Я кивнул. Теперь ясно, почему Елизавета довольно быстро оказалась в кабинете Слыщёва в день моего появления в военшколе. Должно быть Тарас специально сбегал за ней, чтобы она привела пьяного мужа в порядок.

— Ты знаешь адрес Слыщёвых? — спросил я.

— На память нет, но у меня где-то был записан.

Покопавшись к шкатулках, Катя извлекла на свет божий тетрадку и, полистав, нашла нужную запись.

— Вот. Но к ним раньше шести вечера не смысла соваться, они весь день на работе, как и Саша, — не выдержав, сестра всхлипнула.

— Ну вот, опять глаза на мокром месте! — шутливо сказал я. — Не переживай, всё разрешится.

Я не мог заснуть всю ночь, ворочался в постели до утра, прокручивая варианты возможных действий. Вариантов не оставалось. Кроме одного…

После завтрака я попрощался с Катей и поехал в больницу, в которую увезли раненого чекиста Маркуса. Теперь многое зависело от того, допустят ли меня к нему и в правильном ли направлении шёл ход моих мыслей.

Как выяснилось, из места пребывания Маркуса секрета не делалось. Стоило мне лишь показать удостоверение, как постовая медсестра сообщила отделение и палату, в которой его лечили.

— Как вообще самочувствие товарища Маркуса? Можно ли его увидеть?

— Доктор разрешил навещать больного и передавать передачи, — сказала медсестра.

Поблагодарив её и. накинув на плечи застиранный белый халат, я отправился искать палату.

В коридоре столкнулся с идущим навстречу чекистом Шмаковым.

— Что, тоже кого-то навещаете? — спросил он после короткого рукопожатия.

— Да вот, к товарищу Маркусу собрался. Должен же я узнать, как у него обстоят дела, — не стал юлить я.

— И правильно, а то совсем заскучал без работы наш товарищ Маркус. Хоть настроение ему поднимите — устал он без свежих лиц.

— Знакомая история, — усмехнулся я. — Ну, а как с ранением?

— Тьфу-тьфу-тьфу! К счастью, всё хорошо, пошёл на поправку. Я как раз от него. Обещают через недельку выписать, — сообщил Шмаков.

Мы ещё раз пожали друг другу руки и разошлись.

Чекист лежал на кровати и читал газету. Когда я зашёл, он отложил её в сторону.

— Быстров… Какими судьбами?

— Доброго вам здоровья, товарищ Маркус. Да вот, проведать пришёл.

Латыш покачал головой.

— Ну-ну… Ты это кому другому заливай, не мне. По делу ведь, да?

Я покосился на двух соседей Маркуса, занятых игрой в шахматы. Он понял мой намёк и тихо попросил:

— Мужики, сходите воздухом подыщите, ладно.

Когда в палате остались лишь мы двое, латыш сказал:

— Выкладывай, с чем пришёл.

Я присел на табурет возле его кровати.

— Товарищ Маркус, вы ведь в курсе, что муж моей сестры — Александр Быстров, работал в той самой военшколе, в которой выявили контрреволюционный заговор.

— Быстро же новости распространяются, — хмыкнул чекист. — Можно подумать, что это не Петроград, а большая деревня. Само собой, о твоём родственнике я в курсе. Если ты переживаешь за себя и твою сестру, можешь успокоиться — к вам у меня вопросов нет.

— Приятно слышать, товарищ Маркус, но я к вам по поводу Александра.

— У меня был Шмаков — вы с ним должны были столкнуться в коридоре: так он сказал, что ваш родственник подозревается в совершении убийства. Но у нас появилась информация, что Александр Быстров также замешан в контрреволюционном заговоре.

— Товарищ Маркус, готов вас заверить — Александр отказался в нём участвовать.

Глаза чекиста удивлённо округлились.

— Вы так безапелляционно заявляете об этом… Откуда вам это известно? Быстров продолжает молчать, даже у нас, на Гороховой, его не разговорили. Конечно, пока, но придётся попотеть — так сказал Шмаков, а я склонен ему верить.

— Мне об этом сказал Птахин.

— Ныне покойный, — улыбнулся собеседник. — Интересно, когда же это произошло?

— Перед самой смертью. Птахин признался, что пытался привлечь Александра на свою сторону, но тот отказался.

