— Икра — самая большая моя слабость. Никак не могу перебороть, как ни стараюсь.

Вадим улыбнулся. Судя по круглым, упитанным щечкам, по заплывшим глазкам, по солидной фигуре, франт не сильно стремился одержать верх в этом противостоянии и проигрышем не печалился. Сразу видно, чревоугодник тот еще. И хитрец вдобавок. Мог бы сразу, вкупе поделиться всеми своими наклонностями и слабостями, в ряду которых пристрастия к деликатесным разносолам явно не единственные. Наверняка есть и другие. Слабость к драгоценным металлам, например. И не в виде золотой печатки на пухлом пальце, не в виде массивной цепочки на короткой толстой шее, а слабость именно к золотому металлу в его первозданном виде. К слиткам, проще говоря.

Вадим думал об этом с улыбкой, не демонстрируя оценку слабостей франта и возможностей для их воплощения в реальность, а наглядно выражая уважение за умение красиво жить. В конце концов, красиво жить не запретишь.

— От хороших привычек трудно отвыкать, — с пониманием заметил Ковалев и после короткой паузы задумчиво добавил: — Очень трудно…

И сказал таким тоном, будто испытал это на собственном опыте. Возможно, так оно и было. Кто его знает, может, в жизни тридцатидвухлетнего подполковника тоже были значимые радостные моменты, отзывающиеся в душе ностальгическими воспоминаниями. Франт молча потянулся к пузатой бутылке, философское изречение собеседника пришлось ему по нраву. По крайней мере, оспаривать не стал. Он доверху набулькал рюмки, почти до самых краев, потом долго смотрел сквозь стекло на свет. Наверное, проникался блаженством, глядя на янтарную жидкость, или хотел передать благородному напитку тепло своих рук. Надо полагать, не менее благородных. Или впитывал богатый аромат, отдающий лесными орехами и трюфелями, спелыми фруктами и медом. Да, «Камю» достоин самых требовательных любителей и знатоков, и один из них, поди ж ты, сыскался в небольшом провинциальном Касимове.

Вадим брать свою рюмку не спешил, ему показалось, что франт специально ждет, когда «собутыльник» поднимет стопку, чтобы по-приятельски чокнуться и уже потом провозгласить тост. Интересно, какой? Наверняка заранее приготовил первые слова. Дело ведь не в тосте, не в том, за что и за кого пить, а в начале разговора. В запевке, от которой во многом зависит успех задумки. Может, предложит выпить за дружбу, за взаимопонимание, за будущие встречи, такие же дружеские и искренние. Или за тесное сотрудничество, гарантирующее обоим участникам благополучие и спокойствие. Однако тянуть с выпивкой не годилось, нельзя же услужливого хозяина заставлять ждать. И про Олесю совсем забыл. Кавалер тоже, привел девушку в бар и оставил одну.

Вадим поднял рюмку и выжидающе застыл. Пусть все пройдет по сценарию франта, хозяина столика и инициатора задушевного ужина. Не зря же человек старался.

Опасения детектива оказались напрасными, франт своей рюмкой не полез навстречу, чокаться не стал, но от удовольствия провозгласить короткий тост все-таки не удержался.

— За знакомство, — сказал проникновенно и со значением, — надеюсь, наша встреча не станет последней.

Хорошее пожелание, за это можно выпить. В повторной встрече Вадим был заинтересован не меньше франта. Встретиться им можно и даже нужно, пусть и не при таких радужных и безмятежных обстоятельствах. Например, в кабинете Черенкова.

Коньяк оказался просто изумительным, не зря несколько лет назад на какой-то всемирной выставке был признан лучшим коньяком в мире. Элитный напиток, ничего не скажешь. Надо будет обязательно рассказать Черенкову, пусть позавидует. Вадим не удержался, внимательно просмотрел и саму бутылку, и этикетку. И уважительно поставил бутылку на место.

Франт следил за его действиями внимательно и с легкой усмешкой. Прожевав бутерброд, небрежно обронил:

— Две с половиной штуки бутылка. Неужели никогда не пробовали?

В голосе франта при последних словах появилось недоверие. Вспомнил, наверное, что «собутыльник» является владельцем шикарного джипа, так что две с половиной тысячи рублей за бутылку для него не такие уж неподъемные деньги. Правда, у мента нет возможности демонстрировать свое финансовое благополучие и расшвыриваться купюрами направо и налево. Вадим не стал разочаровывать, хотя не стал и признаваться в пристрастии к столь элитному напитку.

