Довольный скрытым смыслом собственных слов, он выслал инструкции У-пространственным ракетам.

Вытянутая золотая капля головного корабля Королевского Конвоя, вершина прадорской боевой техники, дернулась, вспучилась – и попросту разлетелась на части, только взрыв полыхнул зеленоватым полярным сиянием на фоне бледно-розового света гипергиганта. Брокл подумал, что это прекрасно, одновременно инициируя внутренние структурные силовые поля – обязательное на «Высоком замке» условие при стрельбе из гравитационно-волнового оружия. Тем временем что-то вроде прадорского камикадзе материализовалось всего в нескольких сотнях километров от государственной флотилии и запустило ядерный двигатель, понесшись вперед с ускорением, которое в тысячу раз превышало ускорение свободного падения.

Строй государственных кораблей рассыпался, звездолеты тоже включили движки на полную мощность. Они могли бы снять камикадзе, но подозревали, что тот под завязку нагружен ПЗУ, которое сдетонирует вместе со взрывом снарядов из антиматерии. Стрелять в эту штуку – все равно что стрелять в гранату, лежащую на полке в твоей комнате.

Второй «камикадзе» появился со стороны солнца, снова распугав корабли, а вторая государственная У-прыжковая ракета снесла хвост второму судну Королевского Конвоя. Первый камикадзе взорвался – на удивление неэффектно. И теперь на атаку ответили корабли. Атомные лучи метнулись от прадорских судов и расплескались по внезапно окрепшим силовым полям. Пространство наполнилось роями рельсотронных снарядов.

«Как это всё допотопно», – подумал Брокл, активируя гравитационное оружие.

– Гаси их! – приказал он государственному флоту.

Ударила гравитационная волна: зыбь пространства-времени прошила два прадорских корабля, превратив их в скрученные обломки. Один из них раскололся вдоль. «Высокий замок» не слишком хорошо целился и плоховато рассчитывал время, потому что продолжал тянуться к государственной флотилии. Слабая гравитационная волна не могла уничтожить корабли, но вызывала множество повреждений. Впрочем, один штурмовик исчез в яркой вспышке, растворился, как тень, – какой-то из контейнеров, содержавших ПЗУ, который должен был защитить устройство от гравитационной волны, видимо, оказался бракованным. Брокл почувствовал боль, когда погиб его субразум. Но остальные уже покинули зонды и направлялись к выпускным трубам корабельных разумов.

Белые лазеры испепеляли рельсотронные снаряды; потом, когда стало ясно, что оболочки некоторых сделаны из редких прадорских сплавов, заработали атомные лучи. Но результата все равно не было. Два ударных корабля попали под шквал осколочных снарядов и исчезли бесследно. Три прадорских судна одно за другим разбухли и взорвались, точно наполненные бензиновыми парами шарики. Остатки строя начали отступать, и, когда еще два звездолета были аннигилированы, Брокл почувствовал, что два ударных корабля находятся под его контролем.

– Мы можем отпустить их, – сказал Гаррота спокойно и снисходительно, даже не подозревая, что субразум Брокла уже вскрывает запоры его аварийного люка.

Брокл размышлял об одиннадцати оставшихся прадорских кораблях. Включив силовые поля, они уходили – так быстро, как только могли. Считаные секунды отделяли их от У-прыжка, их управляющие поля даже преодолели местное искажение, но они оставались абсолютно уязвимы для У-прыжковых ракет, и их можно было уничтожить в любой момент. Что же делать? Позволить им развеять выдумку Брокла о том, что ими овладел Пенни Роял? Не лучше ли им просто исчезнуть, чтобы новости о случившемся здесь, распространились не так быстро?

Заполучив оставшиеся четыре ударных корабля, аналитический ИИ осознал, что всё это не имело значения. Неважно, узнают ли ИИ, попавшие под его контроль, о том, что он лгал, и неважно, разлетятся ли новости, тем более что прадорские суда все равно постоянно переправляли сведения в Королевство.

– Да, отпустим их, – согласился он.

– Что за… – начал Гаррота.

А потом единица субразума заставила его замолчать, перерезав оптический кабель, а другие, окружив ИИ, ввели нановолокна. Мгновением позже дредноут пал.

