— Пришла в себя..? — помог мне он, а я поняла, какое именно обращение он «проглотил».

— Не знаю… — ровно отвечаю, а Дерек рывком поднимается на ноги. И вот он уже держит мое лицо в ладонях и тревожно всматривается в затаившуюся на дне зрачков Пустоту, которую я еще не успела надежно запрятать в глубине моей души. — Зачем ты меня сюда привел, Дерри?

— Только не это… — с отчаянием шепчет он и бережно прижимает меня к своей груди. Я слышу как сильно и быстро бьется его сердце и от этого мне становится тепло…

— Дерри? — глухо повторяю я, а он вздрагивает:

— Чтобы ты вспомнила…

— Но ты этого не хочешь. — говорю ему куда-то в район подмышки — все же он намного выше меня. — Почему?

— У нас все начнется по кругу… Ты психанешь, я вспылю… и мы с тобой опять будем ссориться… Ты будешь на меня злиться, устраивать истерики… а я буду опять обязан за тобой следить, чтобы ты ни во что не вляпалась…

— Почему? — настаиваю я на своем, потому что все вышеперечисленное уж никак не является ответом на мой вопрос.

— Потому что я не хочу ругаться и спорить с тобой. Потому что… — он отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза, чтобы увидеть мою реакцию: —…я устал с тобой нянчиться, мышка.

Не спорю, я рассчитывала немного на другой ответ… а Пустота с яростью дикого тигра заполняет мою душу, желая уберечь от боли. Казалось бы, сейчас для этого самый подходящий момент, стоит только дать свое согласие, и Она с радостью останется со мной навсегда. Ведь это так просто — ничего не чувствовать… Но я должна… Я хочу жить, раз уж чудом смогла выжить. А боль… Ну что ж, даже если Пустота позволила о ней не помнить, не значит, что сама боль меня забыла.

— А больше и не нужно. — усмехаюсь ему в ответ и делаю шаг назад, покидаю уютные объятья демона. — Кто может рассказать, что там произошло? У меня ужасные пробелы в памяти.

Пустота недовольно фыркнула, свернулась клубочком в моей груди, точно своенравная кошка! и пообещала, что теперь придет только по моему зову, не раньше. А пока Она дает мне возможность насладиться болью и (ах! Как нелепо!) чувствами.

В кабинете ректора собралось немало народа: Тайлер, Дерек, Лидочка, Майн-старший, Советчик со «скрипучим» голосом, кажется, господин Арсеттен, еще один брюнетистый советничек и, конечно же, сам глава ВМА. Все серьезные, у всех печать важности на лице. Лишь Лидочка изредка морщится, то и дело ощупывая стык кожи и, наверное, металла — ее новой руки. Вернее, протеза. Видно, что непривычно ей, и совесть дает пинок моей душе — это ведь по моей вине Страшная Женщина пострадала.

Но, как только в голове пролетает эта мысль, я себя одергиваю. Во-первых, если бы Паук не затеял свои игры — ничего подобного бы не случилось. Во-вторых, никто Лидию кнутом не гнал. В-третьих, никто не просил меня спасать. Нет, конечно, спасибо и все такое, но я не хочу чувствовать себя виноватой за то, чего не совершала, как и не желаю быть ответственной за тех, у кого есть своя голова на плечах. Единственный, за кого я могу в какой-то мере отвечать — Ати, все остальные пусть идут лесом! А Майн — в первую очередь!

«Заседание» длится уже около часа. За это время моя пятая точка успела принять форму стула, а носок ботинка оставит на память Реннану нехилую такую вмятину на идеальном паркете — нервы ни к черту. За все это время я не узнала ровным счетом ничего нового. Присутствующие словно сговорились — на мои вопросы не отвечают и активно засыпают своими:

— Когда тебя похитили? — около восьми…

— Кто похитил? — Крис… Кристофер Сорнион…

— Как похитили? — оглушил…

А потом сплошные «не знаю… не знаю… не знаю…». Эти два слова я повторяла чаще всего, когда дело касалось времени и событий, что произошли после того, как я очнулась в той «пещере». А они не понимали, спрашивали и спрашивали, задавали по кругу одни и те же вопросы, но другими словами, и опять спрашивали и переспрашивали… Они не могли поверить, что я могу помнить что-то одно, но не помнить другого, намного более важного, и, главное, произошедшего спустя несколько мгновений! Вот и я не могла поверить. Вообще все мои воспоминания как-то смешались, перетасовались, как карты в колоде, и рассредоточились в совершенно случайном порядке. И я, как неопытный игрок, пытаюсь сложить их в единую картину, подозревая, что каких-то важных карт нет, но никак не могу найти доказательств, что это так!

