— Не слишком ли просто? — засомневался Вадим. — Если капитан причастен к кражам, то с его стороны очень неосмотрительно заводить отношения с Николаевой, а уж тем более афишировать их.

Алексей, потянувшийся было к пиву, воззрился на детектива с изумлением.

— А если у них любовь? И почему неосмотрительно? Чем, по-твоему, отношения с работницей завода могут бросить тень на холостого капитана? Каким уставом ему запрещено жить в гражданском браке со свободной женщиной? Я об этом не слышал. А вот некоторым ментам запрещено жениться, это я знаю.

Вадим рассмеялся. Черенков имел в виду себя, хотя не исключено, что холостого друга тоже. Значит, отношения с Олесей не воспринимает всерьез.

— Потому неосмотрительно, что Настя имела несчастье проходить по делу об убийстве слесаря «Цветмета» Косынкина, — возразил детектив, — а это, согласись, навевает определенные мысли. Вдруг ее роль в том деле до конца не ясна? Вдруг у следствия имеются к ней вопросы? Вдруг она под подозрением, вообще под наблюдением? Вдруг сыщики отслеживают каждый ее шаг, каждую встречу? Нет, Алексей, если капитан причастен к кражам, то он не стал бы рисковать и к Насте близко не приблизился бы. А если приблизился, то крадучись, по-пластунски, чтобы ни одна живая душа не увидела и не услышала. Да ему соратники не позволили бы ради бабы ставить под удар общее дело.

Брови Алексея поползли на лоб. Такого расклада убоповец не ожидал.

— Ты серьезно? Ты действительно считаешь, что есть основания подозревать Николаеву? Что Настя принимала участие в убийстве собственного жениха?

Ковалев так не считал, но не исключал, что злополучная поездка в деревню произошла не случайно, а в сговоре с убийцами. Этого нельзя исключать, даже учитывая поведение Насти на следствии, когда она опознала убийц. Но это мало о чем говорит, ибо на тот момент у следствия имелись весомые доказательства о преступлении, и Настя понимала, что скрывать убийц не имеет смысла. Преступники это тоже понимали, и их гневные угрозы в адрес разговорчивой свидетельницы могли носить чисто профилактический характер. Для понта. Для отвода подозрений.

— Не знаю, в чем она замешана, — честно признался детектив, — но проследить за ней не помешает. У тебя найдется толковый малый?

— У меня все толковые, — буркнул Черенков, — а своих сыскарей почему не подключишь? Засветить боишься?

Про ковалевских сыскарей Алексей вспомнил по инерции, ради интереса. Их было трое, и Алексей знал только одного, того самого, предлагавшего в баре двести долларов. Да и не знал, собственно, а просто столкнулся однажды лицом к лицу. А двоих других вообще в глаза не видел. Крутятся где-то, шастают по городу, высматривают-вынюхивают. Ковалев вокруг своих «шпионов» создал такую завесу секретности, что не познакомил ни с Черенковым, ни с его ребятами. И детектив прав. Черенковских ребят в Касимове знают как облупленных, и любые контакты с ними могут засветить рязанцев и провалить операцию.

— Могу подключить, — неожиданно согласился Вадим, — пусть полюбуется на красавицу лаборантку.

Про капитана Вадим промолчал. Видимо, офицер слежки не заслуживал. Тоже резонно. Смешно предполагать, что капитан или кто-то из охранников, причастный к кражам, выносит золото сам, лично. И уж тем более наивно предполагать, что охранник сразу после смены помчится с ворованными слитками к покупателю. Нет, этим занимаются другие люди.

Вместо капитана Ковалев заговорил о плавильщике Дзюбе, и Черенков решил, что его доклад исчерпан, принят к сведению и меры приняты. Слабенькие меры, учитывая только обещание приставить к Насте сыщика. Честно говоря, Убоповец информацию расценивал намного выше и такого прохладного восприятия не ожидал. Зря на пиво раскололся.

— Теперь о Дзюбе, — детектив перешел к изложению результатов своей поездки, — надо узнать, в каком южном городе имеются институты или техникумы с химическим факультетом.

Алексей сразу вспомнил недавний разговор о таинственно исчезнувшем аттестате Дзюбы и догадался, к чему клонит детектив. И все же изумления скрыть не сумел. Справки об учебных заведениях навести не сложно, хоть во всех городах России, не только южных, и запрос насчет предполагаемого студента Дзюбы тоже сделать несложно, но что это даст? Неужели детектив считает, что скромный и неприметный плавильщик разработал механизм изъятия золота из производства? Тот самый механизм, о котором не знают и не догадываются заводские технологи? Более того, не верят. А уж они-то доки в этом деле, они весь процесс производства знают как дважды два. И даже лучше. И не только касимовские технологи. В Рязани Ковалев консультировался с научными сотрудниками академии и ничего революционного из области производства аффинажного золота не услышал. И получается, что кандидаты и доктора наук не знают, а плавильщик Дзюба со своим школьным аттестатом знал. Утерянным, вдобавок. Тоже мне, Менделеев.

Однако возражать Алексей не стал, и пока размышлял над распоряжением «начальника», уже прикинул, кому поручить учебные заведения. Для такого задания человека найти нетрудно. Детектив воспользовался молчанием товарища и продолжил:

— Во все заведения нужно сделать запрос о студенте Дзюбе Семене Семеновиче, — он говорил настолько серьезно, что Алексей начал проникаться верой в эту маловероятную версию, — причем за все последние годы, лет за десять. Со слов жительницы дома, Дзюба уезжал куда-то лет пять назад. В мае месяце, на три недели примерно. Почему бы не на сессию?