Готово.

В виртуальности восемь корабельных разумов – ИИ ощущались Броклом как опухоли на просторах его свободного существа. Но он постепенно разделил их, вытеснил, поглотил, сделал частью себя. И это не было убийством, поскольку в некотором смысле они по-прежнему существовали.

– Теперь идем к Лейденской воронке, – проговорил он, увеличившись еще больше и став еще увереннее в себе.

Ответа не последовало.

Я увидел, как шаттл дрогнул – и оторвался от земли, подброшенный плазменным взрывом. Другие ракеты раздирали его на куски уже в воздухе. Стена огня и обломков поднялась надо мной и обрушилась, накрыв Сепию. Я застыл, парализованный, перенесшись прямиком к собственной смерти на Панархии, но вдруг что-то сильно толкнуло меня, отбросив в сторону. Я упал за один из металлических зубцов, увлеченный на землю Рисс, которая крепко обвила мой торс, и огненный вал разделился, огибая преграду, но все равно зацепил меня. Я покатился среди окалины и раздробленного камня, а Рисс металась вокруг размытым пятном, отражая самые опасные обломки.

Наконец я растянулся на спине в серой пыли. Я постоянно пытался связаться через форс с Сепией и получал лишь сообщения об ошибках. Я вспомнил, как еще при первой встрече с мистером Пейсом думал, что подвергаю ее опасности. А сейчас… Рисс скользнула в сторону, разглядывая что-то сквозь клубившуюся пыль. Я сел, стряхнув с себя щебень и довольно страшные на вид металлические осколки. Секундой позже дисплей визора сообщил мне о паре уже залатанных дырок в скафандре, которые требовали особого внимания, а медицинский монитор доложил, что кровотечение из правой ноги остановлено, но им тоже не следовало пренебрегать. Перекинув данные со скафандра на форс, я получил подробности: в мякоти икры засела какая-то заноза, причем щепка должна была быть очень твердой, если проткнула скафандр. Я осторожно встал, но боли почти не почувствовал – скафандр автоматически сделал инъекцию наноанальгетика.

– Он приземляется, – сказала Рисс.

Меня охватила тошнотворная злоба. Да, во время войны я убивал прадоров, но жизнь человеческого существа не обрывал никогда. Даже если у меня появлялась такая возможность и подобный поступок полностью бы оправдали, как в случае с Изабель Сатоми, я избегал этого. Но сейчас я готов был убить.

– Флейт, – канал открылся без труда, – стреляй в него.

– Не могу, – простонал Флейт. – Вы изолированы!

Он выслал видеоданные, и теперь я смотрел через его сенсоры, обращенные в нашу сторону. Почти половину планетоида заслонял купол силового поля. Сфокусировавшись на объекте у поверхности, я увидел, как в облаке пыли сел корабль мистера Пейса. Потом я переключился на пылавшие остатки нашего шаттла и обшарил прилегающую территорию. Фигуры в скафандре я не обнаружил. И не поймал ни одного сигнала от Сепии.

– Гребаный Пенни Роял.

– Именно, – кивнула Рисс.

– Что мне делать? – Флейт, похоже, немного успокоился.

– Будь наготове, – ответил я и обратился к Рисс: – Мне нужно найти Сепию.

Рисс повернулась ко мне, застыла на миг – и произнесла:

– Там.

Я замешкался, собираясь с духом, и спросил:

– Она жива, Рисс?

– Не могу сказать, далеко, – ответила змея-дрон на ходу.

Я торопливо осмотрелся:

– Рисс, а где этот чертов шип? – Но прежде, чем она успела ответить, добавил: – Ладно, не важно.

Шагая за ней, я сам ощущал шип впереди и знал, что сумею найти его и при нулевой видимости. Возобновив связь с ним, я вдруг почувствовал себя легче, уверенней, но и злость никуда не ушла. Через шип я попробовал еще раз нащупать форс Сепии, но за сообщениями об ошибках слышалось только шипение.

– Мистер Пейс, – обратился я к Рисс, чтобы отвлечься от ужаса предчувствия того, что мы можем найти, добравшись до Сепии.