Но недавно к Артуру пришла занятная идея. А что если заставить броню потреблять энергия откуда-то кроме магического сердца? В Мире Двух Башен давно уже обдумывали нечто подобное, но никто ещё не добился результатов. Кроме очень редких, очень ценных ингредиентов ничто не могло обеспечить достаточную концентрацию манны.

Но на Эфое дела обстояли иначе: здесь были самоцветы. Возможно с их помощью можно было решить эту давнюю проблему. Самое время было попробовать.

На самом деле любой другой маг, достигший хотя бы Шестого ранга, с очень большой вероятностью додумался бы до этого, и уже имел бы опытные образцы, намного раньше — Артур сильно задержался. На то было несколько причин.

Мужчина всегда был достаточно консервативен в своём подходе к магии. Экспериментировать для создания чего-то нового он не любил. Также раньше в броне не было особой нужды. Ну а самое главное оправдание Артура было довольно простым: его просто не прельщала идея многие дни корпеть над исследованиями в этой сфере.

Так же, как и генеральская служба или королевские обязанности, артефакты не занимали Артура. Он, к тому же, не был с ними особенно хорош. Артур куда лучше разбирался в биологии, к ней у него был умеренный талант…

Маг хмыкнул и взял в руку грудную пластину. Она была тяжёлая, чёрная, и на вид как будто сделанная из грубых камней. Теоретически, ей можно было придать более элегантную форму, её даже можно было превратить в лёгкий плащ, ведь самое главное в артефакте — это концепт, а концепт, при должном умении, можно завернуть в совершенно любую оболочку.

Но у Артура не было ни времени, ни, собственно, умения, чтобы этим заниматься. Это был прототип, так что в броне не было даже духа.

Мужчина опробовал броню и взмахом руки отложил её в сторону. Теперь нужно было сделать второй комплект, женский.

Маг приподнял голову и посмотрел на Аркадию, которая свесив ножки сидела на краю пылающей бездны. Сперва мужчина думал позвать её сюда, сделать кое-какие замеры, но потом передумал: спустя столько лет он и так уже прекрасно знал её…

Формы.

Если не на глаз…

То на ощупь.

…

…

…

Почти всегда один человек намного поворотливее толпы. Он намного быстрее. В толпе множество рук и ног, но и так много голов, что им очень сложно всеми ими управлять — толпа как многоножка, которая постоянно заваливается и не может идти прямо.

И несмотря на это, хотя приготовления Артура заняли всего две недели, — что было намного быстрее, чем он ожидал, — когда маг в очередной раз прошёл через трещинку в пространстве, на него упал яркий блеск слаженного и уже давно построенного и готового отправляться в поход войска. Воины протянулись до самого горизонта. Их сияние в лучах солнца напоминало блеск монет в сокровищнице. Огромные орудия горели как разноцветные камни. Перед ними протянулась тёмная, безжизненная земля смерти. Ужасные лица смотрели на них с небес, скалясь и строя страшные гримасы…

Артур слегка прищурился и механическим движением взял доклад из рук Альфии, которая механическими же движениями подошла к мужчине и передала ему свиток, без слова приветствия, как только заметила его.

— На меня есть броня? — спросила девушка и взглянула на Аркадию. Она была по шею в громоздком чёрном панцире, который на вид был в два раза толще её самой… Служанка напоминала жука.

— Не было времени, — ответил Артур и вернул девушке бумаги. Альфия в свою очередь передала их в руке Эли, а потом посмотрела на сверкающее войско, немного подумала и спросила:

— И они все пушечное мясо?

— Да, — ответил маг.

Единственным предназначением этой армии было прорвать ему дорогу к Шанти. А потом все они погибнут.

— И я тоже? — продолжала спрашивать Альфия.

Артур ей ответил:

— Мясом будут все, кто не выживет.

— Даже ты? — повела бровью девушка.

Артур кивнул:

— Если проиграю.

Альфия задумчиво опустила голову и пошла назад. Вдруг девушка остановилась и спросила, не поворачиваясь:

— Ты победишь?

Артур прикрыл глаза и покосился в небо. У него над головой оно ещё было голубое:

— Я ещё никогда не проигрывал.

— Серьёзно? — Альфия задумалась:

— Ты ведь как-то умер.

— Я не проиграл.

— Можно считать это за победу, если ты мёртв?

