Когда отошли на значительное расстояние от пирующих, Чистов сел на лужайку, покрытую плотной травой и испещренную хаотически разбросанными цветами незабудки, ромашки, лютика с приятными запахами нектара и пыльцы. Его примеру последовали все.

– Какое приятное время! – заговорил Чистов. – У нас такое приятное время бывает один раз в году, оно пролетает мгновенно. Хорошо людям живется там, где круглый год лето и зимы совсем не бывает. Все вы видели кинокартину «Миклухо-Маклай». На том острове круглый год все цветет. Там людям не надо беспокоиться ни о тепле, ни о пище. Там настоящий рай в представлении наших предков. Все цветет, все дышит, все пронизано самыми приятными запахами.

Тихомирова, улыбаясь, спросила:

– К чему вы, Анатолий Алексеевич, клоните? Вы чем-то решили нас порадовать? Может быть, сверх фондов выхлопотали минеральных удобрений или комбикормов?

– Ни то, ни другое, – ответил Чистов. – Наконец-то облегчим ваш труд. Окончательно решен вопрос о разукрупнении всех трех вверенных вам совхозов. На очередном исполкоме областного совета будет вынесено решение. Теперь в Сосновском районе вместо четырех совхозов будет семь. После решения этого вопроса ни один пиит не осмелится сказать, что Сосновский район малютка. Я считаю, вопрос везде согласован и окончательно решен.

Лицо Тихомировой порозовело, руки слегка задрожали. Козлов, от природы бледный, сделался белым. Андрианов, казалось, был ко всему безразличен, и он по-своему переживал разукомплектацию хозяйства, успокаивая себя, думал: «Чем меньше воз, тем меньше слез».

Тихомирова, с вежливого тона переходя на «ты», громко сказала:

– Дорогой наш секретарь, не считай нас дураками. Почему же по этому вопросу ты не посоветовался с нами? Мне кажется, я до сих пор член бюро райкома. На каком основании вы меня обошли, не пригласили на бюро, где этот вопрос решался? Не забывайте о том, что я и член обкома КПСС, председатель ревизионной комиссии. Я спрашиваю тебя, почему при решении такого важного вопроса не пригласил нас на бюро райкома и исполком райсовета? Я считаю, этот материал состряпан тобой и Бойцовым. Завтра же поеду в обком партии с протестом. Панинский совхоз ты не разделишь на два, этому не бывать, пока я директор совхоза.

Козлов более деликатно заговорил.

– Анатолий Алексеевич, всюду укрупняют хозяйства, а вы идете по пути наименьшего сопротивления. Я тоже еду в Горький и буду просить, чтобы Барановский совхоз оставили в старых границах. В Павловском и Богородском районах все совхозы крупнее Барановского, но их, однако, не делят, то есть не разукрупняют.

Андрианов молчал, он не хотел подливать масла в огонь, зная, что его готовят освободить. На пленумах, сессиях, активах и районных совещаниях Чистов везде подвергал его справедливой и несправедливой критике. Он был козлом отпущения. Из уст Чистова он часто слышал: «Ты все хозяйство совхоза развалил, горе-руководитель, никчемный руководитель», – и так далее. Однако дела в совхозе шли не хуже, чем у других, а в сравнении с совхозом «Рожковский» даже значительно лучше. В Сосновском совхозе были опытные специалисты – главный агроном Арепин, главный зоотехник Тишин, начальники отделений и бригадиры. От самого Андрианова в целом очень мало что зависело. Каждый специалист был на своем месте и знал свои обязанности. Каждый заботливо относился к вверенному делу. Будь Андрианов на своем месте или отсутствуй, Арепин и Тишин отлично руководили всем совхозом, знали свое дело. Надо отдать им должное.

Чистов с красным потным вытянутым от возбуждения лицом ринулся на Козлова. Тихомировой он боялся.

– Геннадий Федорович, – с дрожью в голосе сказал он и с первой фразы перешел почти на крик, – я не ожидал от тебя ничего подобного! Ты не патриот нашего района. Хотя мне давно говорили. Ты старался присоединить Барановский совхоз к Богородскому району. Ездил по этому вопросу в облисполком к Чугунову, просил начальника областного управления сельского хозяйства. Вот что, я тебе прямо скажу. Если не хочешь у нас работать, скатертью дорога. Но Барановского совхоза, а сейчас уже двух, и Яковского мы никому не отдадим. Не хочешь работать – не надо, только скажи – честно отпустим. В противном случае можно вынести решение бюро райкома, и твоей карьере придет конец. Тогда уж не быть тебе директором совхоза до гроба. Мы все можем – казнить и миловать.

