Босс ничего не сказал, лишь одобрительно кивнул головой. Крепышу показалось, что Босс готов расчувствоваться от такой искренности. Грозные шефы тоже нуждаются в хороших словах, тоже могут иногда проявлять сентиментальность. Хотя бы в общении с преданными людьми. Впрочем, крепышу так только показалось. Шеф в принципе не мог быть сентиментальным, ибо это не что иное, как проявление слабости. Босс, слава богу, таким недостатком не обладал.

В коридор проходной Черенков вошел первым. Как более опытный. Он уже бывал на этом элитном предприятии и знал все заведенные здесь порядки и предъявляемые к посетителям требования. Жесткие были требования, особенно к посетителям нежелательным, к коим принадлежал убоповец. Появление милиции ни одному трудовому коллективу не приносит радости, даже какому-нибудь захудалому цеху по выпуску дешевого ширпотреба, а уж тем более заводу по производству золота. Менты опять будут что-то искать, опять ничего не найдут, только завод взбаламутят и людям настроение испортят. Ехали бы лучше на мясокомбинат, там больше пользы, там выпускаемая продукция не подвергается такому строгому учету, как на «Цветмете». И пропускной режим намного лояльней, не чета их. На комбинатской проходной совсем недавно бабушки-пенсионерки сидели, под их строгим и недремлющим оком колбасу тащили все кому не лень, даже диетчики. А доблестные труженики возрастом постарше и положением повыше — те вывозили на машинах. Хорошие были времена, сытные. Настоящее раздолье. Левой продукции хватало не только сотрудникам комбината, а и жителям близлежащих домов. Жуй не хочу. И откуда столько мяса бралось?!

— Добрый день, служивые, — поприветствовал охранников Черенков и протянул прапорщику, важно восседавшему за зарешеченным окошком, удостоверение, — мы к директору завода. Он у себя?

— Здорово, если не шутите, — откликнулся прапорщик и неторопливо взял удостоверение. Вместе с ним на проходной находились двое солдат срочников. Служивые на приветствие не отозвались, а вскинули ладони к пилоткам. Угадали, наверное, военных. Прапорщик внимательно просмотрел удостоверение, словно впервые видел милицейский документ, потом так же внимательно посмотрел на владельца и перевел взгляд на Ковалева. Вадим протянул в окошко свои «корочки», во всем почти одинаковые с черенковскими. В глазах охранника появилось удивление. Похоже, он не ожидал появления милицейских чинов в звании подполковников, тем более начальника УБОПа в паре со старшим оперуполномоченным из областного УВД. Не к добру, видать, появились.

Удостоверения прапорщик не вернул, а положил на журнал учета посетителей. На вопрос о директоре тоже не ответил, а вместо этого спросил:

— По какому вопросу?

Значит, директор был на месте.

— По факту гибели сотрудника завода, — коротко пояснил Черенков.

Вдаваться в подробности убоповец не стал. Невеселые слухи распространяются очень быстро, и не исключено, что на заводе уже знают о смерти своего работника. Прапорщик, судя по удивленным глазам, о смерти плавильщика не знал. Никаких других чувств, кроме удивления, на продолговатом лице охранника не проявилось. Он нажал кнопку аппарата селекторной связи и доложил «наверх»:

— Товарищ капитан, тут двое из милиции к директору завода. Говорят, погиб кто-то из заводских. Подполковник Черенков из УБОПа и подполковник Ковалев из УВД. Ясно.

Что стало ясно строгому охраннику, милицейским чинам оставалось лишь догадываться. Прапорщик и сам, наверное, не знал, какой ответ получит его доклад. Поэтому и не спешил вносить имена посетителей в журнал. Может, сейчас директор занят и вообще не сможет принять сыщиков. Хотя вряд ли какое-нибудь дело способно сравниться с гибелью сотрудника завода. Скорее всего, директор все-таки примет нежданных визитеров. Или переадресует их на кого-то из своих замов, пусть отдуваются. На то они и замы, чтобы хотя бы изредка прикрывать шефа, щадить его нервы от разных потрясений.

— Кто погиб-то? — поинтересовался прапорщик, выглядывая из своего зарешеченного закутка.

