За завтраком, который состоял из каши, сырников и омлета с зеленью — матушка расстаралась — мы с Гиртаном рассказывали о детях. Бабушке и дедушке интересно было послушать, какие у них внуки, сколько кому лет — и прочие подробности. Затем мужчины завели разговор об охоте, о величине урожая в этом году — и о прочих мужских темах. Меня же матушка отозвала в сторону и начала пытать, счастлива ли я с мужем. Я не знала, куда и деться от смущения. Чтобы перевести тему, воскликнула:

— Матушка, у меня же для тебя подарок есть!

Это было действительно так. Я привезла матери пару пластинок для маникюра и немного косметики. Достала всё это богатство, разложила на лавке, и принялась красить Парану. Та с удовольствием погрузилась в процесс, периодически хватая зеркало и поглядывая в него. Под конец я убрала ей кутикулы и заусенцы на руках, подравняла ногти маникюрными ножницами, прошлась пилочкой и наконец — нанесла лак перламутрово-розового цвета. Мать пришла в восторг. Она крутилась перед зеркалом, рассматривала свои ногти, вертя рукой и так, и этак.

Мужчины отвлеклись от своих разговоров и тоже любовались на Парану. Тарман так и вовсе, глядя на жену, усы подкручивать начал.

— Бабушка, ты выглядишь прекрасно! — сделал женщине комплимент Гришка. — С такими красивыми ногтями я не могу позволить тебе мыть посуду!

С этими словами парень взмахнул рукой — и миски, стоявшие на столе, стали чистыми — вместе с ложками, котелком, сковородой и прочей посудой.

Паранка и Тарман только рты раскрыли.

— И правда — магик! — выдохнул удивленно отец. — Слышь, мать, один из внуков-то у тебя магик! В Академии учиться будет!

— Ой, Гришенька, спасибо тебе, родной! — отмерла женщина, улыбаясь внуку.

— Не за что, бабуль.

Затем мы все вместе отправились к Несенту и Лизе в гости. До обеда было еще время, и мать решила, что обедать мы сегодня будем у них — так что не худо будет и помочь с обедом-то. Тем более, что у Лизы маленькая дочь на руках. Я по себе уже знала, как тяжело готовить обед с мелким на руках, а ведь два года — это полгода, этот ребенок спокойно в люльке не полежит. Да и не три года, когда ребенок уже неплохо соображает. За двухлеткой глаз да глаз нужен, особенно, когда нет старших детей, которые и присмотреть за ребенком могут, и обед приготовить помогут.

Мужчины проводили нас до хаты, поздоровались с Лизой и с Маликой — да отправились на поля — помочь Несенту побыстрее закончить работу, да домой прийти. Всё же гости.

Жена брата мне понравилась. Тихая, скромная, молоденькая совсем девушка. Ей оказалось двадцать восемь лет, но выглядела она на семнадцать максимум. Волосы каштановые, длинные, которые она на время готовки спрятала под косынку. Глаза карие — но темные, как у Гира, а светло-карие, коньячного цвета. Худенькая, невысокая. А дочка у неё — блондинка с голубыми глазами и вьющейся шапкой светлых волос. Кажется, я догадываюсь, как примерно выглядит мой брат. Девчушка оказалась озорной непоседой, сразу пошла знакомиться с роднёй. Я вспомнила мою Марусю, и сердце в очередной раз сжалось.

В шесть рук мы быстро приготовили обед. Вернее в восемь — потому что ручки Малики тоже везде приложились. А там уже вернулись мужчины. Брат действительно оказался высоким, широкоплечим красавцем-блондином с голубыми глазами. Объективно он выглядел гораздо красивее своей сестры, да и собственная жена рядом с ним казалась серой мышкой. Но то, что эти двое любят друг друга — было видно. Я порадовалась за них — хоть у кого-то всё хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ После обеда мужчины отправились топить баню — путникам, то есть нам, ведь надо с дороги помыться. На полях их уже никто сегодня не ждал — сообща выполнили норму работ на сегодня, освободив тем самым себе вторую половину дня. Соседи поймут: тем более, что причина есть — родня в гости приехала.

А я принялась снова демонстрировать косметику и то, как ей пользоваться — на этот раз Лизе. Конечно, жаль, что она не сможет долго накрашенной походить, ведь скоро в баню идти, но другого времени у меня просто нет. Завтра с утра мы продолжим путь в Академию. Хотелось бы, конечно, доехать до деревни гномов — посмотреть, как они живут, но это полдня пути туда и полдня — обратно. У нас просто нет лишнего дня в запасе — а ведь еще и там надо будет побыть хоть немного. Приехать, посмотреть и развернуться обратно? Глупо как-то. Отдохнуть ведь с дороги захочется. Да и с лошадьми по горам трудно продвигаться. В общем, я решила, что на гномов погляжу в Академии. А то, что не увижу их поселение — ну и что? Я и как эльфы живут не видела, да и вообще — что я по большому счету в этом мире успела увидеть? Если бы не эта вынужденная поездка в Академию, вообще бы ничего не посмотрела. А кое-что, типа неволков, лучше бы и не видела никогда.

