При помощи дежурных все заняли свои места. На сцену вышли Чистов с Бойцовым. Раздались аплодисменты.

– Товарищи, – сказал Чистов. – Мы в первый раз встречаем дорогой нам праздник, Всесоюзный день работников сельского хозяйства, при вновь организованном районе. Образно выражаясь, это наша первая ласточка, порхнувшая высоко в облака. Наш район своими показателями еще не поднялся высоко, находится ближе к средним областным показателям. Будем надеяться на вас, дорогие мои друзья. Скоро о нас заговорят областные газеты.

В руках Чистова с Бойцовым появились фужеры, наполненные водкой, они чокнулись. Чистов произнес здравницу:

– Поздравляю вас, дорогие товарищи, с праздником! Желаю вам в будущем 1966 году новых трудовых успехов.

За столом засуетились, застучали стаканами. Поздравляли друг друга с праздником. Чистов с Бойцовым выпили вместе со всеми первую до дна. По обычаю донских казаков выпивали на пороге, а закусывать шли в дальний угол под образа. За стол они сели рядом. По одну сторону от них сидели директора заводов, по другую – работники райкома и райисполкома. Чистов сел рядом с директором Давыдовского завода Колотихиным. Колотихин был его другом детства, односельчанином. Человек от природы умный, среди рабочих завода и жителей близлежащих сел пользовался большим заслуженным авторитетом. Он болел, диагноз – рак желудка. Болезнь скоротечная и неизлечимая. После недавнего хирургического вмешательства, у него на свет божий вынимали желудок, выяснилось, что весь орган был пронизан раковыми опухолями. После операции Колотихина успокоили. Добродушные врачи и медсестры говорили:

– Вы скоро будете здоровы.

Из больницы он пришел домой и чувствовал себя значительно лучше. Внушение многое делает. Он думал, больную часть желудка удалили, и болят несросшиеся раны. Скоро наступила непроходимость желудка. Он понял, что приходит конец. Интуиция подсказывала: «Присутствую на таком торжественном банкете в первый и последний раз. В последний раз вижу вместе друзей и товарищей, проработавших в районе долгие годы». Одет он был в сохранившийся офицерский фронтовой китель. На груди красовались фронтовые награды: орден Красной Звезды, Отечественной войны II степени и восемь медалей. Дерзкие на язык говорили:

– Колотихин сегодня нацепил все бляхи.

Всем ртов не заткнешь. С каждым годом людей, не знавших нужды и не видавших ужасов войны, становится все больше и больше. Среди них кое-кто считает: «Подумаешь, посидели в окопах да прошли с триумфом до Берлина. Навешали орденов, медалей и гордятся этим: «Мы победили. Мы воевали». По их мнению, победа пришла сама по себе, как в сказке.

Под впечатлением окружающего Колотихин пил водку и закусывал. Он знал, что обречен к смерти изнурительной, продолжительной, тяжелой и думал: «Не лучше ли выпить больше водки и уснуть навсегда». От выпитой водки становилось нестерпимо неприятно. Не показывая вида, он старался понемногу пить. Каждый глоток выпитой водки стоил больших усилий. Рядом с Колотихиным сидел Евсеев, управляющий Захаровским отделением совхоза «Барановский». Это был общий друг Чистова и Колотихина.

В зале появился целый табор цыган, только без лошадей, тряпок и детишек, с аккордеонами, гитарами, скрипками, флейтами и так далее. Раздались цыганские песни, начались пляски. Многим это напоминало что-то старое, давно прошедшее и невозвратимое, купеческое. Знали только из рассказов дореволюционных писателей и кинокартин. Сегодня всю эту красоту, дрожащие завораживающие голоса, залихватскую музыку и пляски увидели своими глазами. Недлинный обворожительный репертуар был исполнен. Цыгане поблагодарили за внимание и удалились в соседнюю комнату. Чистов с Бойцовым просили их откушать сосновского хлеба с солью. Цыгане не отказались, выпили и пообедали, только в отдельной комнате Дома культуры. Чистов просил еще кое-что исполнить для подвыпившего народа. Цыгане запросили еще двести рублей. Деньги были изысканы. В зале снова появился немного подвыпивший табор. Пели и плясали они значительно энергичнее. Нашлись и сосновские любители показать свою удаль. Но жаль, что более трезвые сдерживали их и не допускали до сцены, невзирая на их просьбы и жалобы. Второе представление цыган было коротким. Они спешили. По намеченному им плану должны были вечером выступать где-то еще.

