– Ты, Миш, обожди, не сбивай. Дай слово сказать. Мы с тобой как-никак пока не только соседи, но и родственники. Я говорю «пока», потому что ты уезжаешь от меня, строишь себе новый дом. Один год председателем колхоза поработал. Почти построил себе дом, как дворец. Я ведь все считал тебя не способным ни к чему. Беднее тебя и меня в деревне никого не было.

– Ты перестань, говори дело! – кричал Трифонов. – Иначе попросим тебя покинуть собрание.

– Нет, обожди! – кричал Карбыш. – Я дело говорю.

– Товарищ Карбыш, – вмешался Чистов, – ведите себя прилично, иначе попросим выйти.

– Во-первых, я не Карбыш, а Трифонов. У нас в деревне девяносто процентов Трифоновых. Во-вторых, я веду себя правильно, пусть народ подтвердит. Рот зажимаете, не даете сказать.

В зале закричали:

– Пусть говорит, свобода слова!

– Тише, товарищи! – кричал Чистов и стучал карандашом по столу.

В зале наступила тишина. Карбыш продолжал:

– Я правильно говорю, беднее нас с Мишкой в деревне не было никого. Я всю жизнь рыбу ловлю и охотой занимаюсь. Правильно в народе говорят: рыбка да рябки – потеряй деньки. Он был лодырь больше меня. До сорока лет живет в шалаше, как и я. Не будь председателем колхоза, до ста лет жил бы в этой избе. Я вам прямо скажу, я против избрания его директором. Совхоза ему не поднять, если только все развалит. Уважаемый Чистов сказал: «Мы ходим по золоту». Давайте наш совхоз назовем «Золотой Рог». Только Мишке нашему это золото не поднять. Если только для себя – это он уже умеет.

Карбыш сел на место. В зале наступила тишина. Все ждали, что скажет Трифонов в оправдание. Трифонов сидел красный-красный, как кумач. В зале крикнули:

– Подходящее название придумал Карбыш.

Все захохотали, никто не поддержал.

– Товарищи, – сказал Чистов, – директоров совхозов, в отличие от председателей колхозов, мы не избираем, а назначаем.

Собрание закончилось.

Выходя из ветхого колхозного, сейчас совхозного, клуба, старики и старухи говорили:

– Слава Богу, – и крестились. – Скоро доживем до хорошей жизни. Все у нас будет. В колхозе тридцать пять лет работали за трудодни, а на них почти ничего не давали. Сейчас всем будет зарплата, как и на производстве. У государства денег много, будет нам помогать.

Мужики и женщины радовались не меньше стариков:

– Нам сейчас красота будет. Отработал месяц, и плати зарплату.

Народ деревни Рожок разошелся по домам. В отделения по деревням повезли на бортовых автомашинах. Свита районного руководства и директор совхоза Трифонов со своими помощниками пошли в контору совхоза.

– Обмывать тебя надо, Михаил Иванович, – шутил Бойцов.

– Поддерживаю, – говорил секретарь парткома Кочетков. – Без этого нельзя, так, дорогие друзья, на Руси заведено.

– Не мешало бы поужинать, – предлагал Бойцов, – а то что-то кишка кишке вдогонку кричит.

– Где будем обедать? – спросил Трифонов. – У меня негде, сами знаете, домишко маленький. Если лягу на пол, одну стенку голова достает, другую – ноги. У нас все готово. Сварили баранины, восемь килограмм. Картошку и уху сварить недолго, все приготовлено.

– Тогда поехали на Сережу, – предложил Чистов.

– Зачем на Сережу, – возразил Бойцов. – Можно поближе, на Чару.

– Неплохо Иван придумал, – сказал Чистов, – от дождя не в воду.

Три легковых вездехода понеслись по полевой дороге. Машины въехали в лес. Пятнадцать мужиков не спеша вылезли из автомашин. Пошли по направлению костра, распространявшего запахи дыма, ухи и баранины.

– Молодец, Михаил Иванович, – сказал Бойцов. – У него уже все приготовлено, а молчал. Мы судили-рядили куда ехать.

Трифонов, довольный, улыбался. Два мужика стояли у костра. Над огнем висели два ведра с ухой и бараниной. На разостланном брезенте вместо скатерти были расставлены холодные закуски: огурцы, помидоры, соленые белые грузди и холодец. Ящик водки и ящик пива стояли под кустом можжевельника.

– Товарищи, прошу к столу, – сказал Трифонов. – Не обессудьте, чем богаты, тем и рады.

Пили, ели, снова пили. Рядом с Чистовым сидел Трифонов. Он угощал его.

– Анатолий Алексеевич, вы что-то мало пьете. Давайте за мое будущее.

– За твое будущее можно, – отвечал Чистов. – От дождя не в воду. Вот только жаль, домино нет, а то сыграли бы.

– Как нет! Есть, Анатолий Алексеевич, – сказал шофер райкома партии Лычагин Костя. – У меня даже гармонь с собой.