— Пробовал. Пару раз, не больше, — и таинственно улыбнулся, — милицейский подполковник не может позволить себе употреблять такую роскошь.

Щепихин рассмеялся, одобрительно закивал головой. Он прекрасно понимал, что собеседник вынужден пить то, что пьют менты-соратники. Ментовские застолья начинаются с водки, а заканчиваются, как правило, самогоном, изъятым у какой-нибудь бабки. И молодец, и правильно поступает, дело ведь не в деньгах, а в осторожности. Без нужды выпячиваются только ущербные люди, а умные ведут себя тихо и скромно, и из общей массы не выделяются. В этом отношении подполковника можно сравнить со Штирлицем, тот тоже в целях конспирации не мог пить ни «московскую», ни «русскую». Хм, блин, прямо анекдот. А кто же тогда он, Босс? Резидент? Или вербовщик? Пожалуй, второй вариант лучше. Так солидней.

Босс прищурился, подмигнул:

— Из-за этого и джип на старушку записали?

Вадим стрельнул в его сторону взглядом, заинтересованный такой осведомленностью, и неохотно пояснил:

— Джип действительно ее, не мой. Откуда у меня бабки на такую тачку?

И выразительно глянул на бутылку. Лучше выпить, чем обсуждать щекотливую тему. Сразу видно, не понравился ему вопрос о джипе. В отличие от Босса. Тому понравился и вопрос, и заметное замешательство собеседника. Странно, правда, что подполковник не хочет поговорить о машинах. Очень странно. О чем еще говорить двум мужикам за стопкой коньяка, как не о машинах и женщинах? В перерыве делового обсуждения, конечно. Уж не потому ли не хочет, что тема слишком болезненная? Или даже опасная? Не хитри, мент, уж кого-кого, а Босса не проведешь. Ишь, откуда у него могут взяться деньги на крутую тачку. Смешно, ей-богу. От взяток, мил человек, откуда же еще. Поэтому и записал джип на одинокую старушку. И правильно сделал. Конечно, следствие в случае чего быстро установит и имя настоящего владельца, и источники его доходов, но все равно для суда этого может оказаться недостаточно. По крайней мере, для весомого приговора. А потом пусть гадают, откуда такие солидные бабки могли взяться у старушки пенсионерки.

Щепихин взялся за бутылку. Усмехнулся:

— Квартира тоже на какую-нибудь бабку записана?

Ковалев едва не поперхнулся.

— Почему на бабку? На меня. Зачем мне свою квартиру переписывать на кого-то?

Детектив даже немного испугался. Может, ему угрожает опасность и странный вопрос в голове франта зародился неспроста? Тот поспешил успокоить:

— Я пошутил, Вадим Михайлович. Без шуток серьезный разговор невозможен. Почему не посмеяться?

Шутнику показалось, что при этих словах Ковалев облегченно перевел дух.

— Но почему надо мной, не над собой?

Щепихин поднял рюмку. Шуток над собой он никогда не любил и не понимал, начиная с детства, и воспринимал их не иначе как оскорбление. Но сегодня в порядке исключения можно пошутить и над ним. Сам над собой, конечно, подтрунивать не станет, а ты, дорогой, пожалуйста, шути. Подкалывай, если сможешь. В компании за одним столом все можно, все допустимо и позволительно, даже ментовские шутки. Особенно в подтексте важности разговора. Сверх важного, можно сказать. Жизненно важного. Шути, мент, подкалывай. Сегодня тебе все можно, не забывай только, что хорошо смеется тот, кто смеется последний.

— Обиделись, что ли? — искренне удивился Щепихин. — Извините, не хотел. Честно сказать, я и сам не люблю зубоскалить, особенно не к месту. Что ж, поговорим серьезно…

Переход к серьезной части разговора нуждался в дополнительном допинге. Щепихин поднял рюмку и выжидающе уставился на собеседника. Точь-в-точь, как несколько минут назад смотрел на него Ковалев. Хозяин стола ждал тоста, без тоста нельзя, иначе серьезное застолье может незаметно превратиться в банальную пьянку. Щепихин тоже знал цену первым словам собеседника.