Все-таки проявил любопытство. Солдаты интереса к происходящему не проявляли, кажется, они вообще не прислушивались к разговору.

— Плавильщик Дзюба, — поведал убоповец, — невысокий щупленький мужичок. Одет был в короткую коричневую куртку, черные джинсы. Не припоминаете такого?

Вопрос убоповца прапорщику не понравился. Он здесь несет службу не для того, чтобы знать всех сотрудников завода в лицо или помнить их рост и телосложение, и уж вовсе не для того, чтобы отвечать на милицейские вопросы.

— В восемь утра Дзюба сменился со смены, а в половине девятого концы откинул, — продолжал Черенков, приняв молчание прапорщика за раздумья, — вы во сколько на смену заступили?

Прапорщик понял, что убоповец не отстанет, пока не услышит ответ. В милиции все такие прилипчивые, надо будет, к столбу телеграфному пристанут и не отстанут, пока столб не упадет.

— В восемь утра, — буркнул охранник и с облегчением потянулся к задребезжавшему телефону. — Слушаю, товарищ капитан. Понял. Записываю. Ждем.

Он положил трубку на аппарат и взялся за удостоверения. Директор завода все-таки выкроил несколько минут из своего плотного графика и ждет милицейских чинов. Сейчас придет сержант из группы сопровождения, проводит гостей в директорский кабинет. А прапорщик пока впишет их громкие имена в журнал учета посетителей. И заодно избавит себя от ментовских вопросов, чтобы не приставали. Пусть поищут другие источники информации. К тому же он действительно ничего не видел, ничего не знает и вряд ли сможет оказать следствию хоть слабенькое содействие. После рабочей смены через проходную проходят десятки людей, но под окнами не маячат, не задерживаются, а сразу устремляются по домам. Одни втискиваются в автобусы, другие в личный транспорт, третьи, которые поближе живут, уходят на своих двоих. И откуда прапорщику знать, каким маршрутом пользуется щупленький мужичок по фамилии Дзюба? Хоть на велосипеде, хоть на КамАЗе, лишь бы с завода ничего не тащил. Если сумеет, конечно. И на завод тоже. Прапорщик наконец-то вписал имена визитеров и вернул удостоверения вместе с пропусками-номерками. И строго спросил:

— Оружие, золото, драгоценности? Если такое имеется, нужно сдать во избежание недоразумений. Порядок такой.

Сыщики переглянулись. Оружия у них не было. Золота и бриллиантов тоже. Всем содержимым была потертая кожаная папка в руках Ковалева, но она настороженности у прапорщика не вызывала. Вояка все-таки доверял, наверное, милицейским работникам. Или надеялся на беспристрастный «магнит», через который посетителям надлежало пройти и который пока еще никому обмануть не удалось. Любой металл зафиксирует, даже в самом незначительном количестве. И таких железных «сторожей» на пути от проходной до территории аж четыре стоят, по одному на каждой пропускной зоне. Мимо таких охранников не то что металл, а металлическую пыль не пронесешь.

Об особенностях и надежности охраны прапорщик говорить не стал, пусть визитеры сами во всем убедятся. Потом больше веры будет. Не сказал и про кабинет «голевого» досмотра, ожидающий ментов на обратном пути. Это станет для господ офицеров приятным сюрпризом, пусть удивятся, когда спецохрана заставит раздеться догола и осмотрит с головы до пяток. Подобной процедуре подвергается каждый выходящий с завода, невзирая на чины, ранги и половые признаки. Женщин тоже осматривают, и даже еще строже и внимательней, чем мужиков. А менты чем лучше? Будут знать, как по заводу шастать, и в другой раз подумают, прежде чем сюда ехать. Вот умора будет, жаль, не удастся посмотреть.

Радужные размышления прапорщика прервал появившийся сержант. Судя по возрасту, тоже срочник, как и двое солдат. Сопровождающий лихо приложился рукой к фуражке и вопросительно уставился на прапорщика. Похоже, без его ведома в сторону заводской территории не разрешалось делать ни единого шага.

— Можете идти, — разрешил тот.