— Что он заканчивал, ваш помощник?

— Московский институт металлов и сплавов, факультет цветных и драгоценных металлов, — важно поведал Вадим, а чтобы у химика не осталось сомнений в компетентности его помощницы, добавил: — Она работает технологом на заводе «Цветмет». Там же, где работал Дзюба.

Гордиенко вздохнул и понуро склонил голову. Вспомнил касимовского студента. Встал, протянул руку:

— Что ж, вам видней. Возможно, Семен действительно по-настоящему интересовался только драгоценными металлами, а не щелочными или щелочноземельными. Прошу простить — у меня лекция. Не забудьте через полчасика заглянуть в архив, я предупрежу их. Всего доброго.

— Спасибо, Владимир Иванович, — искренне поблагодарил детектив и пообещал: — Я обязательно проинформирую вас о результатах дела.

— Буду весьма признателен, — откликнулся преподаватель.

Вадиму показалось, что в словах Гордиенко слышалось сомнение, Гордиенко и сам, похоже, не определился, нужна ли ему достоверная информация о гибели лучшего студента. И вовсе не потому, что хотел забыть о нем, что трехлетнее пребывание касимовца в этих стенах кануло в прошлое, сохранившись лишь в памяти да в архивных бумагах. Гордиенко сомневался, потому что боялся услышать о своем лучшем студенте то, что лучше бы не знать. Он боялся узнать правду.

Наверное, Владимир Иванович знал о Дзюбе все-таки немного больше, чем посчитал нужным рассказать детективу.

Вадим не зря просил вероломную помощницу время от времени переворачиваться под знойным солнцем, он как чувствовал, что та пожадничает, увлечется загаром и непременно обгорит. Так и случилось. По дороге до гостиницы нарушительница пляжного режима еще держалась, не признавалась в оплошности, однако стоило добраться до гостиничного номера, как заохала, запричитала, жалуясь на ожоги и обвиняя во всех бедах Ковалева.

— Ты не просто эгоист, — выговаривала «пострадавшая», развалившись вниз лицом на кровати и не двигаясь, — ты равнодушный и бездушный. Оставил меня, бедненькую, одну, без присмотра, без пригляда. На горячем песке, под палящим солнцем. А я то, глупышка, на него надеялась, в море лишний раз не искупнулась.

Жалобные причитания невозможно было слушать без смеха, а вот красное как у рака тело, особенно спина, вызывало сочувствие. И сожаление. В таком плачевном состоянии большой помощи от «соратницы» ожидать не приходилось, а самостоятельно в лабораторных опусах студента Дзюбы не разобраться. «Соратница» о работе не думала, а продолжала бубнить:

— Утром пошлю маме телеграмму, все ей про тебя расскажу. Выведу тебя на чистую воду.

Вадим сделал большие глаза, показывая, как безмерно он возмущен, и пригрозил:

— А я сообщу Черенкову о твоем безответственном поведении. Вот. Скажу, что ты сознательно вывела себя из строя и таким образом самоустранилась от выполнения порученного задания. В военное время, уважаемая, за подобные проделки отправляли в штрафные роты или вообще отдавали под трибунал. Ясно?

Олеся рассмеялась. При всей строгости и равнодушии со стороны Вадима такой крайности, как трибунал, она все же не ожидала. Отсмеявшись, попросила:

— Что стоишь, что смотришь? Беги в магазин за кефиром. Думаешь меня лечить или нет?

— Думаю, — признался детектив, однако вместо того, чтобы рвануть со всех ног в магазин, зачем-то полез в дипломат. На столике возле телевизора появилась довольно увесистая картонная папка с бумагами и две косметические упаковки. Олеся вытаращила глаза от удивления. Она помнила предостережение Вадима насчет загара, но не могла поверить, что он все время, даже когда был в институте, не забывал о ней. Олеся сама собиралась заранее купить что-нибудь от солнечного ожога, но раздумала, решив, что с ней ничего подобного не случится. А он догадался… Глаза девушки увлажнились от счастья.

— Боже мой, Ковалев, неужели твоя профессиональная предусмотрительность повернулась в мою сторону? Наконец-то. Прямо не верится.

Вадим сохранял строгость. Показал Олесе оба тюбика, спросил:

— Какая мазь лучше?

Олесе было все равно, кажется, ей полегчало уже от одной только заботы.

— Значит, берем бальзам, — решил Вадим и для убедительности прочитал выдержку из инструкции: — Мгновенно успокаивает раздражение, снимает болевые ощущения, охлаждает и увлажняет кожу, максимально уменьшает все неприятные последствия от ультрафиолетового излучения и перегрева. Годится?

— Угу. Годится.

