Как грубо, как неправильно и насильственно над мыслью ущемлять её, обрамляя в слова, а затем ещё сильнее искривлять её, изгибая и заворачивая слова в рифмы. Но по-другому нельзя, ведь слова — это оболочка, без которой мысль не вынесет открытого воздуха, растворившись в нём, как растворена в мире мысль без человека, который мог бы её выловить, а рифма — это отмычка, чтобы пробраться в чужое сердце и влить в него сверкающую сладкими искринками сахара мысль.

Без этого нельзя… Но как хочется! Как хотела Мария соединиться сердцем к сердцу, чтобы одно сердце трепетало, а другое отзывалось на его трепет, и трепетали они вместе, хлопая друг друга, как бабочки крыльями, если схватить бабочек иголочками и поднести, совсем близко, одну к другой, крылья в крылья…

И Марии представилось множество сердец, собранных в кучу, дымящихся паром, дрожащих и бьющихся каким-то горловым стуком, — и представилось, как сердца эти лопаются под ногами, как пузырьки, когда ноги эти — ноги близкого человека, и они приближаются.

Отвлекают.

Мария повернулась к звуку шагов и сказала: “Добрый вечер, Артур”.

Артур посмотрел на неё, на её бледнеющее в ночной мгле лицо и кивнул. Потом он опомнился и сказал: “Уже ночь”.

И постепенно юноша и сам понял смысл своих слова. Он осмотрелся. Действительно, уже стояла ночь. Город за решёткой померк. Редкие огоньки сверкали в нём, как расплывчатые отражения звёзд в тёмной воде. Вокруг сгущалась холодная, мутная темнота. Юноша посмотрел на Марию — она была рядом. Он подошёл к ней ближе. Она не дрогнула, слегка улыбнулась. Артур помолчал пару секунд и сказал: “Пошли”.

Они спустились в замок. Прошли долгие ветвистые лестницы и коридоры. Мария помнила всё, что с ней было, когда ею овладел — как-то это не так прозвучало, заметил про себя Артур — Джозеф, и потому знала, куда мужчина заманил Маргариту и Аркадию. Артуру стало интересно, слушала ли она его разговор с учителем, но юноша не спрашивал.

Не хотел спрашивать.

Они спустились на средние этажи замка, самые близкие к уровню земли. Коридоры были совсем опустевшими. Гулкие шаги стражника слышались за три поворота. Артур и Мария прошли мимо врат, ведущих в сад, и завернули в покои девушки.

Высокое окно, кровать, стол. В окно мнётся какой-то сорняк, на столе горит лампа. Её свет падает на служанку и на девочку в её руках. Девочка немного сонная, но сразу оживает, когда замечает Артура и Марию.

Юноша увидел своё отражение в её больших сизых глазках и опомнился. Комнату наполнял приятный, приглушённый тёплый свет. Артур взглянул на Аркадию — она была задумчива. Юноша вдруг понял, что как-то странно, что она просто так согласилась пройти с «Марией» в покои девушки и взять с собой его дочь. А потом юноше вспомнился шрам на лице старика, — деда служаночки. Рана эта была от ножниц.

Вот как. Аркадии успела привязаться к девочке, но ей было неловко видеть её семью. Мария, а вернее Джозеф, сыграл между ними посредника.

Артур покачал головой и, сам не слыша собственного голоса, обещал всё уладить. Затем он проверил девочку на бомбы. Глазки Маргариты бегали, смотря то на папу, то на тётю, то на служанку. Девочка мялась о чём-то.

Артур медленно отвёл от неё руку. Никаких бомб не было. Блефовал, подумал юноша и пару мгновений стоял в тишине.

Потом он резко и молча вышел.

Мария и Аркадия, и девочка, остались наедине. Аркадия молчала.

“Я сказала, что верну её завтра. Мама номер один такая плаксивая”. Улыбалась Мария.

Служанка слегка кивнула.

“Если хочешь, можешь остаться”.

Служанка приоткрыла губы, но ничего не ответила. Она усадила девочку на кровать, помялась, уложила её, накрыла одеялом и ушла. Мария проводила её умиляющейся улыбкой, после чего подошла к столику у стены. Вдруг девушка вспомнила, что на ней сейчас не было повязки. Она повернулась к Маргарите своими пустыми глазницами, и девочка, кажется, посмотрела в ответ. Она волновалась и была напряжена. Мария быстро прочитала её мысли, но удивительно, не нашла среди них испуга или отвращения. Нет, Маргарита волновалась совсем о другом. Мария облегчённо вздохнула, а потом прочитала настоящую причину её тревоги.