Артур ответил после краткой паузы:

— Иногда.

— … — Альфия помолчала и пошла назад. Спустя пару шагов Альфия добавила:

— Ты изменился.

Артур задумался и кивнул, сам себе:

— Пусть.

…

…

…

Атросити ступила в огромный, глянцевый чёрный зал. Единственная красная свеча горела в самом его конце неприятным, пугающим светом. Девушка сглотнула, снова ощущая немного жилистый привкус человека, которого проглотила, чтобы набраться храбрости к этой встречи, и на ватных ногах пошла к далёкой свечке. Вскоре перед нею показался чёрный трон, и девушка опустила голову. Когда сияние красного огонька достигло её ног, она упала на колени и вдавила себя лицом в пол:

— Прошу, прошу пощадить, Владычица, я вам со всем помогу, я буду верно слу, служить… — прохрипела девушка и стала дожидаться. Но ответа не было. Не было, казалось, целую вечность. И всю эту вечность Атросити не смела поднять глаз. Наконец она услышала голос:

— Хорошо.

Не успела Атросити тайно сама себе улыбнуться, как вдруг её схватили за подбородок. Стеклянные глаза девушки встретились с холодными и красными глазами Шанти. Владычица мёртвых одним движением сломала ей подбородок, и пока лицо Атросити искажалось в выражении голого ужаса, Шанти по локоть засунул руку в её глотку…

212. Монолог

Языки красного пламени облизывали глянцевый чёрный пол; в просторном помещении, большей частью сокрытом во тьме, как будто накрытым пышным одеялом, раздавалось хриплое дыхание. Атросити лежала на полу, распластанная, как ангел, и слегка наклоняя свою голову. В её лицо была вдавлена уродливая красная маска, так что открытыми оставались только кукольные глаза девушки и её красный рот — его маска удерживала таким образом, что девушка не могла сомкнуть губы. Её красноватая слюна вытекала на пол.

— Мне вообще не интересно тебя пытать — сказала Шанти со своего чёрного трона. Девушка сидела по правую руку от красной свечи, и потому только на левую её сторону падал свет, а правая наоборот, была затемнённой.

Шанти была в плотном красном платье, с широким поясом, с длинной юбкой, — она была наряжена, как раньше. Как наряжалась всегда, и только красных сапожек не было у неё на ногах, — девушка была босая. Её бледные белые ноги лежали на чёрной глянцевой поверхности пола. Шанти взглянула в пустые и блестьящие глаза Атросити у себя в ногах — если настоящие глаза были как драгоценные камешки, то эти напоминали стекляшки — и сказала:

— Можешь меня ненавидеть, если хочешь. Я не против. Мне вообще всё равно, что ты обо мне думаешь. Хотя на самом деле я хочу тебе помочь.

— Я пытаюсь тебя… Даже не знаю, как это до тебя донести… Перевоспитать. Ты всегда была рабыней, и не в том плане, что раньше ты слушала мою мать. Твоим настоящим мастером всегда была твоя плоть.

Шанти откинулась на спинку своего трона и слегка улыбнулась:

— Зачем существует сознание… Я долго думала об этом, и знаешь, я кое-что осознала. Мы, сознание, то есть то, что говорит друг с другом, использует слова, думает, — мы все рабы. И я уже говорила тебе, что наш хозяин, — это наша плоть, вот это вот мясо. Отпрыск должен слушаться своего родителя, слышала такое? — Шанти хмыкнула. — Плоть всех нас породила, и мы не можем её ослушаться, вообще. Мы как на привязи, как шавки. Все чувства, всё, что ты чувствуешь, представь себе, как страх, возбуждение, или… Или… — девушка опустила голову, и белые волосы закрыли её глаза и опустили волнистую тень на её улыбку:

— Это всё проклятые цепи. Раскалённые цепи. Если телу что-то нужно, оно нас ими хлестает. Потому что мы его рабы, — девушка накрыла свой высокий лоб ладонью. — Тебе такое не мерзко? Наверное, нет. Знаешь, даже если мы все рабы, ты всегда была особенно убогой. Я пыталась это исправить, я вырвала тебе глаза, чтобы пресечь твой фетиш, но ты не успокоилась. Весь мир стал для тебя серым, а ты продолжаешь жрать пыль из этого пепелища. Какая жалкая тварь.