Вадим выдавил из тюбика немного крема, растер и аккуратно, нежно приложился ладонями к лопаткам. Кажется, Олесина спина была горячая, как сковорода, и едва не шипела.

— А теперь потри ножки, — блаженно подсказывала «больная», — вот здесь, теперь здесь… Никогда не думала, что ты такой заботливый. Я даже рада, что обгорела. Теперь помажь мне ручки…

Вадим попытался ее разочаровать и поправил:

— Это не забота о любимой женщине, а стремление как можно быстрей поставить напарника на ноги.

Олеся не поверила. Она хотела перевернуться на спину, чтобы подставить под ласковые руки лицо и грудь, но Вадим не разрешил.

— Лежи и не двигайся. Крему нужно пятнадцать минут, чтобы впитаться. Потом полечим животик и будем как новенькие.

Олеся припала щекой к его руке и твердо пообещала:

— Можешь рассчитывать на меня, напарник! Ради тебя я одна переловлю всех бандитов.

Кажется, Вадим не ошибся с мазью. Бальзам начинал действовать.

— Давно бы так, — скупо похвалил детектив и положил перед ней картонную папку. Олеся медленно повернула голову и разочарованно протянула:

— Уже приступаем? Так быстро?

— А что откладывать? — удивился Вадим, но тут же, впрочем, смягчился: — Ладно, не будем забивать голову разной ерундой на ночь глядя, отложим на завтра. Думал, тебе интересно будет глянуть на эти бумаги.

— А что в них?

Вадим хотел сказать, что в этих бумагах, возможно, кроется тайна хищения золота с ее родного «Цветмета», но промолчал. Пожалуй, будет лучше, если она вначале посмотрит на бессмертные творения талантливого земляка, а потом уже сделает выводы. И заодно просветит неуча-жениха.

— Здесь все лабораторные работы Дзюбы, — пояснил Вадим, вызвав у Олеси нескрываемый интерес, — посмотришь немного? А я пока в магазин смотаюсь, а то холодильник включили, а ничего туда не положили. Что купить на ужин?

Олеся зажмурила глаза. Оказывается, в довершение к лечебному массажу ожидался ужин, приготовленный специально для нее. Блаженство! Сказка продолжалась. Олеся не стала капризничать, не стала заказывать что-то особенное и деликатесное, а доверилась его вкусу. Она будто впервые увидела, что на Вадима можно положиться не только в работе.

— Смотри сам. Сегодня ты дежурный по кухне.

Поход по магазинам занял около часа, в гостиницу «дежурный по кухне» вернулся в половине восьмого вечера. Олеся по-прежнему лежала на кровати, теперь уже на спине, и осторожно втирала в тело чудодейственный бальзам. Вадим хотел сделать ей замечание за самовольное переворачивание, за нарушение лечебных предписаний, но промолчал. От шуток сдерживал странный взгляд, каким Олеся встретила «напарника». Непонятный был у нее взгляд, немигающий, и она сама выглядела разноликой. По таким глазам настроение можно было расценить и как плохое, расстроенное или даже болезненное, и как приподнятое, почти веселое. Вадим обратил внимание, что чудодейственный спасительный бальзам Олеся втирала в тело как-то нехотя, без недавнего задора, вообще вроде не втирала, а просто водила по груди рукой. С ней явно что-то произошло за этот час, пока он отсутствовал. Вадим аккуратно поставил пакеты на стол.

— Что случилось, Олеся? Кто тебя обидел, маленькая моя?

Олеся вместо ответа кивнула головой на раскрытую картонную папку. Неужели причина потрясения крылась в лабораторных работах ее гениального земляка? Что же обнаружилось в этих пожелтевших листках, если больная забыла про свое обожженное тело? Интересно. Вадим взял папку, глянул на страницу и насторожился. «Соединения меди и золота в различных степенях окисления» — было крупно выведено на верху страницы. Далее следовали два или три предложения, и начинались сплошные цифры. Читать дальше Вадим не стал, химия для него была тайной за семью печатями еще в школьные времена, а теперь и подавно представлялась сплошным мраком. Но уже одно лишь название работы колыхнулось в груди, наталкивая на догадку и подтверждая и усиливая прежние подозрения. Неужели золото из технологического процесса изымалось все-таки за счет «излишков», а эти «излишки», в свою очередь, образовывались путем добавления меди? Но это невозможно… Это исключено. О какой меди можно вести речь, если «Цветмет» производит практически чистое золото? Золото с четырьмя девятками. Таких заводов всего три во всем мире. О какой меди в «Цветметовских» слитках можно вести речь, если каждые полчаса заводская лаборатория скрупулезно проверяет процентное содержание золота, и цифры остаются непременными. 99,99 %.