Таюли утонула в притушенном коконе, уносящем её прочь от Заанантака. И вдруг ей остро захотелось помечтать. Как прежде, как в детстве, а паче в юности: о самых незатейливых и великих вещах, что однажды наполнят её жизнь счастьем. И тем своим, лишь ей необходимым покоем. Но в самой потаённой глубине безмерно утомлённой всеми этими приключениями головы назойливо крутились мысли о Дэгране.

Подумать только: она умерла – пусть это и не так, но для неё это было – потом воскресла и первым делом подумала именно о нём. О демоне, оборотне… и вообще. Да, всякая влюблённая женщина только так и видит свою жизнь: всё о нём, всё для него. Но, ведь она-то не влюблена. Такое дико и предположить, стоит вспомнить то громадное чудовище, каким он является миру в своём подлинном облике. ЭТО любить нельзя!

К ЭТОМУ невозможно испытывать и простой симпатии, столь обычной среди людей. Именно из-за того, что он не человек – его уродство тут ни при чём. Демон не способен любить, как сапог на твоей ноге или обеденный стол – где уж тут взяться хоть малейшей ответной душевности? И человек, что слился с ним в единую сущность – как человек уже совершенно мёртвый – также утратил это чувство, сколько бы там человеческого в нём не оставалось.

Но, ведь свою демонюшку Таюли любит всей душой. Её сердце откликается на каждую обиду, каждую несчастность малышки, для которой собственные отзвуки человеческих чувств мимолетны и бесследны. Она тревожится за её будущее: не попусти Создатель, вырастет такая же высокомерная ненавистница всего доброго, как Виолия. И станет жить среди людей сотни лет, отравляя жизнь и им, и даже своим же Лиатам.

Так, значит, что?.. И с Дэграном тоже? Неужто, она и его любит? Тогда отчего же в душе нет ничего подобного? Почему от мыслей о нём не теплеет внутри и не тянет улыбаться на всякий вздор. Почему, наконец, Таюли совершенно неинтересно: где он сейчас, что делает, о чём думает? Думает ли о ней? Ей это безразлично, но вот она проснулась нынче поутру, и первая мысль о нём. И она копается в ней с вялым обыденным интересом хозяйки, припоминающей, куда же делись любимые домашние штаны?

А может, Таюли просто неправильно понимает любовь? Начиталась книжек и перетащила из них всё, что понравилось, в настоящую жизнь. А подлинная любовь, на самом деле, не терпит ни шуму, ни всяких там красивостей напоказ…

Интересно, а Дэгран об этом хоть раз задумывался?..

– Я окончательно запутался, – пожаловался Саилтах Рашдар Восьмой своей супруге, развалившись в её любимом кресле.

И в то же время, несясь в битву разгорячённым скачкой боевым конём. На его правом колене восседал отважный Нуртах Пятый Завоеватель и лупил мечом по предусмотрительно не снятым толстым кожаным штанам. Он мчался в бой, подпрыгивая на ноге отца, и самозабвенно вопил, увлекая за собой неисчислимые войска.

– В чём? – уточнила Диамель, копаясь в шкатулке с украшениями.

С так сказать подарочными украшениями, которые сама сроду не наденет: больно уж вычурны. А вот послать в подарок очередной высокородной невесте из семьи наиболее приближённых аташтаков в самый раз.

– Во всей этой путанице с Двуликими и демонами, – раздражённо процедил король. – То у нас Таюли становится Двуликой нашей малышки. То вдруг приблудившегося с посольством Раана. И снова Двуликой для Челии, а потому она у нас теперь Трёхликая. Да к тому же пропавшая неведомо куда. Сбежала и от своих демонов, и от чужих. А, между прочим, кто-то мне обещал, что Двуликую к демону привязывает намертво. И я уже привык думать, что эта девчонка чуток воспитает для нас хотя бы парочку Лиат.

– И без неё справимся, – преспокойно отмахнулась Диамель, разглядывая умопомрачительное ожерелье из редчайших синих кораллов.

– А если Таюли умчится на север?

– Непременно умчится, – рассеянно пообещала королева.

– Здорово! Теперь Челия устроит нам дикую истерику, – капризно надулся его величество, обиженный таким пренебрежением к своим заботам о мире и благополучии в Суабаларе.

