Вдали послышался гул автомашины, почти против Маши остановился легковой вездеход «ГАЗ-69», из него не спеша вылез Алимов. Шофер и еще чей-то бас громко предлагали прокурору подвезти до поселка. Алимов категорически отказался. Сказал:

– Дойду не спеша и полюбуюсь природой.

Взревел мотор, и автомашина уехала. Алимов с минуту постоял на дороге, как напуганный заяц, озираясь по сторонам, и пошел в противоположную от Маши сторону. Маша испуганным взором смотрела на его сгорбленную спину и думала: «Какой ты мерзкий. Гадко с тобой встречаться, но другого выхода нет». Она несвойственным ей голосом крикнула:

– Я здесь! – и испугалась своего голоса.

Алимов вернулся, с сияющей от счастья улыбкой подошел к ней. Хватал ее своими хилыми тощими пальцами за талию и груди. Пытался поцеловать, но был значительно ниже Маши ростом и никак не доставал до ее губ.

Маша легонько отстранила его от себя. В корневых лапах мощной сосны на разостланную газету выложила закуску и выпивку.

– Вот это отлично, – сказал Алимов. – Давай сядем рядом, выпьем и закусим.

Они сели. Алимов раскупорил полулитровую бутылку водки, налил полстакана и предложил выпить за дружбу. Маша отказывалась, но Алимов был неумолим, поэтому пришлось выпить. Себе он налил полный стакан и одним глотком выпил. Закусили. Алимов снова налил и попросил Машу выпить. Она больше не отказывалась. Остатки вылил в стакан и выпил сам. От выпитой водки у Маши чуть кружилась голова. Она смотрела на Алимова помутневшим взглядом, улыбаясь, показывала белые ровные зубы. Прокурор своими щупальцами обвивал ее тело, целовал и ласково говорил:

– Беру на себя слишком большую ответственность, проведу тебя свидетелем по делу Трифонова. Только ради тебя. Я тебя люблю. Влюбился с первого взгляда. Давай будем вечно дружить.

Алимов больше не был противен ей. Она его не отталкивала и не сопротивлялась его действиям. Так они провели с ним день до захода солнца. Алимов два раза выходил на дорогу, останавливал автомашины и посылал шоферов за водкой в село Лесуново.

Домой она приехала за полночь. Муж ругался, кричал:

– Где тебя черти носили?!

Она жаловалась на прокурора:

– Целый день муторил, хотел посадить.

В подтверждение плакала, оправдываясь перед мужем. Себя чувствовала виноватой перед ним и с боязнью смотрела на него. Старалась не встретиться взглядами. Когда поняла, что он тоже пьян, успокоилась и легла рядом.

Прокурор был доставлен в поселок Сосновское почти в невменяемом состоянии. Жил он на частной квартире, но в отдельном маленьком доме, который стоял напротив больницы. Какой-то шофер довез его до больницы и высадил. Еле державшийся на ногах Алимов произнес:

– Вот я и дома, – показал рукой на свое временное жилье.

Перепутал дом и зашел к соседке-старушке в сени, а дверь в избу отыскать не мог. В поисках двери лазил по углам, опрокидывая давно не тревоженный старый хлам: кадушки, тазики и так далее, собирая на себя кучи пыли. Его соседка в это время ушла за водой, а у колодца новостей много, чуть ли не на час задержалась. Подойдя к своему дому, услышала в сенях шум, звон и человеческую ругань. «Воры», – подумала старушка и во весь старческий голос закричала:

– Грабят! Воры! Спасите, люди добрые!

Было уже темно, но спали не все. Многие поняли, что пожар, наскоро одевались и выбегали. Через пять минут дом был окружен со всех сторон десятками человек. В темных сенях Алимов продолжал искать дверь в избу, кидая рухлядь. Стоял звон и треск. Любопытные собирались, но никто не хотел рисковать, зайти в сени и выяснить, что там такое.

В это время мимо проходил замначальника милиции капитан Прокофьев. Он спросил, что там такое и почему все собрались. Вместо ответа услышал упреки разноголосой толпы. Люди кричали со всех сторон:

– Милиция бездействует, ничего не делает. Начинают грабить средь бела дня.

Прокофьев, не задумываясь о последствиях, ринулся в полуоткрытую дверь сеней. В темноте нащупал в углу чье-то небольшое тело, схватил за ворот рубашки, подумал, что какой-то глупый мальчуган наделал столько шума, и вытащил его одной рукой на улицу, к свету электрического фонаря. Когда хорошо разглядел, пришлось просить у прокурора прощения.

– Товарищ прокурор, извините, я-то думал.

Алимов узнал Прокофьева и визгливым голосом закричал:

– Ты, Прокофьев, вообще ничего не думаешь, страшный лентяй и дурак!

