Распоряжения подчиненным Харитон Лукьянович отдавал ласково, но в то же время непреклонно. Если ему возражали, говорил: «Вы уж, голубчик, душа моя, потрудитесь сделать, как я велел» – и так веско, что спор тут же прекращался.

На инспектора он обрушил лавину всевозможных сведений: цифр, имен, названий. «Покорнейше осведомился», каковы будут распоряжения по тысяче самых разных технических вопросов. Будет давить компетентностью и незаменимостью, догадался Адриан. И стал на все вопросы обстоятельно отвечать – в дороге он не только кидал уголь в топку, но и готовился.

Рыхлая физиономия главного инженера постепенно твердела, в узких глазках разгоралась тревога. Доведя собеседника до нужной кондиции, Ларцев потребовал объяснений по смете расходов на охрану строительства Предгорного участка.

– Вы намерены заплатить за этакий пустяк сто сорок тысяч рублей? Это совершенный грабеж.

Нарочно выразился резко – чтоб инженер, и так разозленный, не уклонился от стычки.

– Грабеж будет, если сэкономим, – сердито ответил Микишов. – Там безобразничает шайка Клайнкуя. Это неуловимый, жестокий предводитель абреков. Он не только берет добычу, но еще и убивает рабочих, а всё, что не может увезти, жжет и ломает. Клайнкуй не простой разбойник, он враг России. Раньше был офицером туземной милиции, но зарезал уездного начальника и ушел в горы. Вы, наверное, слышали, что местные племена понуждаются к переселению в Турцию. Некоторые отказываются, подаются в абреки. Приходится платить казачьим станицам за выделение надежной охраны.

– Сто сорок тысяч?

– Считайте сами. Триста казаков на три месяца из расчета по сто рублей в месяц на человека – это девяносто тысяч…

– Да мы сто рублей в месяц даже опытным десятникам не платим!

– Увы, казаки – добровольцы. Сами назначают цену. Пользуются, что больше нам обратиться не к кому.

– А куда нам триста охранников? Велика ль шайка этого… Куя?

– То несколько человек, то несколько десятков. Всё зависит от настроения в аулах. Но поди угадай, откуда они налетят. Приходится держать караулы в десяти разных местах.

– Допустим казакам девяносто тысяч. А остальные пятьдесят?

– Бакшиш станичным атаманам, без разрешения которых никаких добровольцев мы не наберем. Ужасные прохиндеи, и вошли во вкус, разлакомились.

Харитон Лукьянович развел руками, но вид при этом имел предовольный: что, съел? Уверенный, что взял верх, покровительственно прибавил:

– Ничего-с, я умею с ними договариваться. Вам только смету подписать, остальное я устрою.

– Оставьте бумагу, я подумаю, – кончил разговор Ларцев.

И решил дело по-своему.

Из-за милютинской военной реформы и объявленного перехода на воинский призыв в отставку увольняли множество старых солдат. Адриан нанес визит военному начальнику Терской области Лорис-Меликову, побеседовал с ним. Генерал оказался человеком весьма дельным и по-отечески небезразличным к судьбе ветеранов. Многим старослужащим, давно оторвавшимся от корней, было некуда возвращаться и нечем себя кормить. Инспектор сделал генералу взаимовыгодное предложение, которое было сразу же принято и претворено в жизнь.

В результате железная дорога обрела собственную охранную команду, первосортную, отлично дисциплинированную: четыре полувзвода бывших кавалеристов и пластунов. Выгода для «Сев-Кава» вышла тройная. Во-первых, расход вчетверо меньше ста сорока тысяч. Во-вторых, подчинялась стража непосредственно инспектору, а не каким-то трудно управляемым атаманам. В-третьих, отпала необходимость из соображений безопасности искусственно удлинять трассу, а это уже была экономия не на десятки тысяч, а на миллионы.

Почти сразу же у Адриана произошла еще одна стычка с «Мякишем», по вопросу еще более принципиальному.

