Катя устроившись поудобнее, произнесла:

— А ты у меня очень необычный комсомолец, Жора. Обычно те, с кем я сталкивалась, были весьма категоричны и рубили сплеча. Иногда мне казалось, что это очень странные люди, фанатики. И как же я рада, что в тебе живёт вера! Что касается наших родителей, царствие им небесное — они были очень простыми людьми. Папа — мастеровой, всю жизнь работал на заводе. Его очень уважали, даже начальство. Мама- швея, работала на дому. У неё были золотые руки, к ней обращались даже те, кого сейчас принято называть «бывшими», в том числе и моя будущая свекровь.

Катя улыбнулась

— Так, собственно, мы с Сашей и познакомились. Ну и ещё, у нас, у Быстровых — есть одна общая фамильная черта.

— Это какая? — заинтересовался я.

— Мы очень упрямые. Когда родился папа, священник долго отказывался его крестить… Дескать, Олег — не православное имя. Так дедушка сумел его убедить, хотя и поскандалить пришлось изрядно.

Я присвистнул. Да уж, занятные подробности. Хотя мне почему-то всегда казалось, что Олег — имя более чем достойное занесения в православные святцы.

Как только поезд тронулся, в дверь постучали.

— Заходите, — разрешил я.

Появился проводник с двумя стаканами в металлических подстаканниках.

— Как и просили — чаёк. Сейчас и сахарку изладим. Да, — спохватился он, после того, как поставил чай перед нами, — документики приготовьте заранее.

— А что такое? — удивился я.

— Да ГПУ по поезду с проверкой документов идёт. Говорят, ищут кого-то.

Да уж… а я только-только расслабился, подумал, что всё позади.

Само собой, проверка документов могла быть вызвана тысячей причин, к которым я не причастен никаким боком.

Но что если чекисты ищут меня по поручению Кравченко? Каким-то образом узнали, что поехал в Питер и решили снять с поезда…

Взять ту же Степановну — я ведь не инструктировал её перед поездкой, вполне могла сказать товарищам из органов, куда мы с сестрой направились. Поездов в Петроград немного, вполне логично предположить, что я еду именно на этом.

Такие вещи вычисляются на раз-два и особого склада ума тут не нужно. Смущает, конечно, оперативность — я думал, что раскачиваться будут не день и не два, но на всякий пожарный необходимо в расчётах исходить из самого худшего.

Допустим, маховик чекисткой машины запущен исключительно ради моей скромной персоны, и чекисты сейчас обходят вагоны с моей фотокарточкой (хотя это сомнительно) или просто ищут по конкретному ФИО Быстрова Георгия Олеговича (а это наиболее вероятно).

Хуже всего, что неизвестно, какие инструкции даны гэпэушникам на мой счёт. Ладно, если просто задержать для последующей передачи. Это ещё ничего, Смушко в обиду не даст.

Но есть и другие соображения: вдруг с подачи товарища Кравченко я объявлен лютой контрой, которую проще пристрелить на месте, чем взять живьём? Я бы такое не исключал.

Кравченко — та гнида, которая отмажется при любом раскладе. Дескать, что-то недопоняли товарищи, перестраховались.

Не хочется думать о плохом, а придётся.

Итак, прикинем варианты моих действий на тот случай, если я — это тот, кто нужен парням из ГПУ. Что тогда?

Да по сути ничего толком, никакого пространства для манёвра. Ну не буду же я отстреливаться или брать заложников: мне ведь тут же лоб зелёнкой намажут. И Катя заодно пострадает, с ней точно не станут церемониться — запишут в сообщники и всех делов, тем более родная сестра, при любом следствии сойдётся.

Бежать? Пассажирский поезд — это, конечно, не подводная лодка, выбраться с него можно, но опять же — Катя… Я-то на ходу из вагона выпрыгну, дури и здоровья хватит, однако насчёт сестры не уверен. Если она разобьётся, я себе этого не прощу.

Если чекисты действуют грамотно, а в этом нельзя сомневаться — состав шерстят сразу с двух сторон: с головы и хвоста. Тут хоть забегайся из одного вагона в другой, как делают «зайцы» на электричках. Больше вероятности, что попадёшься или вызовешь лишние подозрения.

Катя заметила, что я как-то напрягся.

