– Ча… – позвал он, но люди, что дрались за Сверра, остановили его. Человек со шрамом застонал, заваливаясь на бок. В необъяснимой попытке спрятаться мальчик придвинулся ближе к Сверру, и тот обнял его рукой за плечи. От прикосновения этого стало тепло, уютно. И страх ушел. Даже боль, казалось, отступила – будто бы она боялась спокойствия, излучаемого Сверром.

– Будет больно, – пообещал он человеку со шрамом, и один из державших его людей рванул торчащую стрелу. От звериного крика у Ча похолодело в животе, но Сверр обнял его крепче и сказал, как ни в чем не бывало:

– Замерз?

Ча кивнул – он не видел причин скрывать правду. Сверр указал рукой в сторону горизонта, где на волнах качался черный корабль с серыми парусами. Закатное солнце окрасило небо кровавыми разводами, силуэт судна выделялся на его фоне темным пятном. Море ярилось, выплескивая на берег пенную волну.

– В каюте есть теплая одежда, горячий отвар с медом и еда. Это поможет тебе согреться.

Ча хотел сказать, что не может пойти со Сверром, что он должен вернуться к Лио, но никак не мог вспомнить, почему. К тому же он страсть как хотел есть и окоченел так, что зубы стучали.

Рядом со Сверром боль отступила. И мир, бывший серым и безрадостным, обрел краски. Ча видел небо – высокое, налитое закатными цветами. Ощущал соленый запах моря и рыбы, живущей в нем. Мокрого песка и водорослей, облепивших серые камни, сладковатые нотки гнили и резкие – крови, которой пропитался песок. Ветер цеплялся за щеки холодными пальцами, кусал покрасневшие кисти рук.

– Лио не обидится, если я немного согреюсь, – сказал себе Ча, и Сверр кивнул.

– Конечно, нет. Она будет рада.

– А он… – Ча покосился на белоголового.

– Кэлвин? – Сверр проследил за его взглядом и вздохнул. – Этот выживет. – И, помолчав, добавил: – Этот всех нас переживет.

– Кэлвин…

Имя показалось Ча смутно знакомым.

– Не помнишь его, малыш? – удивился Сверр. – Как же долго ее не было?

Долго. Ча не помнил, когда именно она ушла. Цвели ландыши. И птицы заливисто пели на ветвях с набухшими почками. Сквозь жирную землю пробивалась первая трава. Ржали лошади, вокруг ходили люди, одетые в железо и вареную кожу. Трепетали на ветвях флаги: белая молния на черном фоне.

– Что ж, – усмехнулся Сверр. – Возможно, мы дождемся ее вместе.

Они плыли по морю в лодке, Ча смотрел на темную зеленую воду, и ему казалось, там, на глубине ворочается полусонное чудовище с тысячью глазами, спрятанными за полупрозрачными веками. Рыба рассказывал о величайшей силе духа Моряка, умеющего создавать шторма и бури, и мальчику казалось, этот дух смотрит на него из глубин. Хватит одного дыхания, чтобы опрокинуть лодку, и сидящие в ней, включая Сверра, его людей, мертвецов, беловолосого со шрамом, забывшегося в спасительном беспамятстве, и самого Ча, пойдут ко дну.

– Не бойся, малыш, сегодня он доволен, – успокоил его Сверр. – Он получил свою жертву.

Они отдали морю тела тех, кто погиб в стычке на берегу. За исключением двоих – северного воина и землячки Ча: их Сверр воскресил, и теперь они плыли в соседней лодке, непоколебимые, словно камень. Троим, включая женщину, что везла Ча, удалось уйти. Несмотря на это, дух Моряка был сыт и спал в своих темных глубинах.

На корабле, в просторной каюте Ча действительно дали поесть. А медовый напиток оказался вкусным настолько, что он попросил добавки. Сверр плеснул в чашу немного золотистой жидкости, пахнущей подозрительно похоже на брагу, которую так любил Рыба. Ча поймал взгляд Сверра, который смотрел на него, прищурившись. И вспомнил…

– Мы не вернемся? – спросил он и ощутил горечь на губах. – Ты не отвезешь меня назад?

Ча отчего-то стало грустно от мысли, что он больше никогда не увидит веселого и простоватого Рыбу, катавшего его на плечах по густому подлеску, пахнущему хвойной смолой и снегом. Не ощутит прикосновение ласковых пальцев Лио, не позавидует деревенским мальчишкам, носящимся по деревне с визгом и дерущимся на палках. Не услышит зычный окрик старосты Эдда, ругающего этих самых мальчишек. Не дождется девочки… Он так долго ждал, и вот…

– Не знаю, – задумчиво ответил Сверр и пригубил из собственной чаши. Огонь из жаровни разукрасил тенями его высокие скулы, и глаза сверкали, словно темные камни. – Если заберу тебя в свой замок, получу то, что хочу. И тебе станет легче. На время. Мой источник позаботится о твоей… проблеме.