– Молодец, Костя, – улыбаясь, сказал Чистов. – Даже гармошку не забыл. А ну, рвани, Костя, что-нибудь веселое.

Костя бережно взял из автомашины гармонь. По лесу раздалась вначале какая-то мелодия. Вряд ли знал и сам Костя, что играл. Затем резво полились частушки. Слушали игру Кости, кое-кто подпевал, и играли в домино. Чистов с Бойцовым играли на пару и были чемпионами. Пили за козлов, проигравших в домино. Пили за победителей. Когда стало совсем темно, подогнали автомашины, включили фары и продолжили играть. Далеко за полночь вся компания уселась в автомашины и разъехалась по домам.

Совхоз «Золотой Рог» был обмыт. Трифонову желали успехов в работе, здоровья и так далее. Каждый крепко жал ему руку и что-нибудь говорил. Трифонов думал: «Съеден почти один баран и пять килограмм лещей, выпиты ящик водки и ящик пива – это ерунда. Продам две автомашины дров, и будем квиты. Самое главное, что я директор совхоза. Об этом даже мечтать боялся. Карбыша надо гнать из деревни. Вот тебе и родственничек, в сто раз хуже чужого. Зря я с ним не поговорил. Надо было на постоянку оформить сторожем по охране лугов или реки Сережи. Он молчал бы. За это ловил бы для меня рыбу. Сейчас уже поздно. Этого я ему не прощу».

Совхоз комплектовался кадрами. На постоянную работу просились все. Даже семидесятилетние старики и старухи уговаривали Трифонова оформить кем-нибудь, чтобы получать зарплату. Получали отказ, уходили обиженные, говорили:

– Что, тебе казенных-то денег, Мишка, жалко, чай они не твои.

В совхозе в первый же месяц после организации наступило финансовое затруднение. Когда составили отчет за сентябрь и подсчитали зарплату, главный бухгалтер Шереметьев схватился обеими руками за голову.

– Вконец нас разорят, – говорил он Трифонову. – Доходов у совхоза мало, зарплату всем бездельникам плати. Взгляни сюда. Одних специалистов у нас, зоотехников, агрономов, ветврачей и так далее, вместе с нами более пятидесяти человек. Зарплата всем больше ста рублей. Бригадиры, трактористы, шофера, возчики, доярки, свинарки и так далее – сотни человек. Всем плати зарплату. Бабы выйдут в поле с граблями, постоят посплетничают – тоже зарплата. Мужики целыми днями сидят курят у конторы – тоже плати зарплату. За первый неполный месяц работы мы уже допустили перерасход десять тысяч рублей. Давайте, Михаил Иванович, надо разбираться, анализировать. Пусть бригадиры, учетчики, кто не работает, тому не выписывают нарядов и наводят правильный учет проделанных работ. Если так дело пойдет и дальше, к Новому году мы вылетим в трубу. Зарплату в госбанке получать целый конфуз. Управляющий госбанком Соколов вчера меня срамил на чем свет стоит.

– Успокойся, ты прав, – сказал Трифонов. – Для чего эти госбанки только и придумали.

– Госбанк правильно придуман, – возразил Шереметьев, – а вот совхоз здесь рановато.

– Ты не обращай внимания на Соколова, – сказал Трифонов. – Это не человек, а зануда. Все время чем-то недоволен. Сидит на казенных деньгах, как собака на сене. Мы и в колхозе деньги каждый раз получали с боем при помощи Чистова. Если бы не Чистов, развалился бы наш колхоз до организации совхоза. Будем и сейчас подключать Чистова, чай поможет. Скоро мы, Степанович, заживем, перспективы у нас большие. Поднимем животноводство, полеводство. Организуем побочные промыслы. Все у нас для этого есть – цеха и сырье. Освоим пару тысяч гектаров торфяников. Произведем на всей площади лугов коренное улучшение. Уборку сена всю механизируем. Скот разведем высокопродуктивный, породистый. Покроем все поля десятисантиметровым слоем торфа. Тогда рассчитаемся с государством с лихвой. Возместим ему все затраты. Наши колхозы средний урожай зерновых получали пять-шесть центнеров с гектара. Мы с вами через пять, максимум через семь лет, прогремим на всю область. Я приблизительно прикинул, в нашем совхозе триста двадцать коров и шестьсот пятьдесят голов молодняка крупного рогатого скота. Овец шестьсот двенадцать штук и свиней четыреста пятьдесят две. От овец в наших условиях пользы мало, и надо от них избавляться. Поголовье свиней будем увеличивать. Вот если мы добьемся увеличения поголовья коров до пятисот штук и получать будем от каждой по четыре тысячи литров молока, это две тысячи тонн молока в год. Целая молочная река. Да урожайность пусть восемнадцать центнеров с гектара, это у нас достижимо в короткий срок. Продажа мяса, картофеля и так далее. Тогда у нас перерасхода фонда зарплаты не будет.