— Жора, ты как?

— Всё нормально, — максимально беззаботно ответил я. — Это профессиональное: вдруг что-то стряслось и надо помочь коллегам.

Катя успокоено кивнула.

Была — не была, решился я. Независимо от цели чекистов, буду изображать хорошую мину при плохой игре.

Дверь распахнулась. Вошли сразу двое в потёртых и скрипучих кожанках. Разом запахло махоркой и потом.

— Проверка документов. Предъявите ваши бумаги и удостоверения личности.

Взгляды чекистов были направлены в первую очередь на меня, то есть если кого-то разыскивают, то — мужчину.

Я показал удостоверение.

— Значит, работаете в губернском уголовном розыске, товарищ Быстров, — прочитал удостоверение старший. — Как поживает ваш начальник, товарищ Гейнц?

Что это — неуклюжая проверка? Отвечу, что знать — не знаю, никакого Гейнца, а начальником губрозыска является товарищ Смушко… так проблема в том, что я понятия не имею, как давно тот работает на этой должности. Может, раньше действительно был этот самый Гейнц, а чекистам покажется подозрительным, что я о нём не в курсе. И на то, что новичок — не сослаться.

Как назло, память Быстрова категорически отказывалась включаться и помогать новому реципиенту.

А, ладно, извернёмся! Что-нибудь наплету…

— Вы, товарищи, наверное что-то перепутали — у нас начальником губрозыска является товарищ Смушко, — с деланным удивлением произнёс я.

— Виноват, напутал, — улыбнулся чекист.

На документы Кати они особого внимания не обратили. Похоже, тот факт, что я работаю в губрозыске, их успокоил. И на фамилию они не среагировали… То бишь, зря паниковал, я им не нужен.

— Если это не секрет, я могу узнать, кого вы разыскиваете? — спросил я.

Чекисты переглянулись, но потом видимо решили, что пусть я и прохожу по иному ведомству, но всё равно — свой.

— Сбежал опасный преступник Фёдор Капустин по кличке Капуста. Его конвоировали в домзак, по пути родственница передала ему буханку хлеба — внутри оказался «Кольт». В общем. Он перестрелял конвойных и ударился в бега. По нашим сведениям хочет податься в Петроград, у него там друзья.

— Понял. Фотография или описание внешности Капустина у вас есть?

— Карточки нет, — вздохнул старший. — Только словесный портрет: высокий, сутулый, худой, волосы короткостриженые — ёжиком. Сбежал буквально вчера, так что причёска не наросла. Из особых примет — заячья губа. Если увидите, лучше в одиночку не брать — он тип опасный и крови на нём много: убивает не раздумывая.

— Спасибо за предупреждение, товарищи, — поблагодарил я.

— Хорошего вам пути! — Чекисты вышли из купе, затворив за собой дверь.

— Ужас какой! — сказала Катя.

— Ты чего? — удивился я.

— Да как подумала, что этот душегуб может ехать в одном вагоне с нами — аж вздрогнула! Как только таких гадов земля на себе носит! — воскликнула она.

— Так для того мы и нужны, чтобы не носила, — усмехнулся я. — Но ты не переживай, доберётся ГПУ до этого бандита.

Бах! Бах! Бах! Три коротких выстрела заставили меня подскочить с места и схватиться за револьвер. Кто-то истошно завопил — кажется, кричала какая-то женщина. И снова — бах! Крик перешёл в вой и прекратился.

Я схватился за револьвер, кинулся к двери.

— Жора! — Катя побледнела словно мел. — Ты куда?! Не вздумай! Я тебя не пущу.

Она схватилась за меня и потянула к себе с такой силой, что я едва не упал.

— Прости, сестрёнка! — Я с трудом вырвался из её рук. — Так надо…

— Жора!

Не дослушав, что она ещё хотела мне сказать, я распахнул дверь и выглянул в коридор. В отдалении лежали два тела — судя по кожанкам, те самые чекисты. Чуть поодаль раскинулась женщина, кажется, мёртвая — случайная свидетельница перестрелки.

Катя как в воду глядела — через пару купе от нас находился злодей. Тот ли это самый Фёдор Капуста или кто-то другой, которого разоблачила устроенная ГПУ проверка документов, но действовал гадёныш решительно: уложил сразу трёх человек.