От глубокой плошки поднимался пар. Даже в призрачном свете тусклого «светляка» он причудливо поднимался над горячей жидкостью, то изгибаясь, то поднимаясь к потолку, чтобы сразу же растаять в сумерках.

«Я опять не заметила» досадно поджала губы. «Почему я не замечаю, когда кто-то приходит?» со злостью уставилась на еду, будто она была в чем-то виноватой.

Следуя непонятному импульсу, толкнула ногой стул и он со скрежетом сдвинулся на несколько сантиметров, покачнулся, но не упал. Это разозлило еще больше, но теперь моей мишенью стал стол. Ударив ладонью по столешнице, я добилась лишь резкой боли в руке, а плошка с бульоном дрогнула, жидкость в ней заволновалась, выплеснулась за край и тоненькая струйка золотистого бульона прочертила мутную дорожку на блестящем боку плошки.

Я уже намеревалась просто смахнуть посудину со стола, но когда подняла руку и уже примерялась, сколько силы нужно приложить, чтобы плошка долетела до противоположной стены, меня окликнули:

— И что плохого сделала тебе еда?

Резко повернувшись, я уставилась на парня, что подпирал дверной косяк. Дерек Майн. Его образ, как и лицо ректора, я узнала сразу же. Выглядел он совсем неважно: черные тени плотно обосновались под глазами, уголок губ нервно дергается, словно размышляет, будет ли уместно улыбнуться, одежда мятая… Почему-то я знаю, что обычно он выглядит намного лучше и до этого никогда не позволял себе появляться в таком виде перед кем бы то ни стало. Даже передо мной.

А еще он меня дико раздражал.

Нахмурилась. Раздражение едкой волной поднялось в груди, подхватив еще не улегшуюся злость — даже Пустота сейчас не способна их приструнить. Я до сих пор не произнесла ни слова и, чтобы избавиться от внешнего раздражителя, отвернулась, чтобы всмотреться в темный провал окна.

— Понятно. — тембр его голоса подсказал мне, что парень недоволен, но и быстро сдаваться он тоже не намерен. — Ты долго будешь всех игнорировать?

«Зависит от того, как долго вы не будете оставлять меня в покое» мысленно отвечаю. Он вздыхает. Звук приближающихся шагов заставил меня напрячься и дернуться в сторону, как только мое плечо задевает ткань его рубашки.

— Не бойся, не трону. — сухо проговорил он, но я уверена, что его губы скривились в подобие улыбки.

«Я не боюсь», обхватила себя руками, «я просто не хочу…»

— Ты замерзла? — участливо спросил Дерек и спустя несколько секунд мне на плечи ложится плед, после чего он укутывает меня, на мгновение задержав ладони на спине. Жар от его рук меня неприятно обжигает и я с раздражением передернула плечами. — Непривычно видеть тебя… такой.

«Какой?»

— По правде говоря, мы с тобой нормально поговорили, наверное, один лишь раз. Да и то не факт. — ответил он на мой невысказанный вопрос, — Но, что у тебя было не отнять, так это жизни.

Маленькая мышка всегда куда-то спешила, бежала, суетилась, ни секунды не стояла на месте. А если и останавливалась, то по ее лицу можно было прочесть, что мысли и эмоции проносятся в головке с бешеной скоростью. — он усмехнулся, а я попыталась представить себя такой, какой описывал меня он. Получалось плохо, но одно слово в потоке скучных фраз меня все же зацепило: надо же, «мышка»… — А сейчас не могу понять, куда делась та суетливая девочка? Куда делась жажда жизни?

«Отвечать? А надо ли?» спрашиваю себя. Немного склонив набок голову, продолжала рассматривать темноту за окном. И темнота ответила мне не тусклым сиянием диска луны, или очередным хаотичным танцем снега, а моим собственным размытым изображением: прямые волосы перекинуты через плечо, темными пятнами выделяются на бледном лице глаза, губы сжаты в одну линию, слишком тонкие кисти рук придерживают покрывало, которое заботливо накинул мне на плечи парень. Он стоит рядом. Слишком высокий. Можно сказать огромный, но в то же время я знаю, что бояться его не стоит. И не потому, что я сейчас под присмотром в больничной палате, или он не способен причинить мне боль. Способен, еще как! У него столько сил, столько мощи, что он может уничтожить меня одним только взглядом, не оставив даже горстки пепла. Но он этого не сделает…

— Они думают, что я смогу расшевелить тебя, разрушить эту апатию своим присутствием. — его голос полон презрения, а потом он зло выплевывает: — Идиоты. Разве можно вытянуть человека из добровольного заточения? Они считают, что наша взаимная неприязнь пробудит в тебе желание… уф, не знаю… — Дерек склонил голову и вздохнул: — Скажи, тебе действительно хочется провести остаток жизни вот так? Ни о чем не думать, ни о чем не переживать, ни на что не реагировать?