Народ шумел:

– Избить прокурора, утопить его в пруду, отвезти в милицию и посадить в камеру!

Павел Прокофьев взял его под защиту. Отвел домой и сдал жене.

На следующий день Алимов встал в шесть часов утра. Магазины и столовая не работали. Сильно болела голова, во рту все пересохло. Надо было похмелиться, а нечем. Недалеко на улице кровельщики крыли крышу железом. Усердно стучали молотками. Звон раздавался на весь поселок. Алимов подошел к ним и крикнул:

– Мужики, нет ли у вас чем-нибудь похмелиться?

Один крикнул ему в ответ:

– Есть керосин, олифа и вода. Что хочешь, то и выбирай.

Бригадир Маслов Леонид показал на раскупоренную полулитровую бутылку. Алимов взмолился:

– Леонид Васильевич, ради бога, прошу, налей, умираю, не дождусь открытия магазинов.

– Ну что, мужики, нальем? – спросил своих товарищей Маслов. – Как-никак он не простой человек, а прокурор.

– Надо что-нибудь придумать, за что наливать, – ответил один хриплым голосом.

– Пусть залезет к нам на крышу, – сказал другой, – и пропоет петухом двадцать пять раз, тогда нальем полный стакан водки.

Алимов по лестнице легко взобрался на крышу, встал на конек возле трубы и пропел двадцать пять раз петухом. Шедшие по улице редкие прохожие останавливались и слушали его пение, думали: «Наконец-то, человек пил-пил да с ума сошел». Старушки и старики крестились и шептали молитвы. Кровельщики, хватаясь за животы, смеялись. Алимов на сей раз честно заработал стакан водки.

Директор Рожковского совхоза Трифонов в шесть часов утра приехал в Николаевку. Сам остался в отделении совхоза, за Машей послал автомашину. Когда приехала Маша, увел ее в кабинет управляющего и плотно закрыл за собой дверь. Управляющий отделением Мочалов попросил всех выйти из конторы. Сам, как сторож, встал на крылечке около дверей.

– Что нового, Маша? – спросил Трифонов.

Маша ответила:

– Прокурор снова допрашивал.

Без подробностей рассказала о встрече в лесу, что Алимов обещал ее из обвиняемой по делу перевести в свидетели.

Трифонов посоветовал ей:

– Маша! Организуй такие встречи при каждом удобном случае, а там видно будет, – и подумал: «Сам залез, кретин, в петлю. Сейчас мы ее постепенно будем затягивать».

Маша посмотрела на него искрящимся взором, гортанно проворковала:

– Где же я буду брать денег для таких встреч? Сам знаешь, Михаил Иванович, какие у нас заработки. А семья?

Трифонов небрежно вытащил из нагрудного кармана небольшую пачку десятирублевых бумажек и отдал их Маше.

– Сто пятьдесят рублей, – сказал он. – Думаю, на первое время хватит.

– Хватит, спасибо, – ответила Маша. – Сейчас я его угощу, пусть лопает сколько поместится. Величиной чуть больше дворняжки, а жрет и пьет, как голодный слон.

Трифонов строго предупредил:

– Маша, крепко держи язык за зубами. Никому ни слова, молчи как рыба. Во что бы то ни стало и что бы это ни стоило, затяни его к себе на квартиру с ночлегом.

– Ты что, Михаил Иванович! – испуганно возразила Маша. – Что скажет муж? Он меня ко всем ревнует.

– Не беспокойся, – успокоил ее Трифонов. – Я твоего мужа подготовлю. Все будет в порядке. Маша, действуй, ничего не бойся.

В голове Трифонова спешно возник план действий. «Скоро тебе, товарищ Алимов, придет крах, – думал Трифонов. – Ничего у тебя не выйдет с задуманным созданием на меня уголовного дела. Я с тобой расправлюсь, как повар с картошкой. Не такой уж я и простак, как ты думаешь».

Алимов думал по-другому, и у него был выработан свой план: «Машу как соучастницу по делу Трифонова к уголовной ответственности привлекать нельзя. Во-первых, сама Маша не присвоила ни одной копейки. Трифонов вряд ли давал ей из присвоенных денег. Маша чистосердечно признала свою вину – четыре раза участвовала в выпивках при встрече гостей из района и области. Во-вторых, Маша мать двух маленьких детей, двух и четырех лет. На должность кассира колхоза была поставлена Трифоновым за хороший внешний вид, без учета образования и специальности. Как бы я не старался обвинить Машу, суд ее оправдает, и меня назовут не прокурором, а обывателем. Сейчас Маша мне нужна как любовница и одна из основных свидетельниц. Она женщина неглупая, хорошо осведомлена о всем ходе событий, всей деятельности Трифонова на должности председателя Николаевского колхоза».