– Не устроит, – удивлённо подняла на него глаза Диамель. – С чего ты взял?

– То есть? – обалдел Саилтах. – Таюли же её Двуликая.

– Таюли просто Двуликая, – терпеливо пояснила Диамель. – И не является собственностью любого из демонов. Куда её душа потянется, туда она и отправится. А поскольку первым был ритуал с Рааном, Таюли отправится к нему.

– Ты так спокойно об этом говоришь? – с подозрением сощурился король, отыскивая на её лице следы подвоха.

– Потому что не о чем беспокоиться. Рядом с Челией целая пара Двуликих, к которым ЗУ так же благоволит. И воспринимает их как…

– Кто такие? – нетерпеливо перебил её супруг, дёрнув ногой.

Конь под Нуртахом Пятым взбрыкнул, за что и получил особо увесистый шлепок мечом. Саилтах поморщился, потёр колено и выжидательно уставился на мать драчливого завоевателя.

– Во-первых, я, – начала Диамель.

– Никогда! – взревел король.

Вырвал сына из седла и подскочил, как ошпаренный. В недоумении – и на всякий случай – висящий в отцовских руках Нуртах огрел оборзевшего коня по голове. Саилтах Восьмой выругался. И Нуртах Пятый вновь попытался показать, кто тут отважный воин, а кому лучше угомониться, сесть и продолжить скачку.

– Ты путаешь две совершенно разные вещи, – неподражаемо спокойно констатировала королева. – Быть Двуликой и стать Двуликой.

– Допустим, – моментально понял подоплёку Саилтах.

Заметно успокоился и рухнул в кресло, усадив лягающегося и пускающего злые пузыри сынишку на коня.

– Я, как ты помнишь, прирождённая Двуликая, – продолжала рассуждать Диамель, чтобы раз и навсегда разобраться с запутанным вопросом. – И, собственно, действую, как она. У меня, можно сказать, целых три Лиаты на воспитании.

– На воспитании, – насмешливо передразнил король. – Говори уж прямо: на шее.

– У меня на шее целых три Лиаты, – покладисто повторила королева, продолжая копаться в шкатулке. – И для них я самая настоящая Двуликая. Даже не пройдя ритуал. Ну, или почти Двуликая.

– Половинчатая, – хмыкнул Саилтах, особо высоко подкинув сына.

Нуртах Пятый взвизгнул и зачастил мечом – видать, доскакал-таки до врага и вступил в смертельную схватку.

– А кто вторая? – понукнул Саилтах непозволительно задумавшуюся жену.

– Иштан, позови Каюри, – попросила Диамель.

Сидящая рядом служанка отложила шитьё, поднялась и поспешно выскользнула из спальни королевы.

– Опять какие-то вшивые тайны, – недовольно проворчал Саилтах.

Острым взглядом воина он уловил, как еле заметно дрогнули кончики губ жены. С трудом сдержала усмешку. У, злыдня – ласково обругал он любимую, продолжая изображать безмятежно играющего с сыном добросовестного отца. Они его не подловят! Нашли, с кем тягаться.

И всё-таки чуток подловили. Когда в спальню вошла спокойная, как снежная горная шапка, Каюри, король выругался во второй раз, хотя и не так воодушевлённо, как в первый. Он таращился на служанку жены, облачённую в дорожный наряд простолюдинки. И никак не мог придумать, что сказать: заклинило.

– Только не в моём доме, – наконец, выдавил он, подбадривая себя привычным осознанием того, что выше короля в Суабаларе нет никого.

А король он.

Каюри поклонилась своему господину и выжидательно посмотрела на госпожу. Огненная змейка на её шее изобразила замысловатый пируэт и так же уставилась на королеву – если можно так сказать.

– В нашем доме и не получится, – с нескрываемым разочарованием вздохнула Диамель, грустно глядя на свою любимую служанку.

– Ах да! – хлопнул себя по лбу король и бессовестно обрадовался: – Они же должны шляться!

– Саилтах! – обиделась Диамель.

– И даже прощения не попрошу, – мигом встал обидчик в защитную стойку. – Даже ради приличия. Если наша драгоценнейшая, – дурашливо залебезил король, – наша непревзойдённейшая Каюри очистит крепость от самых назойливых демониц, я… я…, – опять заклинило у него с волеизъявлением.