Акционеры финансировали строительство дороги в горной местности из суммарного расчета пятьдесят пять тысяч рублей за версту. Подряд оплачивался «чохом», поверстно, без разделения на виды работ. Для главного инженера это было очень удобно – меньше мороки, но для компании получалось накладно. Ларцев перестроил дело по-американски. Стал давать отдельные подряды на разбивку, на землекопание, на мосты, на прокладку пути, а дорогостоящее взрывное дело вообще оставил себе – любил возиться с динамитом. Когда подбили итог, вышло в среднем на версту вместо пятидесяти пяти тысяч шестнадцать с половиной.

Харитон Лукьянович пришел в необычайное волнение. Сыпал цифрами, тряс схемами, пугал скверным качеством и грядущими авариями, но в конце концов понял, что не на того напал. Поник, смирился с неизбежным и потом стал шелковым. В знак согласия устроил инспектору в своей владикавказской конторе примирительный банкет, попросил вместе сфотографироваться на память и после прислал на линию карточку. На ней хмурился уставший от тостов Ларцев, рядом смирно улыбался Микишов, а внизу было начертано: «Primo – Secundus», «Первому – от Второго».

Сотрудничество инспектора и главного инженера отлично выстроилось. Ревнивый соперник превратился в превосходного, грамотного помощника. Микишов сидел в городе, исполняя поручения, которые из рабочего лагеря слал Ларцев, живший в вагоне. Изо дня в день трасса удлинялась, вагон перемещался дальше на восток. Растягивалась и телеграфная линия, обеспечивавшая моментальную связь с Владикавказом.

Всё работало, как часы. Землекопы трудились в две смены. Рельсы укладывали даже ночью, при свете костров. На равнине в иной день проходили полторы, а то и две версты. Потом начались предгорья, постепенно выраставшие в горы. Движение замедлилось, но скорость все равно оставалась образцовой – опять-таки не хуже, чем в Вайоминге.

Так продолжалось до тех пор, пока не приключилась «ситуация». Этим термином Адриан Ларцев обозначал всякое чрезвычайное происшествие, которое останавливало работу.

Утро началось обычно. Погрузили в телегу теодолит, буссоль, отвес, рулетку, инструменты. Ларцев сам вел пикетаж: вооружившись геодезической таблицей, рассчитывал румбы, выводил кривую, наносил ее на план. Двигались быстро, под стук топоров – это рабочие забивали в землю разметочные вешки. На прокладке, как положено, присутствовали двое подрядчиков – «земляной» и «полотняный». Первый будет делать насыпь, второй класть на нее железнодорожное полотно. У обоих свой интерес, притом разный. Производителю земляных работ платят посаженно, ему чем кривее трасса, тем выгодней, поэтому хитрован все время жаловался – то на каменистость, то на топкость. Уговаривал «поддать радиуса». Второй сердито возражал. У него на склад было завезено рассчитанное количество рельсов и шпал. Если их окажется недостаточно и произойдет остановка, ему платить большой штраф.

Под перебранку подрядчиков, не слушая ни того, ни другого, Ларцев делал свое дело. Настроение, как всегда на разбивке, у него было прекрасное. К тому же Адриана веселило присутствие атамана ближайшей станицы, приехавшего поглядеть, как проляжет трасса. Вислоусый пожилой есаул был хмур и зол. Бесился, что железнодорожники обошлись без казачьей охраны – такой куш прошел мимо рта. Станичник всё выискивал, за что бы выцыганить плату. То нельзя было перерезать выпас, то вырубать рощу, то еще что-нибудь. Ларцев на все претензии хладнокровно предлагал жаловаться генералу Лорис-Меликову.

Расстраивал Адриана только новый конь, неделю назад купленный в предыдущей станице. Выросший в тайге Ларцев потом так и не научился толком разбираться в лошадях. Каурый иноходец, обошедшийся в целых триста рублей, был очень красив, но редкостный дурак. Всего пугался, даже вороньего крика или торчащей из земли коряги, а вчера вчистую сжевал лежавшую на столе карту местности.

Проложив путь прямо через дорогую атаманову сердцу рощу, Ларцев пошел вперед посмотреть на поросшую камышом речку. Надо было понять, что дешевле: ставить мост или насыпать плотину и повернуть течение реки в соседнюю балку.

Раздвинул высокие стебли, прикрывавшие небольшую полянку на берегу, и застыл на месте.