– Анатолий Алексеевич, – жалобно заговорил Козлов, – что я вам сделал плохого? Я всегда вас поддерживал и буду поддерживать. Мы с вами больше пятнадцати лет были друзьями. Совхоз – это не мое личное хозяйство. Не возражаю, делите на два или больше.

Чистов ехидно улыбнулся:

– Давно бы так, а то лезешь в пузырь.

Обратился к Андрианову:

– Как ты думаешь, Борис Александрович?

– Мне все равно, Анатолий Алексеевич. Я считаю это мероприятие правильным.

Чистов с упреком посмотрел на Тихомирову. Взгляд его она выдержала.

– Надежда Александровна, – сказал он, – если вы не хотите облегчить свой труд, я не возражаю. Ваш совхоз оставим в старых границах, это мое решающее слово. А сейчас пошли к народу, выпьем и закусим.

– Спасибо, Анатолий Алексеевич, – сказала Тихомирова. – Разрешите мне уехать. Пить мне нельзя, не очень приятно трезвой бабе сидеть с пьяными мужиками.

– Как хотите, – ответил Чистов.

Тихомирова подошла к своей автомашине, села за баранку, мгновенно прибежали ее агроном и секретарь парткома.

К Чистову подошел Кузнецов Сергей и громко заговорил:

– Анатолий Алексеевич, я нашел своего фронтового друга, который работает заведующим кафедрой теплотехники Московского технологического института мясной и молочной промышленности. Он обещает обеих моих дочерей Зину и Галю принять в институт на санитарно-ветеринарный факультет. Я в Москву сам к нему поеду и увезу документы для поступления своих девок в институт. Постараюсь привезти его к себе в гости.

– Вези, Сергей Васильевич, – сказал Чистов. – Ох как он нам пригодится!

– Это клад для наших детей, – сказал Трифонов. – У меня на будущий год сын кончает десять классов. Без блата ему в институт не поступить. Наша Лесуновская школа известна далеко за пределами района. По многим предметам специалистов-преподавателей нет. Да, надо сказать, и учится с неохотой, из-под палки.

В 6 часов утра Чистов выехал в Горький. С похмелья болела голова. Он каждое утро зарекался и давал жене слово, что много водки пить не будет, но к вечеру находились соблазнители, не мог себя удержать и снова напивался. Так продолжалось изо дня в день. Жена Антонида Васильевна справедливо ругала, беспокоилась, не привился бы алкоголь. Но алкоголь как болезнь его избегала. Ему казалось, он мог пить и мог не пить. Проверить себя мог только во время отпуска в санатории, там водку не подавали и не устраивали для него обедов. Он убеждался, что может не пить. Шофер Дегтев уныло смотрел на дорогу и думал: «Если в Горьком остановит автоинспектор, то отберет права. Страшное похмелье, есть ничего не хочется и похмелиться нельзя». Машину вел уверенно.

У Чистова на сердце было тревожно. Он думал, не опередили бы директора совхозов Тихомирова и Козлов. Они могли договориться и выехать вместе. Тогда все пропало, хлопоты напрасны. Материал о разукрупнении совхозов находился у Миронова. Чистов пошел в кабинет к Рослякову, заместителю Миронова.

– Правильно сделал, – сказал Росляков, – что зашел ко мне. Я выкроил тебе сверх фондов двадцать пять тонн комбикормов.

К Миронову пошли вместе с Росляковым.

– Вы допустили большую ошибку, Анатолий Алексеевич, – сказал Миронов. – Делите Панинский совхоз на два.

– Я за этим к вам приехал, – ответил Чистов. – Прошу вас оставить Панинский совхоз в старых границах без изменений. Сосновский и Барановский разделим, из двух сделаем четыре.

– Ошибка вами допущена с Сосновским и Барановским совхозами. Мое мнение, все совхозы оставить в покое, делить не надо. По всей стране идет укрупнение, а вы разукрупняете. Идете в разрез решениям правительства.