Но они не задали тех вопросов, на которые я могла ответить что-то еще, кроме «не знаю». Потому что я знаю, что в стенах Академии мне уже не безопасно. Я не знаю, кто такой «паук», но я знаю, что он рядом. И я не помню кто он.

Это меня нервировало до зубного скрежета. Чтоб хоть как-то скрыть дрожь, я сложила руки в замок на коленях и гипнотизировала свои ногти. Но когда допрос пошел по пятому (или уже шестому?) кругу, и я готова была позвать на помощь Пустоту, перестав даже отбивать ритм ногой, Майн-младший что-то понял и неожиданно заступился:

— Может хватит? — после его слов я почувствовала, как пять взглядов нехотя отрываются от созерцания моего осунувшегося лица и приклеиваются к Дереку. Он поджал губы и тут же разразился обвинительной тирадой: — Целители тряслись над ней неделю, чтобы она только очнулась. Еще четыре дня пошли на то, чтобы она выпала из ступора, поверила, что она не погибла на столе безумного мага от дикого ритуала. А теперь вы ее опять хотите вернуть в состояние овоща кучей бессмысленных вопросов, на которые она, даже если бы очень хотела, не сможет дать ответ?

Пока остальные переваривали в наступившей тишине его слова, я вспомнила совсем другие: «я устал с тобой нянчиться». Вот и все объяснение его «светлому» порыву. Майн не дурак, он понимает, что уйди я вновь в себя, в Пустоту, его же первого отправят меня «спасать». А ему уже надоело, он устал и, наверное, ждет не дождется, когда наконец сможет скинуть с себя груз ответственности за какую-то мышку. Или куклу. «Неинтересная» — единственно прилагательное на все случаи жизни.

— И что вы предлагаете, молодой человек? — проскрипел Арсеттен.

— На данном этапе я бы предложил оставить студентку в покое, — берет слово Реннан, — С завтрашнего дня необходимо продолжить терапию при помощи криата — как все смогли убедиться, она дала положительный эффект. И, я в курсе, что большинство против, но буду вынужден просить студента Майна принимать во всем этом непосредственную участь — именно он смог достучаться до студентки, когда другие потерпели неудачу.

Я не верю своим ушам и вскидываю голову. Черт! Так и есть: ректор по-прежнему серьезный, но в глазах можно прочитать веселье. Он думает, что мы… что я с ним… что благодаря Дереку… Черт! Скосив глаза на демона, вижу эмоции совсем противоположные. «Я устал нянчиться» набатом звучит в голове и я решаюсь возразить, но присутствующие после некоторой запинки согласились с предложением Пижона и заседание тупо объявили закрытым. Господа советнички вместе с Лидочкой и Тайлером покинули кабинет, и мы остались втроем: я, Майн и Реннан. И эта тишина, что окутывала помещение, перестала мне нравиться и начала напрягать.

— И? Ты ничего не хочешь добавить? — спросил ректор, вдоволь налюбовавшись моими сведенными вкупу бровями. Его глаза пристально следили за мной, за каждым дрогнувшим мускулом на лице, за каждым движением, пытаясь определить мои истинные эмоции. Поджав губы, я лишь отрицательно покачала головой. — А мне вот показалось, что есть.

Я снова безмолвным жестом говорю «нет», и тяжелый вздох раздается в кабинете: пижон устало трет глаза. Боковым зрением замечаю, что Дерек морщится. И решение само всплывает в сознании:

— Хотя, знаете, есть, — говорю я, вскидывая голову. Мой взгляд блуждает по кабинету, выхватывая все новые детали: небольшая статуэтка на столе, удобный кожаный диванчик под окном, рядом такие же кресла… Легкие занавески прикрыты тяжелыми парчовыми шторами, книжные полки заставлены внушительными томами. Почему я не замечала, что здесь так уютно? Почему все время этот кабинет был для меня примером наигранной вычурности и кричащей безвкусицы?