На Лизу я, честно сказать, не рассчитывала, поэтому косметику в подарок брала только матери Славы. Но совсем ничего не подарить невестке тоже не могла. В итоге выделила немного из того, что брала для себя. Всё равно, если всё пойдёт по плану, недолго ещё мне ей здесь пользоваться.

Лизу в полнейший восторг привели маникюрные пластинки. Она смотрела на свои цветные ноготки так, словно я её в сказку переместила: такое у неё было выражение лица по-детски восторженное. Малике тоже мамины красивые ногти понравились, пришлось и ей, с разрешения Лизы, сделать такие же.

Увлекшись своим занятием, мы чуть не забыли о времени, но мужчины напомнили. Баня, оказывается, давно была затоплена, а столь долгое отсутствие мужчин объяснялось тем, что отец, дед и дядька показывали Гришке разные приёмы самообороны. Мол, мало ли, кто задирать в Академии будет. В общем, резвились детки.

Первыми, как водится, мужчины отправились, а мы быстро кинулись готовить ужин к их приходу. Меня отправили на участок с Маликой собирать ягоды для морса: после бани пить очень хочется, и ягодный морс — то, что нужно. Так мы и собирали вдвоём: я в корзинку, Малика в рот. А Парана и Лиза в это время всё приготовили. Ягоды растолкли с мёдом, водой залили, а тут и мужчины пришли. Мы их посадили ужинать, а сами в баню отправились.

За время своего пребывания в этом мире, я успела полюбить баню. Да, ванная — это комфорт, а душ — еще и скорость, но баня — это душа. Из бани выходишь не просто чистым, а как будто заново родившимся. Словно смысл с себя не просто грязь, а все тревоги, заботы, усталость — и даже болезни. Такое чувство обновления. Да и потом, пока из бани идёшь до дома, все чувства обостряются: и воздух иначе пахнет, и звезды ярче и тишина какая-то особенная. Мне вообще тут нравилось то, что время не летело так быстро, как в нашем мегаполисе. В деревне всегда было время остановиться, посмотреть вокруг, полюбоваться окружающими красотами. И ведь сколько этих красот оказалось! На каждом шагу поджидают: то закат невероятными красками небо окрасит, то луна такая близкая и светит так ярко, что ночь кажется днём, то просто идёшь-идёшь, и вдруг замираешь: сто раз ходила мимо вот этого дерева на склоне, а только сейчас заметила, что этот пейзаж прямо просится на картину. И так не только в наше деревне: мне кажется, такое вот неспешное, основательное существование — свойственно любой деревне. Люди тут много работают, но и природу любят и ценят её красоту. В Москве не так: там много работают, и ничего кроме работы и не видят больше. Кажется, теперь я вполне понимала Гиртана: детей, действительно, лучше растить в деревне. Город создан для работы, а деревня — для жизни. Привнести немного цивилизации в быт — и вообще красота была бы.

Долго мы парится на стали: устали уже за день все, утром рано вставать, да и Малике давно пора спать ложиться. Она, в отличие от Маруси, мыться любила, но пар не терпела, так что мы все трое по очереди с ней в предбаннике сидели, пока две другие парились.

После бани Лиза быстро уложила Малику — у той уже глазки слипались — и мы сели ужинать. Мужчины, хоть и поужинали, но сидели с нами за компанию, пили морс. Что удивительно лично для меня: в этом мире не было традиции употреблять алкоголь на праздниках. Вот и сейчас у меня создалось полное ощущение праздничного застолья, но отсутствие алкоголя удивляло. Единственное время, когда здесь пили забродивший ягодный сок — это поминки. Как рассказывал Гиртан, таким образом, через легкое самоотравление, люди вроде как тоже «чуть-чуть умирают», чтобы немного сопроводить душу умершего родственника — для того, чтобы та не чувствовала себя одиноко. Ну и, как я понимала, им самим это помогало немного забыться. Так что алкоголизм тут хоть и существовал, но как очень редкое явление — и чаще всего в городах. В деревнях пьяниц не было — они там просто не выжили бы. Деревенский закон суров: кто не работает — тот не ест. Я с грустью вспомнила наши спившиеся грязные деревеньки. В какой момент и что пошло не так в нашем мире? А потом новая мысль — а в какой момент меня это стало волновать? Раньше, помню, я с брезгливым презрением думала о спивающихся деревнях моей родины, но никак не с грустью и стремлением всё изменить. Кажется, за эти почти пять месяцев, я позврослела на целую жизнь.