— И что ты здесь увидела? — поинтересовался Вадим. — Что золото может составлять сплав с медью? Об этом даже я знаю. Я даже знаю, что в золоте 583 пробы содержится около шести процентов меди.
Олеся усмехнулась.
— «Цветмет» выпускает чистое золото, а не пятьсот восемьдесят третьей пробы. Он добавлял медь, Вадим! Я уверена в этом. Боже мой, какой ужас… Это чудовищно, Вадим!
Олеся совершенно забыла про ожоги, сейчас она думала не о себе, не о своих проблемах, а о заводе. Заводские преступники дважды обкрадывали государство: первый раз, когда воровали золото, и второй раз, когда добавляли медь в технологический процесс и снижали качество выпускаемой продукции. Выходит, какая-то часть слитков хотя и несла на себе маркировку с четырьмя девятками, но этим девяткам не соответствовала. Действительно, чудовищно. И по замыслу, и по исполнению. В такое трудно поверить.
— Но это невозможно, — сказал Вадим, озвучивая свои сомнения, — ты же сама говорила, что заводская лаборатория не дремлет и каждые полчаса снимает пробы. И все чин чинарем. Может, у преступников были соратники среди лаборантов?
Олеся вздохнула:
— Может быть. Всякое может быть…
Она готова была заплакать. От гнева на расхитителей, подставивших под удар имена всех заводчан, от своего бессилия что-то исправить и вернуть назад, от стыда за то, что работала рядом с преступниками и ни о чем не догадывалась. Ее состояние было хорошо понятно.
— Успокойся и не расстраивайся, — строго заметил Вадим, — ты свое дело сделала, ты помогла вернуть государству почти два пуда золота, а это настоящий подвиг. В военное время за такие героические дела представляли к награде. Будь у меня орден, прямо сейчас, лично повесил бы тебе на грудь.
На этот раз Олеся даже не улыбнулась. Кажется, она вообще утратила способность улыбаться и никак не могла поверить в мрачную реальность заводских событий. Единственное, в чем девушка не сомневалась, так это в способностях Дзюбы.
— И как он до такого додумался? — сокрушалась она. — Как простой плавильщик мог задумать и длительное время совершать то, что не мог раскрыть ни один профессор? Ведь Аким Павлович с кем только не консультировался по этому вопросу, к каким только ученым не обращался, и никому из них не пришло даже в голову, что в технологический процесс добавляется медь…
Действительно, никто из ученых мужей до такой мысли почему-то не дошел. Может, как раз из-за ее простоты, сравнимой с глупостью? Для опытного специалиста не представит никакой сложности разбавить золото небольшой порцией меди, не говоря уж про специалиста такого уровня, как, скажем, преподаватель КМТИ Владимир Гордиенко. Пара пустяков. Вадим невольно вспомнил, как Гордиенко во время вступительных экзаменов в институт, когда туда поступал его сын, уезжал из города. Уезжал, чтобы не дать злопыхателям повода посудачить о его порядочности. Уезжал, потому что дорожит своим именем. Об этом поступке ученого будут долго помнить и в институте, и вообще в городе, хотя многим он наверняка показался странным, даже непонятным, особенно в свете современных жизненных приоритетов и ценностей. Таким людям невдомек, что доброе имя ценно всегда и во все времена, какими бы эти времена не были. Не потому ли никто из ученых, к кому в разное время обращались директор «Цветмета» Кузьмин и детектив Ковалев, не смогли разгадать простой задачки, потому что их мозг, их разум, их знания всегда служили добру, созиданию, а не злу, не преступным замыслам? Именно поэтому. Никто из ученых не мог даже подумать, что в технологический процесс производства золота можно вмешаться с целью воровства этого золота, а не с целью улучшения процесса. Ученые прикидывали количество поступившего на переработку драгоценного сырья, его точный вес, точное процентное содержание золота в нем и выводили цифры ожидаемого конечного металла с четырьмя девятками. Их теоретические расчеты совпадали с практическим результатом до нескольких граммов. О каком воровстве могла идти речь? Ну и Дзюба, ну и сукин сын…
Вадим усмехнулся и продолжил свои мысли вслух:
— Хорошо, допустим, что Дзюба добавлял медь. Но зачем все-таки ему нужен был институт? Или для того, чтобы научиться проводить подобную реакцию, нужно три года изучать химию? Неужели это так сложно?