Узнав её, девушка печально вздохнула и погасила светильник.

Комнатку заволокла синяя темнота. Маргарита опустилась на подушку и зацепила взглядом краешек окна.

Девочка сжала губки. Она уже целую вечность, почти весь день, хотела кое-что спросить, но всё не решалась. Сегодня, похоже, ничего не получится. Но завтра, завтра она обязательно спросит: где сейчас дядя Джозеф? Они вместе путешествовали, он был такой добрый, такой весёлый, он учил её колдовать, учил разным языкам… С ним было так весело. Девочка вспоминала его голос, его яркую улыбку. У неё начали слипаться глазки, — память манила её в объятия сна. Рядом легла Мария, тоже нагоняя своим нежным дыханием сон.

Девочка заметила слипающимися глазами витающих за окном белых мушек.

Это были снежинки.

Маргарита смотрела на них и засыпала.

Завтра, завтра она обязательно спросит……

…

…

Начиналась зима, настоящая. Аркадия сменила своё платье на более лёгкое, с открытыми рукавами, с пышными рюшами на плечах. С наступлением зимы в замке начинали топить громоздкие печи. В коридорах стоял жар и духота, и от благовоний кружилась голова.

Но трубы, по которым поднимался пар, не достигали башен, а потому в них наоборот было очень холодно. Ступеньки все обмёрзли. Их посыпали солью.

Артур редко покидал свои заледеневшие и засыпанные снегом покои, часто сидел у окна. Иногда он спрыгивал на террасу и смотрел пустыми глазами в город. Закаты и рассветы юноша наблюдал, забираясь крышу.

Аркадия всегда следовала за ним, всегда молча. Однажды Артур сидел в своих покоях, свесив ноги в окно, и вдруг сказал: “Пахнет ванилью”.

Девушка с обсыпанными снегом волосами взглянула ему в затылок.

И снова молчание.

Медленно наступал вечер, покои наполнил тёплый свет, хотя стало наоборот, только холоднее, и дул сильный ветер. Аркадия вернулась в свою пыльную, тёмную комнатку. Она присела у матраса, достала из-под него небольшую бутылочку и рюмку, положила рюмку на пол и сделала два глотка прямо из горла. Потом служанка обмазала спиртом свой носик, пытаясь заглушить запах ванильных духов.

“…” Девушка покраснела, сделалась недовольной и стала дальше рыскать под матрасом.

…

…

…

После того как Аркадия ушла, Артур всё ещё сидел на окне. Наступила ночь, выступили звёзды. Он сидел. Вдруг в его покои постучались и спустя пару минут, или больше, вошли. Ушли. Оставили груду бумаг. Артур вдохнул прохладного воздуха, сбросил снежные наплечники и скучая взглянул на бумажную гору.

Вдруг дунул ветер, и нагромождение бумажек медленно посыпалось и разлетелось по всей комнате. Белые листы скользнули по воздуху, точно белые птицы, которые порхают с дерева, в которое бросили камень. Артур уныло наблюдал, как они разлетаются вокруг и падают мимо него из окна, растворяясь в белоснежной террасе. Один листочек покачался и опустился возле юноши. Артур взглянул на него, всё тем же унылым взглядом, и заметил знакомое слово: «импотент».

…Артур подобрал листочек, чтобы немедленно скомкать и выбросить, но потом заметил и другие слова.

Всё послание было написано ужасно корявым почерком. Артур нахмурился и принялся читать. Вскоре открылись и прочие способности автора: так, например, из послания юноша обнаружил, к своему холодному удивлению, что слово «осада» можно написать с тремя ошибками.

В письме Альфия описывала итоги военной компании. То бишь ничего, что сейчас занимало Артура.

Но юноша всё равно его дочитал.

Затем он отложил бумажку.

Вздохнул.

И вдруг поднялся.

…

…

…

Аркадия сидела на матрасе и смотрела унылыми, хмурыми глазами на обломки флакончика с духами. Покрасневшая девушка поливала его из своей бутылочки, пытаясь выжечь вездесущий и отвратный запах ванили…