– Здесь на немецком всё! – заявила Камилла, пролистывая страницы.

– Дай мне! Я знаю немного этот язык, – Николь, выхватив из рук брюнетки дневник, принялась читать и переводить записи.

Датировано пятнадцатью годами ранее: «Я, барон Конрад Вительсбахский, в своё восемнадцатилетние начинаю сей дневник, дабы мои потомки знали и восторгались моими подвигами. К моему дню рождения на меня сшили богато украшенный Трахтен32. В таком-то одеянии я предвкушаю, что все прекрасные девицы будут веселиться со мной до глубокой ночи, а, вероятно, и до утра.

Дражайший дневник, после первого дня восемнадцатилетия голова раскалывается, как грецкий орех, но ядро в целости и сохранности. Многого не помню, перебрал наливочки. Утром проснулся на траве вблизи проезжей дороги в Малой Зенобии среди челяди. Костюм на выброс. Не беда – сошьют ещё. Главное, барышням я позадирал юбки и…»

– Дальше я читать не буду! – смутилась Николь и перелистнула часть дневника.

Датировано десятью годами ранее: «Дневник, сообщаю, что умер барон Вительсбахский, отец. Словами не передать всю скорбь, бушующую в моём сердце. Напьюсь и буду гулять, а дамы высосут из меня всю горечь».

Датировано семью годами ранее: «Выгнали из приличного места в Большой Зенобии. Не пускают больше. Накуролесил изрядно. Пошёл к черни в Малую. Забрёл в паб «У зеленого Нила». Там было веселее и люди попроще, но деревенщина – говорить мне с ними было не о чем. Однако наливочка решает эту проблему враз.

Во время десятой попойки с этими плебеями, когда мы пили зенобийскую наливку, я услышал голос ангела. О как она пела! А как выглядела! Длинные рыжие огненные волосы, стан как у Афродиты, тонкие виртуозные пальцы – тогда я даже не представлял, что она могла ими ещё делать помимо игры на мандолине. Девушка-мечта!

Дражайший дневник, я вышел из запоя. Каждый день посещаю места, где поёт Джун. Вчера танцевал с ней. Сказала, что лучшего танцора от Зенобии до Либертатиса не видывала. Не даром я барон Вительсбахский. Дала себя поцеловать. Пишу стихи ей. Мечтаю о ней и люблю только её».

Датировано пятью годами ранее: «Дневник, я решился. Несмотря на матушкины предостережения, что дворянская порода не совместима с простолюдинами, что мы не просто чистокровные баварцы, но и древний род магов, я предложил ей руку, сердце и все остальные части тела. Она согласилась! Готовимся к свадьбе.

Мне кажется, что кто-то следит за мной, прожигает своим взором мне спину. Пианист, который играет вместе с Джун, постоянно смотрит на меня как-то не по-человечески. Ещё раз поймаю такой взгляд, пальцы его не смогут больше нажимать на клавиши. Джун же… с каждым днём моя любовь к ней становится только крепче.

Пианист продолжает на меня смотреть искоса. Мне не по себе. Чувствую себя уставшим и истощённым. Перетёр с ним. Против черни лучше магии и кулаков, только лом. Он обещал исправиться. Пальцы не стал калечить – Джун расстроится.

Постоянно не везет – падаю, спотыкаюсь, опаздываю на встречи. Болит то голова, то живот. Снадобья не помогают. Как будто сглазили. Джун говорит, что во мне что-то изменилось не в лучшую сторону. Пианист всё время крутится вокруг неё».

– Дальше почерк неразборчивый, – предупредила Николь.

«Мемя прокляр эттт пианист. Он украр Джун. Я урот. Она мемя ме полюбит дагого микогда».

«Умерна матушка – не выдержана моедо вида. Разпил зеркала».

«Пыдался убиться – ме выжло».

«Прижла кусина Катрина. Покормиала. Прогнан».

«Маротеры пришли – спрядался. Фсе расфорофани».

«Сопаки вернунись – покорним».

«Сопаки охраняюд мемя – кормлю иг».

«Месдные дети захотят – шугаю, гонию».

«Пытафся упится – снофа не высло».

«Присла кусина. Остафила ету».

«Читаю гниги».

«Читаю гниги…».

Датировано полугодом назад: «Уснан, што Джун помомвлена и выгодит зануж за пианиста черес полгота в декапри».

