«Опять отвлекаюсь» с долей насмешки подумала я. Насмешка в основном предназначалась глупым розовым мыслям. Да уж, сколько циником не будь — а романтический клещ все равно внутри каждой женщины сидит, гад! Сосредоточиться на истории воздушной магии не дает!

Но, как бы я себя не настраивала на серьезный лад, заниматься чем-то полезным у меня не получалось: то нос зачешется, то мышцы размять хочется, то звуки музыки пробьются сквозь толстые стены, то какая-то парочка уединения ищет (было дело, хорошо, что я додумалась на дверь блок поставить). В общем, через полчаса, я запрятала свиток обратно и принялась буравить дверь, решая сложный для меня вопрос: остаться сидеть здесь, или все же пойти посмотреть на веселье? Помощи от тараканов в голове ждать не приходилось — они разделились поровну и оскорбляли друг друга в лучших традициях дворовых потасовок. «Панки» против «гопников», блин!

Психанув, я резко открыла дверь… и отшатнулась:

— Крис? Ты что здесь делаешь? — удивленно воскликнула я, рассматривая принаряженного в пиджачок и брючки парня.

— Тебя искал. — настороженно улыбнулся он. — На балу не нашел и решил поискать по Академии. В комнате тебя не было, на кухню не сунулась бы — там людно слишком, а потом подумал, что ты можешь быть в теплицах.

— И зачем же ты меня искал? — я нахмурилась, а с ладони, спрятанной за дверью, был готов сорваться «блокатор». — Если память меня не подводит, — ироничная насмешка, — а она не подводит, то в последний раз ты меня даже слушать не захотел. И теперь вот, ты просто так приходишь..? — я выдохнула. Сжала ладонь, уничтожая тем самым заготовку заклятья, и устало спросила: — Что у тебя на уме, Кристофер?

— Ничего. — он виновато развел руки. — Просто захотелось тебя увидеть. Впустишь? — кивнул он на дверь, а я, поколебавшись несколько секунд, отпустила дверную ручку и пропустила его в теплицу. Закрыв дверь, направилась в облюбованный мной угол:

— Ну, увидел. Дальше что?

— А дальше — все.

Голос его показался мне зловещим и я резко обернулась, чтобы посмотреть на шагающего вслед за мной парня. Во время разворота я увидела его надменную, злую улыбочку, а в лицо мне уже летело какое-то заклятье, защититься от которого у меня уже не было возможности.

А потом — тьма.

Глаза открыть не получалось, но приглушенные веками блики света я все же смогла различить. Вокруг меня сновали зловещие тени, нагоняющие ужас еще и тем, что восприятие реальности ограничивались лишь ими.

Потом ко мне вернулся слух. Не полностью, а так, урывками: разум начал различить в стене белого шума тяжелые звуки, словно ветер ночью гуляет в проводах. Следом разобрала отдельные слова, которые, впрочем, для меня никакого смысла пока не имели. К ним присоединились звуки шагов на фоне речитативного завывания на непонятном языке.

После появилось ощущение холода. Вместе с окружавшей меня какофонией звуков, полностью их обработать мозг был все еще не способен, я поняла, что лежу на чем-то холодном и очень неровном — спиной чувствовала каждый камешек и каждую впадинку на которые ее, спину, водрузили.

Вернулась чувствительность к рукам. То есть, от запястья и к плечу — ладони оказались перебинтованы, или привязаны, настолько сильно, что пошевелить пальцами я была неспособна. То же самое происходило и с ногами: от лодыжки и вверх мне было холодно, а вот ступни я не ощущала, из чего сделала вывод, что они, наверное, тоже перевязаны. Так же присутствовали ремни чуть выше коленей, в районе бедер и под грудью. Но эти не сдавливали, лишь намекали, что двигаться я не смогу. Голову тоже не оставили без внимания и подарили ей «царский венец», который железной бляшкой давил мне на лоб. Это для того, чтобы я раньше времени не стукнулась и не разбила мозговместилище, сорвав тем самым коварные планы?

Кому?

