Сейчас она сидела как влитая. Но только лишь на лице, а вот взгляд… Губы свояченицы слегка тронула улыбка, но широко распахнутые глаза еще не покинуло возмущение от услышанного. Женщины редко умеют скрывать обиды, особенно женщины, прикидывающиеся милыми. Обида отпечаталась на высоких скулах Эдель тенями от горящих на стенах факелов, запуталась в подоле платья сквозняками, гуляющими по замковым коридорам. Но больше всего ее было во взгляде. В светло-серых глазах, которые смотрели на Сверра с осуждением.

– Я заблудилась, – сказала девушка, явно стараясь оправдать свое присутствие в этой части замка.

– Все зависит от того, куда вы направлялись, миледи.

– Я искала сестру.

– Матильда по вечерам читает дочери. Я провожу вас.

Эдель молчала всю дорогу до спальни Берты, и Сверру отчего-то было не по себе.

День с утра не задался. На массовом захоронении на границе с Кошачьим лесом завелась нежить, совершающая набеги на местные деревни, и замковый некромант лорда Веддона, не справившись с заданием упокоить, трагически погиб. Веддон просил посодействовать в этом деле и помочь избавить его феод от напасти. Так вышло, что, кроме Сверра и Матильды, в Кэтленде не осталось некромантов – погибший маг из Ствола был последним нетитулованным повелителем мертвых в Кэтленде.

Отвлекаться на подобные мелочи сейчас было весьма неразумно, ведь накануне разведка доложила о шпионах Двуречья, найденных на береговой линии, чуть восточнее портового городка. Их было трое, и поймать себя они не дали, перерезав себе глотки еще до того, как солдатам удалось до них добраться. Теперь предстояло поднять их и допросить, но Сверр сомневался, что допрос принесет результаты – Август не был идиотом и наверняка не доверил лазутчикам важной информации.

Атмунд прислал бумагу, где говорилось, что Капитул напал на след владельца чертовой свирели, и Сверру скорее всего придется помочь в расследовании.

Очередной проблемой стал Кирстен со своим отказом жениться на Эдель. Наверняка Лаверн успела обработать его до отъезда из Клыка. Что это было? Глупая женская попытка досадить ему или же что-то большее? Ведь тень на клане Вещего ворона в данной ситуации выгодна Эридору, и Лаверн прекрасно осведомлена об этом. Эта выходка не свернет Волтара с намеченного пути, но проблем добавит. А заодно и Сверра заставит понервничать.

Веллова Лаверн! С тех пор, как она приехала в Клык, все пошло совсем не так, как рассчитывал некромант. Тильда явно не прониклась словами отца о том, как важно оставаться хладнокровной и рассудительной, и с первого же дня своими мстительными выходками сломала план Сверра постепенно подвести Лаверн к нужному решению. Не помогли ни уговоры, ни строгость – его жена будто с цепи сорвалась. Частично он был виновен в этом сам, да что там, он с самого начала все сделал не так. Еще семь лет назад следовало четко показать Лаверн ее место, а не играть в любовь. Он поддался слабости, за что и поплатился.

Как именно это произошло, он и сам не понимал. Из испуганной девчонки она быстро превратилась в сильную женщину, которая крепкой рукой управляла замком днем и беззаветно отдавалась ему по ночам. Лунная трава защищала от нежелательного плода, и теперь Сверр уже жалел, что попросил Лаверн пить ее – возможно, сейчас у него был бы сильный бастард, а то и несколько. Страховка и новые источники Кэтленда.

Если бы тогда он знал об истинном значении экспериментов отца… Но он не знал и не хотел обрекать их с Лаверн детей на повторение собственной судьбы. К тому же за стенами замка стояли армии младших домов, и от гибели его с Лаверн удерживали лишь упорство и слепая вера.

Лаверн осознавала это.

Тогда чародейка говорила, что понимает, почему удержать север так важно для Сверра. Поддерживала во всем. Была покладистой и невероятно сильной. И он привык. А когда спохватился, Лаверн уже не хотела отдавать то, что он дал ей взаймы. Единственный успешный эксперимент отца, пережить пытки которого могли лишь сильнейшие. Истинный боец.