Колотихину стало плохо. Чистов увел его к себе на квартиру вместе с Евсеевым.

Организатором праздника был Пономарев Руслан. Эта роль на него была возложена условно, однако он чувствовал себя хозяином положения. По предложению, быть может, и по указанию Бойцова решил организовать на ужин уху для избранного круга лиц. Предложил пьяному Зимину.

– У тебя дом большой, недалеко отсюда, а самое главное, жены дома нет, дежурит в больнице. Праздник продолжим в твоем доме. У нас есть свежие лещи, сварим уху. Водки и закуски осталось еще много, не пропадать же добру зазря.

Зимин считал, что народу будет немного, человек пять-шесть, и дал согласие. Предложили Теняеву принять участие. Он ничего подобного не видел за всю свою жизнь, если только в кинокартинах, ответил:

– С меня хватит. Если заварили кашу, то сами и расхлебывайте. Я пошел домой.

Пономарев смысл слов не понял, подумал: «Редко пьет, жена и теща не бабы, а настоящие ведьмы. На даровщину хватил лишнюю и захмелел». Бойцов подозвал Пономарева и спросил:

– Как дела, Руслан Сергеевич?

Пономарев ответил:

– Все в порядке, мы сейчас уйдем, все приготовим. Вы приходите примерно через полчаса.

Пономарев, Сафронов и Зимин захватили с праздника все необходимое, пришли домой к Зимину. Зимин только тогда вспомнил, что пол покрашен, краска еще по-настоящему не высохла. Пономарев и Сафронов его заверили:

– Праздник продолжим внизу на кухне, в полуподвальном помещении. Наверх никого не пустим.

Взялись все трое за дело: чистили рыбу, картошку. Вода для ухи на газовой плите кипела и ждала в свое чрево все необходимое. Приглашенные Пономаревым, Сафроновым и Бойцовым люди бесцеремонно приходили и вместо кухни заходили наверх. Смотрели на грязные сапоги, ботинки, и никто не подумал снять обувь. Вначале топтались в прихожей. Любопытство и смелость человека увеличивается с каждой рюмкой водки. Каждый выпил не меньше десятка. Поэтому каждый решил заглянуть во все комнаты большого дома. Последними пришли Бойцов и Бородин в сопровождении Попова. Всего набралось восемнадцать человек.

Зимин спросил Пономарева и Сафронова:

– Вы всех приглашали?

Пономарев ответил:

– Еще не все пришли, хватит водки и закуски на всех.

– Но ведь ты говорил, – возразил Зимин, – будет только узкий круг, пять-шесть человек.

– Ничего я не говорил, – упрекнул Руслан. – Все люди свои и все нужные, так что лишнего никого нет.

Потребовали карты и домино. Поставили два стола наверху в прихожей. Играли с большим азартом. За спинами игравших стояли на очереди. Уха варилась, но пьяные гости в ней не нуждались, просили водки. Несмотря на предупреждение Пономарева и Зимина, по крашеному полу ходили и придумали плясать.

Мазнов, инструктор райкома, Миша Попов с Асташкиным, Бородин с Бойцовым играли в домино. К ним подошел Каташин и решил высказать то, что думал трезвый. Справедлива пословица: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

– Вы вершители судеб человеческих. Кто вам только доверил руководство районом! – с пеной у рта кричал Каташин. – Чтобы заслужить себе фальшивый авторитет перед руководством области, идете на все преступления. За счет частного скота увеличиваете надои совхозов. За счет списания пригодных к посеву и засеянных земель завысили средний урожай зерновых. Лезете из шкуры, делаете все пакости, лишь бы выслужиться.

Этого было достаточно. Бойцов и Бородин, как облитые из ушата холодной водой, быстро оделись и ушли. Никакие уговоры ни Пономарева, ни Зимина не помогли. Особенно никто не огорчился уходу Бойцова и Бородина. Каташин кричал еще, высказывал, что считал несправедливым, но видя, что его никто не слушает, замолчал.