«Пыдался убиться – ме понучается…».

– Из того, что я разобрала и поняла, – его проклял какой-то пианист, – заключила Николь, а барон попытался подтвердить, простонав.

– Также выходит, что возлюбленная барона выходит за этого гада через месяц, – добавила Камилла и сокрушённо вздохнула, смотря на сидящего на полу человека, боящегося показать ребятам своё лицо. – Бедный… Как же мне жаль его.

– Всё ясно! Значит, будем расколдовывать. Нам ведь совсем нечего делать… – обречённо закатил глаза Лазиз. – Итак… Кто-нибудь знает, как снимать проклятья? – ребята отрицательно покачали головой. – А ты, барон, знаешь?

– Н-н-нет, – через силу протянул барон.

– Хорошо, сейчас уже поздно. Следующие выходные давайте посвятим поиску решения – пойдем в библиотеку, поищем специалистов, – предложил Вэл, и все утвердительно кивнули. – Барон, не отчаивайся, ещё есть месяц до свадьбы Джун. Может быть, удастся всё переиграть. Видишь? Не все люди злые.

Конрад ничего не ответил, так и оставшись сидеть в том углу. Ребята попрощались с новым знакомым, осторожно обошли собак, которые всё ещё мирно лежали у лестницы, и вышли из особняка Вительсбахских. Вернувшись в Страсбург и обсудив всевозможные способы спасения некогда жизнерадостного человека, друзья разошлись по своим домам.

С понедельника по пятницу во время обеда или после учёбы ребята собирались и обсуждали праздную и в тоже время несчастную судьбу барона, а также возможные способы его возвращения к нормальной жизни, но сколько бы они не устраивали мозговой штурм, найти очевидное решение им не удавалось, ведь знаний и опыта снятия проклятий у четвёрки совершенно не было. Тем не менее останавливаться они не собирались и, чтобы вызволить из заточения мучающегося человека, готовы были на что угодно, в том числе прочитать десяток книг про разнообразные сглазы.

В субботу они направились в библиотеку Зенобии, где решили спросить совета у библиотекаря или Ланселота, в случае если последний всё ещё изучал какие-нибудь фолианты.

– Всё та же любознательная троица! Теперь вас четверо! Какая тяга к знаниям! – воскликнул библиотекарь, окинув Николь оценивающим взглядом, отчего ей стало не по себе. – Чем могу помочь в этот раз?

– Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в библиотеке книга о снятии проклятий? – спросил Вэл, слегка облокотившись на стойку.

– С каждым разом ваши запросы становятся всё более необычными! – добродушно рассмеялся библиотекарь, прикрыв глаза. – Нужно поразмыслить… «Энциклопедия проклятий. Их формы, уровни и методы снятия», Диего Кальдарас, 2002 года.

– А вы знаете кого-нибудь, кто специализируется в этой области? – спросила Камилла, но библиотекарь отрицательно покачал головой и порекомендовал обратиться в алхимический магазин.

Взяв книгу и поднявшись в читательский зал, друзья принялись искать в ней хоть что-нибудь, что могло напоминать случай барона.

«Проклятия – магический негатив, особый тип заклинаний, которые вызывают несчастные случаи, болезни, наносят вред людям или приводят к их смерти. Проклятия накладывают в качестве злого умысла, мести или оказания влияния, но также и в целях защиты предметов, жилищ, могил».

– Согласно дальнейшему описанию, уже можно определить формы проклятия барона, – предположил Вэл и принялся сопоставлять факты: – Оно вредоносное – барон был изуродован. Многоуровневое, так как, согласно его дневнику, финальному проклятию поэтапно предшествовали сглазы, неудачи, проблемы со здоровьем. Направлено на конкретного человека. Вряд ли пианист хотел наслать проклятье на целую семью Вительсбахских, ведь он питал неприязнь только к Конраду и хотел расстроить его свадьбу с Джун. Отец барона умер задолго до этого, а мать, скорее всего, от горя.

– Да, но всё равно не понятно, какое конкретное проклятие или проклятия применил пианист, – сказала Камилла и осмотрелась вокруг, но таинственного Ланселота в читательском зале не было видно. – «Видимо, нашёл что искал… Жаль, нам бы его совет сейчас пригодился», – подумала Камилла, в то время как Вэл продолжил читать книгу.