Порой он и сам представлял, каково это было бы – сделать ее леди Кэтленда, стоять плечом к плечу против всего мира, как они стояли во время бунта младших домов. До появления Марии в доме. До его женитьбы.

Нескольких месяцев хватило, чтобы Лаверн начала чувствовать себя в замке хозяйкой, что удивительно, если учесть, что она пережила в его стенах. Она переменилась так стремительно, что Сверр не услышал тревожных звоночков. Ему нравилась эта игра, для Лаверн же она стала реальностью. Он помнил, как она впервые широко и искренне улыбнулась, а затем рассмеялась какой-то его шутке, и от этого чистого кристального звука у него закружилась голова. Сверр был молод, слишком молод, а она – слишком изломана.

Длинными зимними ночами подземная лаборатория была их миром, разбросанные по полу чертежи и наброски – их лугом, сладковатый запах фиксатора – их воздухом. Коптящие на стенах факелы заменили солнечный свет, а горящие интересом глаза Лаверн виделись Сверру звездами. Она впитывала все, что он говорил. Верила каждому слову. Жила его жизнью. Вдохновляла его. Единственным, от чего Лаверн не смогла отказаться – полуживой мальчишка с гниющим контуром. Чтобы порадовать ее, Сверр отыскал древний фолиант, описывающий целебные свойства мифического источника. И нашел для нее два первых осколка.

Кто же тогда мог предположить, к чему все это приведет?..

– Не невольте его. – Эдель внезапно остановилась посреди коридора, заставляя Сверра вынырнуть из раздумий и обернуться. Одна половина ее силуэта освещалась тусклым светом свечей в настенном канделябре, вторая же тонула в тени.

– Простите?

– Лорда Кирстена, – пояснила Эдель. – Не заставляйте его жениться на мне. Я не хочу… так.

Сверр устало вздохнул: только истерящих обиженок ему сейчас не хватало. Лучше оставить этот разговор Тильде: уж она-то, как никто, осведомлена о долге женщины. Попрекает Сверра этим долгом каждое утро перед завтраком вот уже много лет. Сетует и на неудачный их брак, и на отсутствие внимания, и на потерянные после рождения Берты силы. Говорит о том, как важна для статуса Сверра. Грозит вернуться в отчий дом и добиваться расторжения их союза.

От ее голоса у Сверра болит голова и портится настроение.

Долгое время он пытался переубедить Тильду. Был внимателен, искал компромиссы, терпел ее истерики и даже пытался найти в их отношениях нечто, что позволит укрепить эмоциональную связь.

Тильда была не согласна на нечто – она требовала все. Его время, его любовь, его душу. Будто веллова бездна, его жена глотала каждый оторванный кусок и требовала еще. Сверр как-то попытался вспомнить, была ли Тильда хоть раз довольна, и не смог. На ее лице привычной маской застыло выражение презрения. К нему самому, к его бывшему статусу, к его исследованиям. К девицам, жившим в другом крыле замка. По сути, девицы те ему были безразличны, но он оставил их – специально, чтобы позлить жену. Когда понял, что его попытки все наладить наталкиваются на крепкую стену недовольства и непонимания.

Тильда была неприступной крепостью, которую не взять ни одной даже самой длительной осадой, ни самым блистательным штурмом.

В такие моменты ему очень не хватало Лаверн, которая всегда понимала его без слов. Даже сейчас, когда они находились по разные стороны, она ловко читала его, будто раскрытую книгу. И Сверру приходилось одергивать себя, ведь добытые сведения чародейка использует против него. Использовала уже – с Кирстеном. То, что некромант привел ей в качестве аргумента в пользу своего плана, она извратила и использовала против Бригга.

– Для вашего отца этот союз важен, – сдержанно ответил он, подставляя Эдель локоть и увлекая в глубины коридора с закрытыми ртами дверей.

Он видел, что леди Бригг хотела что-то ответить, но промолчала. Захлопнулась, как шкатулка с секретом, чтобы вскрыть которую нужно постараться. Да уж, пожалуй, молодому Кирстену она будет не по зубам. Она подомнет его под себя и сломает – под маской скромницы скрывается хищная птичка…