– Она просила ждать рядом с Лио, – жалобно пролепетал Ча, не в силах отвести взгляда от смуглого лица Сверра. – Она расстроится…

– И это, бесспорно, аргумент, – усмехнулся тот.

Золотистое питье свалило Ча, и он уснул прямо там, в каюте северного лорда. А когда проснулся, на столике у кровати его ждал сытный завтрак: ветчина, сыр, черствый хлеб и сваренные вкрутую яйца. А еще чистая одежда в изножье. Ча поежился от сочетания цветов, но все же надел серебристые бриджи и синий дублет с серебряными пуговицами. Сверху полагался синий же шерстяной плащ, подбитый мехом, и Ча оценил его практичность, когда поднялся на палубу.

– Его носил Даррел, мой старший брат, когда ему было семь, – сказал Сверр, когда мальчик приблизился к борту. Море потемнело, по его ребристой поверхности бежали белые барашки волн. – Признаюсь, тебе он идет больше.

– Ваш брат был…

– Чудовищем. Насильником. Слабаком.

Он тоже обидел девочку, Ча помнил. На ее спине отпечатались глубокие борозды от его кнута. Она плакала, когда приходила к Ча – всякий раз после того, как северный лорд звал ее к себе.

«Беги, – сказал ей Ча в одну из таких ночей. – Беги, пока он не убил тебя».

«Я не брошу тебя!» – Она умела говорить так, что он понимал: не отступится. И возражать было глупо, но Ча все же возразил: «Он не тронет меня. Он даже не знает обо мне, и ему плевать. Тебя же он убьет. Беги!»

– Ты ведь вспомнил меня, правда, малыш?

Ча кивнул.

– Вы спасли ее тогда.

– Верно, – усмехнулся Сверр. – Пришло время спасти ее снова.

В тот самый день они снова сели в лодки и поплыли к берегу. Похитивший Ча мужчина съежился на лавке под пристальными взглядами мертвяков и смотрел на сложенные на коленях ладони. Ча сидел слева от него, и низкое небо давило ему на плечи темным брюхом свинцовых туч. Светловолосый воин со шрамом пришел в себя и выглядел намного лучше, чем накануне. Он был все еще бледен и придерживал ладонью продырявленный бок, но ярость вернулась в его льдистые глаза. Яростью этой он пытался испепелить Сверра, но тот не обращал внимания. Он смотрел на приближающийся берег, на серые камни, обильно усеявшие его, и на тропу, взбирающуюся вверх по склону. Тропу, ведущую в деревню через лес и каменные холмы.

«Он тоже ждет», – подумал Ча, и ему понравилась эта мысль. Он устал от одиночества в своем ожидании, и теперь было, с кем его разделить. Пусть негласно, но слова не нужны, когда в сердце живет тоска.

Через два дня они вернулись в деревню. Лио расплакалась, затем разозлилась и долго кричала на похитителя, затем разревелась снова. А, увидев Кэлвина, побледнела и прижала ладонь к груди. Ча коснулся ее руки и хотел утешить, но вдруг понял, что переход через холмы отнял последние силы. И боль вернулась, а с ней и слабость.

Неделю он провалялся в постели в объятиях лихорадки, молясь духам, выпрашивая еще немного времени. Ему бы дождаться, посмотреть ей в лицо – в последний раз. Из-за болезни Ча совершенно забыл, как она выглядит.

К счастью, болезнь отступила. И боль почти ушла, уснула, спрятавшись глубоко в теле Ча. Вышло солнце, и капли стекали с покатых крыш, вырастая в длинные сосульки. Скоро весна…

– Открыть ворота! – крикнул кто-то так громко, что Ча вздрогнул. Рыба отвлекся от своего занятия, приставил ко лбу ладонь. Лио поднялась с кресла, посильнее запахнула серую вязаную шаль.

Что-то в груди у Ча замерло, сжалось в комок. И сердце пустилось вскачь.

Он видел, как открылись ворота. И как, противно скрипя, поднялась решетка. Видел лошадей и всадников, облаченных в броню. Начищенный металл доспехов. Черные щиты с белой молнией, развевающиеся на ветру стяги. И маленькую женщину в черном мужском костюме, скачущую прямиком к Ча. Женщина спешилась, передала поводья Рыбе и поднялась на крыльцо, минуя взволнованную Лио. Женщина опустилась на колени у кресла Ча, и светлые волосы рассыпались у нее по плечам.