— Допустим, — мрачно произнёс чекист. — Но почему ваш родственник молчит по сию пору?

— Он дал слово офицера, что никому не расскажет.

— Идиот, — фыркнул Маркус. — Он что — не понимает, чем ему грозит эта игра в молчанку?

— Понимает, конечно, но сейчас он находится в такой ситуации, что всё против него. И даже если Александр нарушит обещание, это ведь его не спасёт.

— Враги советской власти будут наказаны. Это аксиома! — не терпящим возражения тоном изрёк Маркус.

— Александр — не враг. Он просто запутавшийся человек. Дайте ему шанс, поверьте, что всему виной его благородство. Или то, что он принимает за благородство, — сказал я.

— Гляжу на тебя и не верю своим ушам, — задумчиво произнёс чекист. — Ты не похож на наивного человека… и, значит, у тебя есть что-то ещё, кроме слов покойника, которые нечем подтвердить. Иначе, я подумаю, что совсем перестал разбираться в людях.

— Вы правы, товарищ Маркус: я здесь не только ради того, чтобы попросить вас помочь Александру. У меня к вам взаимовыгодное предложение. Если хотите — сделка.

— Я не ослышался? Сделка? — недоумённо сказал латыш.

— Да. Я помогу вам, вы поможете мне.

— Интересно, и чем это может помочь петроградскому ГПУ сотрудник уголовного розыска, да ещё и не местный? — Маркус глядел на меня как на сумасшедшего.

— Я вспомнил нашу первую встречу, когда вы ловили сбежавшего из-под стражи Капустина. В тот день я как-то не сообразил, почему вы, большой человек в петроградском ГПУ, лично занимаетесь поисками какого-то уголовника… Ваш профиль раскрытие заговоров, борьба с контрреволюцией, бандит Капустин как-то мелок по сравнению с масштабами ваших дел…

— Так-так, — насупился чекист. — Пока я не понимаю, к чему вы клоните, Быстров…

— Сейчас поймёте. Я взвесил все за и против и пришёл к выводу, что Капустин нужен вам для чего-то другого. Тут я, правда, ступаю в плоскость гадания, тем более потому, что не обладаю всей полнотой информации, но… короче, либо Капустин замешан в крупном заговоре, что выглядит несколько странновато, либо в каком-то другом важном и политическом деле — например, в истории с исчезновением Ракитина: его я, так понимаю, ещё не отыскали.

— К сожалению, что произошло с товарищем Ракитиным и где он находится сейчас, неизвестно, — вздохнул Маркус.

— Значит, я на правильном пути, — кивнул я. — Так вот — я нахожу для вас Капустина, а вы за это просто восстанавливаете справедливость: не обвиняете Александра Быстрова в том, чего он не совершал. Как вам такое предложение, товарищ Маркус?

Высказавшись, я замолчал. Следующий ход за Маркусом.

Вид у чекиста был озадаченный. Казалось, он не верит своим ушам.

— Быстров, вы как — в трезвом уме и доброй памяти? Если хотите, позову доктора.

— Товарищ Маркус, я в полном порядке.

— Странно… А мне показалось, что у вас горячка, и вы бредите… С какой стати вы решили, что я пойду на сделку с вами? — изумился собеседник. — Да как вы вообще до такого додумались?

— Если позволите, я сейчас всё проясню.

— Сделайте милость.

— Как говорит Феликс Эдмундович: у чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки.

— Никогда не слышал этого выражения от товарища Дзержинского, но сказано сильно, — кивнул латыш. — Только я не понимаю, к чему вы клоните… Можете прояснить?

— Я не сомневаюсь в чистоте ваших рук и в вашем горячем сердце, но в данный момент апеллирую к холодной голове: моё предложение выгодно всем. Вам нужен Капустин — я найду его. Мой родственник виноват только в том, что не смог переступить через данное слово офицера — понимаю, это может показаться скорее глупым, чем благородным и даже не собираюсь вступать в спор. Тем не менее, Александр — не враг советской власти. Дайте ему шанс, помогите, пожалуйста. Товарищ Маркус, вы — последняя надежда, — взмолился я.

Чекист озадаченно хмыкнул.

— Я бы мог арестовать вас, и тогда вы рассказали бы нам всё, что вам известно о Капустине…