Крис…

Вспомнив это имя, мне захотелось выругаться. Но двигаться я по-прежнему не могла и мои губы остались плотно сжатыми, лицо безучастным, глаза закрытыми…

«Сволочи! Блок опять поставили!» мысленно взвыла я и… только теперь с ужасом осознала, что меня похитили! ОПЯТЬ!! Только на сей раз удачно! Черт! Я же знала, что это может произойти! Знала! И нос, скотина неблагодарная, чешется, а сделать ничего не могу…

Именно «нос» стал последней каплей и на сцену вылезла Паника: взяла в заложники мой здравый смысл и, убрав с дороги милых дурашек-таракашек, выпустила из надежного хранилища Липкий Ужас, Серую Безысходность и Ноющую Тоску — все то, от чего я пыталась избавиться навсегда.

Теперь, помимо блока-парализатора мое тело сковали мои же собственные эмоции. Дыхание сбилось, стало судорожным, иногда казалось, что я просто не могу, не умею, забыла как дышать! Легкие работали на износ, но толку не было — воздуха катастрофически не хватало… Ныли мышцы. Боль от перенапряжения вспыхивала то тут, то там, пока у меня не осталось ни одной части тела, которая бы не пульсировала адской болью, заставляя меня сменить положение, сделать хоть что-нибудь, только бы избавится от этого ощущения!!

Душа моя извивалась в агонии, в то время как тело безжизненной массой было распластано на холодном камне. Казалось, что мои мускулы перегорели, что мышцы и суставы превратились в горячий кисель, а кожа бесформенным мешком прикрывала это безобразие от посторонних взглядов. Наверное, так чувствует себя несчастный пациент на хирургическом столе, которому анестезиолог неправильно рассчитал дозу, или просто что-то пошло не так, и бедняга лежит и слышит все:

«Пип. Пип. Пип.» — пульсоксиметр успокаивает медперсонал стабильным сигналом.

С шумом качает воздух машина искусственной вентиляции легких.

Хирургические светильники издают низкий, едва уловимый гул.

«Дзынь» — скальпель полетел на подставку.

«Зажим!» — командует хирург, и следом добавляет: — «Тампон!»

«ПИП! ПИП! ПИП!» — ускоряется пульсоксиметр. Кто-то проронил недовольное **ять.

За закрытыми веками судорожно двигаются глаза. Мозг в панике выбрасывает в кровь адреналин, дыхание ускоряется… и самый большой страх сейчас — услышать резкое «мы его теряем!»

И он лежит, чувствуя, как игла входит в мышцы, как живота касается стерильное лезвие ножа, как хирург волосатой рукой, обтянутой одноразовой перчаткой, роется у него во внутренностях… чувствует, но подать даже малейший знак не может…

Вот так и я: осознавала, что вокруг меня происходит, но сделать ничего не могла. Разница между невезучим пациентом хирургии и мной была еще и в том, что пациент на стол лег ради своего же блага. А вот меня никто не спрашивал. Как и всегда, впрочем.

Заунывные песнопения и шарканье ног вокруг моего ложа сошли на нет, и я услышала:

— Освободите ее.

После этих слов я возликовала! Да! Эти неизвестные шутники наконец-то поняли, что шутка затянулась и пора уже ее прекращать!

Кто-то ко мне подошел и, склонившись над моим лицом, заслонил весь свет. Через мгновение я ощутила, как на виски ложатся прохладные пальцы, и меня окутывает теплом, что волной бежит по телу — от головы и до изрядно замерзших пальчиков на ногах. Одеревенение спадает, и мои мускулы расслабляются. Неуверенное движение ступней и… Да! Я ее чувствую! Я ней двигаю!

Резко распахнула глаза. Мужчина, маг, стоявший подле, отшатнулся.

— Почему я до сих пор связана? — сипло спрашиваю и замечаю, как хмурится его лицо. — Вам же приказали освободить меня!

— А она сильней, чем мы предполагали, — обернувшись, говорит он невидимомут собеседнику, потом вновь смотрит на меня, подняв ладонь: — Сколько пальцев видишь?

— Если не развяжешь — у тебя ни одного не останется! — злобно отвечаю, на что из-за спины мага мне в ответ прилетает смешок:

— Тата, ну зачем так грубо?

От звука этого голоса у меня внутри все леденеет. Не может быть!

— Вы?! — ошарашенно хриплю я. Повернуть голову, чтобы посмотреть в глаза тому, кому я верила практически без оглядки, не могу — кожаный ремень держит крепко.