Черенков вздохнул. Ему очень хотелось проникнуться смелой идеей и поверить детективу, однако это не удавалось. У Алексея были свои основания для сомнений, и достаточно веские.

— Если Дзюба учился в институте, то почему молчал об этом? — недоумевал он. — Зачем скрывал? Из скромности? Соседям не трепал, это ладно, это понятно, но почему скрывал от отдела кадров? Непонятно. Надо ж было брать отпуска для сдачи сессий, деньги, опять же, кое-какие на время сессий получать как студенту. Непонятно.

Ковалев усмехнулся. Ему тоже биография плавильщика поначалу показалась понятной и простой, как у всякого рабочего человека, и в иной ситуации покойного давно можно было оставить в покое и дух его не тревожить, если бы не его работа. Вернее, если б не воровство золота с завода. Тут хочешь не хочешь, а проверить нужно любое предположение, даже самое маловероятное, самое сумасбродное. Сыщики сродни старателям, те в поисках нескольких граммов золота лопатят тонны породы, а сыщики в поисках верной версии перебирают десятки предположений, просеивая через сито оперативно-следственных мероприятий сотни людей. И не всегда обоснованно, не всегда по делу.

— Учился умно воровать, потому и молчал, — скороговоркой пробормотал Вадим, потянувшись за пивом.

Черенков последовал его примеру. Он тоже терялся в поисках объяснения с таинственным исчезновением аттестата. И после первого же глотка поделился еще одной новостью, на этот раз без предисловий и намеков. Видимо, пиво еще не нагрелось и придавало бодрости. К тому же новость представляла определенный интерес.

Оказывается, у Ломтя появился адвокат.

Час от часу не легче.

От Босса Монтана сразу поехал на улицу Чкалова, где в частном доме проживал объект наблюдения Григорий по кличке Нога, прилепившейся к нему еще в далеком детстве из-за небольшой хромоты. Дом был деревянный, построен покойным отцом лет пятьдесят назад и сам по себе большой ценности не представлял. Обычная «пятистенка». Ценность «пятистенке» придавала большая усадьба в тридцать соток, где при наличии средств можно было возвести не то что дом, а целый коттедж отгрохать. Кирпичный, двухэтажный, с гаражом, с баней. Да хоть трехэтажный, все равно никому мешать не будет и соседям солнца не загородит, поскольку до ближайшего дома метров пятьдесят. Раздолье полнейшее. И на коттедж хватит, и на приусадебные грядки место останется. Короче, были бы бабки на строительство.

Бабки у Гриши Ноги были. Как-никак, а уже шестой год занимался предпринимательством. Худо-бедно, а две торговые палатки в оживленных местах города и недавно арендованный продуктовый магазин приносили своему владельцу весьма приличный доход, и когда три года назад торговец Гриша приступил к воплощению заветной мечты о двухэтажном особнячке, это никого не удивило. Удивило другое. Вскоре стройка «века» неожиданно приостановилась и замерла на нулевом цикле сразу после возведения фундамента. Истинного размаха развернувшихся работ никто не видел, потому что особняк возводился позади дома, но завезенные на этот момент горы материала впечатляли своими объемами, и тем непонятней выглядело решение хозяина законсервировать строительство. Некоторые не в меру любопытные соседи предположили, что Грише стало жалко родительского крова, жизнь которого должна была завершиться после возведения особняка, другие, не менее рассудительные, объяснили это денежными затруднениями, третьи, самые нетерпеливые, набрались смелости и обратились непосредственно к Грише. По-соседски и по-простому. Информация из первых рук, ясное дело, не шла ни в какое сравнение с досужими вымыслами, однако Гриша объясняться не захотел и вежливо отмахнулся: когда надо, тогда и построю. Соседям было невдомек, и даже самые догадливые из них не могли предполагать, что возведение особняка застопорил не будущий владелец Гриша по кличке Нога, а совершенно чужой и посторонний человек по имени Щепихин Сергей Павлович. Он же Босс. И если Сергей Павлович к личным делам Гриши не имел никакого отношения, то Босс, наоборот, имел. И самое непосредственное. Причина приостановления грандиозного строительства была проста и объяснялась не чем иным, а именно грандиозностью и размахом. Боссу не понравилось, что его соратник Нога затеял возведение коттеджа, непосильного для среднего предпринимателя. Прослышав о стройке века, шеф лично наведался на улицу Чкалова и после первого же взгляда на стройплощадку зашелся гневом. Босс не ожидал, что здравомыслящий Нога проявит такое безрассудство и своими наполеоновскими планами может привлечь внимание не только налоговиков, а и оперов. По мнению Босса, о чрезмерном материальном достатке будущего владельца особняка в скором времени будут знать все касимовцы, поэтому решил пресечь суды-пересуды на соседском уровне. Он даже заставил Гришу взять кредит в банке, для отвода глаз, чтобы на всякий случай иметь объяснение о происхождении богатства. Менты не дураки, они тоже умеют считать и при желании быстро установят весь дебит-кредит Ноги, точную стоимость коттеджа, явно превышающую возможность хозяйского бизнеса, и зададутся вопросом о происхождении разницы. И все, и приплыли.