Мнение Олеси по этому вопросу было очень важным, и Вадим мысленно поблагодарил ее за согласие поехать в Керчь. И судьбу тоже. Трудно сказать, догадался бы он о меди, если б не Олеся. Наверное, догадался бы, но только когда? Как до утки — на третьи сутки. Можно представить, как удивится Алексей, когда обо всем узнает. Надо сейчас же ему позвонить, обрадовать, ошарашить. Разобраться с последним вопросом и сразу позвонить.
— Сама по себе реакция простая, — пояснила Олеся, для которой интерес детектива был хорошим поводом отвлечься от тяжелых мыслей, — по крайней мере, трех лет обучения не заслуживает. Сложность в том, что медь нужно не просто добавлять, не просто на глазок, а строго определенное количество. Понимаешь, каждая плавка просчитывалась заранее, исходя из количества и качества заложенного сырья, и меди нужно было добавить ровно столько, чтобы совпало с весом анода, который похищался из ванны. А это примерно четыре килограмма восемьсот граммов. Вот и думай. Для этого мало быть плавильщиком, для этого нужно быть химиком, причем большим профессионалом. И еще, Вадим, что интересно… Лаборатория проверяет качество продукции каждые полчаса, итого шестнадцать раз за смену, и ни разу Дзюба не попался! Представляешь?
Вадиму показалось, что Олеся намекала на причастность к воровскому процессу кого-то из лаборантов. Однако Олеся говорила совсем о другом.
— Он не мог попасться, — просвещала она своего неученого жениха, — потому что прекрасно знал время, когда нужно добавлять медь! Поэтому, милый мой, лаборанты ни при чем, они всегда получали качественные слитки. Для этого он и учился в институте, чтобы не просто изучить реакцию соединения золота и меди, а управлять ею! Дзюба в любой момент мог изменить течение реакции, он мог варьировать качество продукта. Представляешь? Вот что он искал в институте и сразу отсюда сбежал, лишь только понял суть процесса. Ну и хитрец.
Ее голос представлял полный набор оттенков, в нем звучало и переплелось удивление, возмущение, восхищение. И, безусловно, радость. Из истории «Цветмета» негативную страницу уже никогда не вычеркнуть и не удалить, но их сегодняшний успех поможет не допустить повторения подобного безобразия.
Вадим наклонился к Олесе, поцеловал. Она это вполне заслуживала. И даже больше, если бы не обожженное тело.
— Я обязательно доложу руководству о твоем вкладе в операцию, — совершенно искренне пообещал детектив, — в наше время за такие подвиги дают медаль. Настоящую.
Олеся хмыкнула. Обещание «напарника» походило на шутку, хотя Вадим выглядел очень серьезно и на этот раз, похоже, вовсе не шутил. Олеся разочарованно протянула:
— Всего лишь медаль… А орден нельзя, Ковалев?
Она шутила и толком не понимала истинную цену своей подсказки. Не подсказка, а открытие. Впрочем, не понимал этого пока и Ковалев, и особо над этим не размышлял. Будет день — будет пища. Следствие во всем разберется и каждому воздаст по заслугам. Одним — ордена и медали, другим — суд и нары. Пора звонить Алексею.
Черенков отозвался быстро, словно ждал звонка. В принципе ничего удивительного в этом не было, Алексей ждал новостей из Керчи с момента отъезда туда Ковалева. Правда, такой новости он явно не ожидал, а потому, наверное, первым делом спросил не про новости, а про Олесю. Молодец, что беспокоится о своей землячке. Вадим подмигнул Олесе и радостно поделился:
— Она молодец! Готовь магарыч. Если б не она, ковыряться нам с тобой в этом металле до Нового года. Потом расскажу, а пока слушай и запоминай вот что: завтра с утра займись «Цветметом»! Проверь все запасы меди, которые завод получал за годы своей работы, начиная с самого первого дня, проверь, сколько потрачено, когда и на какие цели, и обязательно установи, сколько меди имеется в настоящий момент. Дошло? То-то же. Да, именно так и получается. Вот когда установим, сколько меди ушло на бесхозные нужды, вот тогда и будем знать количество похищенного золота. Ну, понятно, что примерно. Как там Друмов, никого не признал? Признал? И Ломтя, и Щепихина? Молодец, старый. И ты тоже молодец, это не обсуждается. И вот еще что, добрый молодец: Щепихина пора брать. Завтра же. В СИЗО от него меньше зла будет. Только аккуратно. Насчет нашей с ним «дружбы» не волнуйся, разберемся. Приеду, и разберемся. Кого? Осинного и компанию? Их пока не тормоши, пока не до них, пусть посидят, потомятся. Завтра же и выезжаю. Все, пока.
