Сейчас всё закончится. Всего один удар. Главное, чтобы у него не дрогнула рука…

Брызнула кровь.

Снова яркая вспышка на горизонте.

И всё застыло.

141. Просто Случайность

Случилось нечто удивительное. Джозеф сперва ничего не понял. Мужчина нахмурился. Далеко не в первый раз, особенно когда он был на сильных седативных веществах, — и особенно когда он смешивал сильные седативные вещества с психоделиками — с ним происходил такой своеобразный конфуз, когда он в течении нескольких секунд не понимал, что происходит и где он сейчас находится. Логические связи у него в голове ломались, и он обнаруживал себя в совершенно непонятном мире, который мог только наблюдать, но влиять на который он не понимал даже как.

Вот, сейчас происходило что-то такое. Странное. Он почему-то сделался очень слабым и упал на колени. Сердце его как будто выдохнуло всю свою жизнь. Мальчишка, как его звали… Эрхан, да, Эрхи, держал костяной ножик. Ножик, он, кажется, пронзал Джозефу грудь. Сердце. Настоящее, человеческое. Как странно!

Джозеф не понимал, как такое могло произойти. Он ведь, кажется, всё рассчитал. Он заранее увернулся от удара, который мог быть направлен в его сердце. Он всё продумал, всё, если только… Джозеф присмотрелся в лицо, в глаза мальчика, дрожащие как огромные слезинки. Они были растеряны, они были испуганы.

“Ах, вот как…” Подумал он про себя, или сказал, Джозеф уже не совсем понимал. Вот как. Рука мальчика дрогнула. В самый последний момент мальчишка не смог ударить своего учителя в сердце, его рука дрогнула, — Джозеф этого не предвидел и просто насадил себя, своё сердце на его жалкий костяной ножик.

Как странно.

Какая глупая оплошность.

Надо о ней подумать.

Но как сложно, как сложно думать и стоять! Джозефу захотелось прилечь. Он прилёг, разложившись на мокрый и кровавый снег.

Эрхан вздрогнул. Его руки размякли. А мужчина прилёг, с кинжалом в груди. И лежал. И молчал. Эрхан испугался и подбежал к нему, он хотел помочь, но упал лицом в снег. И тогда страшная боль наполнила юношу, заполнила его до краёв как будто с него содрали кожу, со всех его внутренностей стёрли плоть и засыпали всё мелкой стеклянной стружкой. Но он был таким слабым, что не мог даже зареветь.

Учитель и ученик лежали на земле. Уставшие и разбитые.

Разум Эрхана помутился. А потом он услышал голос. Тихий и спокойный:

“Третий карман сверху. Достань-ка, мелкий”. Эрхан с трудом начал рыться в своих карманах. Джозеф смотрел на него неподвижными глазами. Потом юноша опомнился. Он взялся за подол пальто Джозефа и вытащил небольшую колбочку.

Джозеф приподнял голову.

Мальчик влил содержимое ему в рот и опустил дрожащие, сломанные руки на колени. Он волновался, ему было страшно за своего учителя, и он надеялся, что таинственное снадобье может спасти ему жизнь.

Джозеф вдохнул и вдруг закашлял. Он повернулся, и кислая кровавая горечь вырвалась у него из горла. Он стёр её с губ дрожащей рукой и глубоко вдохнул.

“Всегда беру с собой, на всякий случай. Прочищает кровоток. Не хочу умирать пока в голову бьёт всякая дрянь”. Сказал тихим голосом мужчина.

Эрхан вздрогнул.

Джозеф повернулся к нему и сказал:

“О себе бы беспокоился. Я-то ещё могу выжить, а ты труп”.

Эрхан хотел ему ответить, но стоило мальчику открыть рот, как он начал кашлять кровью. Он кашлял и кашлял, пока густая кашица вырывалась на землю. А вместе с нею выпал его зуб. Потом ещё один. Волосы мальчика сыпалась на землю. Он становился похож на старую куклу. Джозеф наблюдал за ним спокойными глазами. Потом он сказал:

“Левый карман, снизу”. Эрхан дрожащими руками достал из кармана книжку. Ту самую записную книжку.

“Последняя страница”. Продолжал Джозеф, поворачивая голову к небу.

Эрхан попытался открыть её, но книжка выпала у него из рук. А потом на неё посыпалась ногти мальчика. С его опухших, голых пальцев капала кровь.