Он глупый, да? Кто же добровольно откажется от покоя? Я повернула к нему голову и уставилась на идеальный профиль демона. Расслаблен, немного задумчив, длинные ресницы очерчивают глаза цвета осеннего неба, губы подрагивают, словно борются с желанием улыбнуться. Он спокоен, не ждет ответа, не ждет реакции, как те, другие. Он просто стоит рядом и, даже если и задает море вопросов, задает он их не мне — себе. Это был разговор с самим собой. Древний, без начала и без конца, будто он просто вслух обсуждал давно избитые темы, приводил аргументы и убеждал себя… в чем?

— Не знаю. — шепчу я. Собственный голос показался мне подобным грому: настолько неожиданно разрезал он тишину.

— Тогда почему? — он повернулся ко мне. Его глаза притягивали, словно магнитом, его губы манили… пока не искривились в издевательской усмешке: — А хотя, не надо, не говори. Понимаю, скосить на дурочку перед самой сессией — что может быть проще? Хм… А я, дурак! не догадался! Нужно было и мне притвориться полоумным, чтобы и экзамены не сдавать, и с зачетами чтобы отстали, и носились со мной, как курица с яйцом!

— Что? — переспросила я его, нахмурившись. О чем он говорит?

— А что, не так? Или, хочешь сказать, тебе действительно настолько хреново, что маленькая мышка уже упала на спинку, сложив лапки на пузико и ждет своего конца? — на этом Дерек прижал к груди руки и скорчил презрительно-несчастную рожицу. Я нахмурилась еще больше.

— Это ты обо мне? — едва уловимый кивок головой на его пантомиму. Пустота недовольно подняла голову в моей груди, пытаясь приструнить, пригладить отголоски эмоций, что как-то смогли просочиться сквозь ее барьеры.

— А ты видишь здесь еще одну «мышку»? — насмешливый голос ввинчивался в мое сознание со звуком противно жужжащего электрического шуруповерта. — Ты уж извини, к грызунам я себя не отношу. Я охотник, как минимум. И поверь мне, мышка-ромашка, далеко не посредственный.

Теперь звук его голоса дрелью вгрызался в каменные, казалось, такие незыблемые барьеры Пустоты.

Как до этого во мне вспыхнуло чувство голода, так и сейчас продралось наружу желание что-то сломать. Не просто флегматично спихнуть со стола тарелку, чтобы посмотреть, что с ней случится, а зная, что она разобьется, приложить всю силу, как следует замахнуться и отправить в полет! С удовольствием наблюдать, как она разлетается вдребезги; как осколки пружинят от пола и закатываются под мебель; как мутная жижа остывшего бульона пачкает все вокруг брызгами, как они оседают на стенах и медленно, словно и не было этой бури, сползают, оставляя после себя жирный шлейф…

Громко выдыхаю, с трудом сдерживая дикий сиюминутный порыв. Пустота укутывает теплым пледом мою душу, а не только плечи, как…

— Дерри, ты заносчив и невыносим. — устало выдохнула и отвернулась, успев заметить, как зажглись каким-то хищным блеском его глаза.

— Мышка, я же просил не называть меня так. — укорил меня он. Его рука тут же ложится на мое плечо и рывком разворачивает… и я с непонятным мне самой трепетом осознала, что мы стоим слишком близко, всего несколько сантиметров разделяют нас. Демон пристально рассматривает мое лицо, но, уловив мой пустой взгляд, сделал шаг назад и убрал ладонь: — Бездушная кукла, вот кем ты стала, мышка. Как-то… неинтересно.

Спустя секунду в сознании грохот закрываемой с силой двери смешивается с этим «неинтересно», эхом разносится по всему миру, и я остаюсь одна.