Я поняла, что это — действительно край и при очередном писке меня на самом деле вырубят без лишних пиететов. И не факт, что заклятием — могут и просто чем-то тяжелым приложить. Ну, это зависит от того, насколько смогу довести до белого каления собеседника.

Тем не менее Криса мне было не жаль ни капли: предательство я не намерена прощать даже покойникам. Ему и так уже все равно, а я благодаря его стараниям нахожусь не в том состоянии, чтобы придумывать кому бы то ни было дешевые оправдания. Я жестокая? Наверное. Но слова о том, что ударившему тебя по правой щеке, нужно подставить левую, у меня с самого детства вызывают когнитивный диссонанс. Я всегда считала, и даже сейчас продолжаю так думать, что жить нужно по совести, а не прощать обидчиков и давать им второй, третий и десятый шансы и лизать им задницы…

И все же, как быть? Жить, но платить за жизнь своим телом, или использовать последний шанс на смерть? Молча смириться или доставить неудобства?

Саркастическая, немного безумная ухмылка озарила мое лицо.

— Спорим, у вас все равно ничего не получится? — прокаркала я, делая ужасно длинные паузы между словами. — Меня спасут, а вы умрете. Вы все умрете! Сдохнете, как тараканы! Сдох…

Паук не выдержал и обрушил на меня невиданной мощи блок. Я застыла на полуслове с открытым ртом и глазами. Спустя мгновение, его рука резко, с размаха, поставила мою нижнюю челюсть на место. От удара зубы клацнули, осознание затопила вспышка боли, и тут же солоноватая жидкость заполнила рот — я прокусила язык. Он с яростным выражением морды склонился надо мной, а потом с размаха залепил пощечину. Голова немного дернулась, но прикованная ремнем, осталась в прежнем положении. После этого мерзавец грубо опустил мои веки, задев при этом обе роговицы. К боли во рту мне добавилось еще и невыносимое жжение в глазах, что не смогло добавить оптимизма.

«Что ж, у меня есть все шансы подохнуть в ближайшие минуты» успокоила я себя, чувствуя, как кровь скапливается в полости рта, а сглотнуть вязкую жидкость, из-за которой на меня то и дело пробирал рвотный рефлекс, я не могла. Уже не могла. Щека горела огнем, язык пульсировал и опять нещадно чесался нос. «Похоже, это конец…» апатично подумала я и мысленно попросила прощение у криата, что больше не смогу к нему прийти и почесать за рожками…

Воздух в помещении вздрогнул вместе со стенами от докатившегося издалека чудовищного грохота, это меня и отвлекло от мрачных размышлений и прощания с близкими мне людьми и существами. На мгновение заткнулся «певец», а в возобновившемся речитативе явно преобладали неуверенные и панические нотки. Сразу после этого Паук приказал нескольким ребятам отправиться проверить, что там произошло. Следующее, что он сказал, касалось напрямую меня:

— Начинаем.

Опутавшие мое сознание паника и страх сковали тело похлеще блокатора. Разум опять потонул в стене белого шума. Слух в очередной раз начал сбоить, выхватывая только отдельные звуки и рождая психоделические ассоциации в мыслях:

Вот кто-то перевернул страницу — спутать этот шершавый звук с чем либо было сложно…

Нервно засопел один из помощников Паука…

Скрипнул камешек под подошвой тяжелого ботинка…

Маг рубит фразы на слова на древнесихирском… (Ритуал? Уже проводят? Но я ж еще не готова!)

Тихий стон, словно набежавшая на берег моря волна… Именно моря — у озер и рек совсем другой звук.

Стучат молоточки по полу…

Что-то большое (и непременно очень яркое — подсказывает подсознание) пульсирует совсем близко…

Пенопластовые шарики водопадом «льются» в деревянный короб, скрывая другие звуки…

Рыцарь вытаскивает из ножен свой меч… Звук металла о металл — лучше, или хуже ногтей по грифельной доске?

Воздух вокруг меня заволновался, нежным пером прикоснулся к щеке, успокаивая, убаюкивая, обещая, что все будет хорошо…

Неразборчивые слова на речитативе и древнесихирское «преходай» обрываются одновременно с появлением в помещении пульсирующего (и безумно яркого, до рези даже в закрытых глазах!) звука…

Что-то грузное падает совсем рядом со мной…

Через раз испуганно дышат помощники Паука…

Низко рычит двигатель автомобиля… Но… В этом мире нет машин! Или есть?