Он с трудом открыл последнюю страницу, стараясь её не запачкать. Его сердца горели мутным, неспокойным золотистым свечением. В их свете юноша едва разбирал кривые, уродливые строки на бумаге. У Джозефа был ужасный почерк. Одно слово юноша долго не мог понять, он вчитывался, и вчитывался и вдруг оно обрело форму в его голове. Он прочёл его голосом своего учителя: жертва.

Эрхан вздрогнул и отстранился.

Джозеф спокойно взирал в небеса:

“Либо ты меня сейчас убьёшь, либо, если хочешь, чтобы я жил, помоги мне совершить ритуал. Убей себя. Принеси себя в жертву. Я уже раз спас тебе жизнь. Давай, верни её. Я не заслужил? Я буду тебя помнить. Правда. Я столько дал тебя, я дал тебе целую жизнь. Помнишь, как весело было убегать от лича? А когда мы попали в город, где за ночь все стали трупами? Помнишь? А помнишь… Как сложно говорить”. Мужчина поморщился.

“Скажи, ну разве стоит твоя жалкая жизнь моей? Ты на что-нибудь вообще способен? Ты моя тень, мелкий. Инструмент. Согласен, было жестоко давать тебе надежду, но и ты должен меня понять. Ты персонаж третьего плана. И всё. А я главный герой. Вся эта земная, плебейская жизнь, разве она стоит того? Ты был для неё рождён. Я — нет. Я рождён для большего. Я просто действовал как заложено природой. И ты тоже так действуй. Давай, убей себя. Твоя жертва не будет напрасной. Сам подумай. Твоя жертва поможет рождению настоящего бога. Любой плебей может о таком только мечтать. И всего-то нужно, что? Прикончить себя? Ну давай, Эрхи”.

“Давай”.

“Хватит медлить ублюдок”.

Проревел Джозеф и Эрхан вздрогнул. Он поднял свой кинжал. Он, кажется, готов был вспороть свою грудь. Но вот, случайно, глаза юноши обратились в небо. И он засмотрелся. На тонкий ломтик луны. На горизонт. На само небо, невероятно чистое и огромное, и пустое.

Эрхан заревел.

Он вонзил свой костяной ножик в грудь мужчины. Джозеф закашлял кровью. Эрхан как будто потерял рассудок. Он вонзил ножик ещё раз, потом ещё раз, он прорвался в сердце мужчины и резал его ножом вдоль и поперёк. Он ревел и кашлял кровью. Джозеф смотрел на него. Сперва невозмутимо. А потом с яркой, блестящей звёздами улыбкой. Мужчина разложился на снегу и раскинул руки. И даже когда Эрхан вырвал его сердце. Когда он впился в него своими последними, хрупкими зубами, и жевал его с трудом, задыхаясь от бурлящей крови, Джозеф продолжал улыбаться. Даже когда глаза его померкли и красные звёзды затерялись среди всего остального бездонного звёздного неба. Он улыбался.

Эрхан сидел неподвижно над мёртвым. Слёзы и кровь высыхали на его глазах. Шли неумолимые часы. Горные звери забирались на вершину. Два волка. Они посмотрели на неподвижную статую, потом принюхались к мёртвому мужчине. Волки стали зарываться мордами в его тело. Вдруг они дёрнулись и побежали с кусками мяса в зубах.

Эрхан повернулся. На горизонте снова сиял новый, мраморный столп, а за ним пробивался восход. Словно вспышка он разом осветил всю гору и загорелся в каждой снежинке, и только в глаза, в тёмные как самые глубокие бездны, глубокие как звёздное небо глаза не мог пробиться этот свет.

Утром этого же дня первые люди собрались у заново возведённой колонны. На ней был распят голый старик — Феникс. Слуга Горного короля. Люди его боялись. Никто не смел первым прикоснуться к великой колонне. Наконец вышел какой-то храбрец. Он притронулся к ней, но колонна осталась безмолвна. Мужчина постоял ещё немного, ожидая чего-то, и разочарованно побрёл назад. Пошла очередь. Один за другим подходили люди. Наконец, в полдень, колонна загорелась слабыми блёстками. К ней прикасалась девочка со светлым лицом и большим шрамом на шее. Мелькнули огоньки, и на шею девочки опустился амулет.

Все люди перед нею немедленно расступились. Почти. Мимо неё прошёл мальчишка. Его тёмные волосы казались обгоревшими. Его глаза были чёрными как бархатные угольки. Он казался совсем невзрачным.

Мальчик дотронулся до колонны. Ничего не случилось. Девочка, всё ещё ошарашенная, пришла в себя и сочувственно ему улыбнулась.