирающегося до самого горизонта моря огней не хотелось.

Ей на плечи бесшумно опустился пушистый плед. Так же бесшумно рядом уселся Индеец.

— Нравится?

— Завораживает. Сейчас Лондон кажется живым, с ним даже можно поговорить, наверное.

Вот так, она сразу схватывала суть вещей. Даже непонятно, что ему больше нравилось в Кэти, ее детский интерес к миру, мудрое принятие всего окружающего таким, как оно есть или… ее круглая попка. Мысли упорно сворачивали куда-то не туда.

— А Виктория, моя тетка, называет эту квартиру стеклянным зверинцем.

— Есть немного, — признала Кэти, и положила голову Гловеру на колени, — но она не знает, что по ночам твой дом превращается в волшебный фонарь.

Небо над Лондоном было темно-розовым, дорожки огней отмечали границы автострад, между ними навстречу друг другу летели проворные светлячки автомобилей, пространство парков зияло в нарядном полотне ночного города огромными черными дырами.

— Малявка, ты спишь у меня на коленях, как котенок.

Снизу раздалось протестующее, но сонное:

— Не, не сплю.

Его рука перебирала вьющиеся прядки рыжих волос.

— Что мне сделать, чтобы ты осталась со мной? Хочешь, поженимся?

— Не-а.

— Я буду только твой.

— Не надо.

Ах ты зараза, так что же тебе нужно? Может быть, Кэти умела слышать мысли, потому что сказала:

— Просто не ври мне.

Рука Александра на мгновение замерла, а затем снова погрузилась в кудрявые волосы.

— Постараюсь.

Лидия опустилась на обтянутый бежевой кожей диван и поставила сумочку рядом. Борис сидел на таком же диване напротив в давно знакомой позе: поставив локти на колени и набычившись над стаканом с виски. В последнее время эта картина стала уже привычной.

Женщина досадливо поморщилась. В ее планы не входило, чтобы муж утонул в море алкоголя посреди выборной гонки. Он должен был выгрести к берегу, чего бы это ему ни стоило.

— Как прошло интервью?

Борису незачем было знать, что она уже успела позвонить Гловеру. Как всегда, о деле Александр говорил коротко и по существу:

— Твой муж не хочет, чтобы это интервью было напечатано. Он наговорил лишнего, а когда сообразил, что облажался, попытался угрожать моей сотруднице. Сейчас ситуация складывается не в пользу Бориса, и ты можешь попробовать подписать документы на развод на твоих условиях.