Уже не важно. Ведь Рыцарь успел сразить своим мечом дракона.

Почему я всегда считала, что ящерам чертовски больно? На самом деле это не так.

Им не больно. Им… пусто. И эта Пустота поглощает все звуки. Она, а не воздух, убаюкивает, успокаивает… Она обещает, что все будет хорошо…

ПРИМ.:

В темноте выпускает нити,

Для узора смертельной хватки,

Паучище могучей прыти… *

об этих строчках вспомнила ГГ в опасной ситуации. Почему она вообще их вспомнила — автор не в курсе, но предоставляет заинтересованной публике инфу:

(*) урывок из стихотвореняи «Паучище» © Евгений Кеменов, 2012. Полный стих можно найти на сайте Стихи. ру: ссылка не работает://stihi.ru/2012/03/24/1834

Шамбалы не было. Как не было ни Рая, ни Ада.

Было много боли и слабость во всем теле. Огромное желание окунуться в ледяную воду стало особенно нестерпимым, когда жар, что до этого полыхал вокруг меня, пробрался под кожу, заполнил вены расплавленным свинцом, калеными железными прутами ввинчивался во внутренности и ломал кости.

Боль я терпела. Ставший родным голос мне твердил, чтобы я не сдавалась, чтобы боролась, чтобы вспомнила…

И я боролась. Терпела. Я могла бы продержаться вечность, если бы знала, что это не напрасно. Я могла бы выстоять миллиард огненных бурь и столько же штормов, могла бы выжить в нескончаемом землетрясении! Я бы могла вытерпеть все… Но Пустота в моей груди была громче взрыва сверхновой, ярче молний и черней глубоких океанских вод. Она была монолитной. Незыблемой. Я точно знала, что сколько бы ураганов я не выстояла — Она бы продержалась на один больше. Сколько бы времени я не держалась на плаву — Она бы ушла под воду на минуту позже. Пустота — мое спасение и моя гибель.

Именно Она проведет меня в последний путь и станет моим последним вздохом.

И лишь благодаря Ей я до сих пор живу.

— Если ты и дальше будешь проводить здесь все время вместо того, чтобы нагнать пропущенные лекции и готовиться к экзамену, то вылетишь из Академии! И даже я не смогу тебе помочь восстановиться! — звонкий женский голос достиг моего слуха, словно годами пробивался сквозь толщу воды, прежде чем просочиться в мозг.

Я поморщилась, пытаясь отречься от посторонних визгливых звуков и вновь провалиться в спасительный сон. Но мне не позволили:

— Она пошевелилась?! — опять тот же противный, въедающийся во все поры, голос.

— Тебе показалось…

Я вновь поморщилась, губы дернулись в попытке вызвериться на непрошенных ранних гостей, но я смогла лишь едва приоткрыть их выдохнуть.

— Она пошевелилась!

— Целителя! Сюда!

— Позовите целителя! Быстро!!

— Кто нибудь!

— Она очнулась!!

Сколько было говоривших я так и не поняла. Все звуки под конец смешались в единственных писк и я с радостью окунулась в объятья прохладной Пустоты.

— Давай, смелей, открывай глазки. — проворковал кто-то рядом, — Я знаю, ты уже не спишь.

После этих слов, прогнавших сон и раскрасивших темноту за закрытыми веками в розовато-пастельные тона, я попыталась открыть глаза. Первая попытка не привела ни к чему. Вторая дала возможность холодному свету пробиться сквозь веки. И лишь с третьей я с трудом разлепила глаза, хоть и не полностью: казалось, что мои ресницы были от души залиты супер клеем, а убрать его забыли. На мир я взирала сквозь щелочки и со стороны, наверное, больше походила на китаянку.

— Умничка. — в голосе женщины я распознала радость. В бесформенной белой хламиде я узнала больничный халат и поняла, что это одна из целителей. Под ее глазами залегли черные тени, а лицо осунулось от усталости. Удостоверившись, что смотрю я вполне осознанно, она спросила: — Говорить можешь?