— Не вмешивайся, Рая! Никогда не позволю всякой контре — явной или скрытой, звать себя товарищем. Валите из моего кабинета, гражданин хороший, и не вздумайте больше подгребать сюда. Приговор над вашим родственничком узнаете из суда. Надеюсь, впаяют ему по полной! — разошёлся следователь.

Завёлся он не на шутку. Теперь всё стало ясно как днём — каши с товарищем Самбуром у нас не получится, только прогорклое варево. Даже если достану удостоверение и начну убеждать, что свой — только сильнее раззадорю этого долбаного фанатика.

Очень хотелось бросить ему в ответ что-то обидное, ткнуть носом в его же собственное дерьмо, но, боюсь, этим я лишь наврежу Александру. При желании следак может конкретно подгадить. Даже если кажется, что хуже некуда, выясняется, что дна у ситуации нет.

— Я вас понял, гражданин следователь. Не надо никакой милиции, я сам уйду, — поднялся я с места. — Приношу свои извинения, если был неправильно понят.

— Валите отсюда, гражданин! Валите быстрее! — процедил Самбур.

— Действительно, — спохватилась Раиса. — Вам нужно побыстрее покинуть кабинет. Давайте, я вас провожу.

— Да я вроде сам найду дорогу… — произнёс я, но Раиса уже подхватила меня за локоть и практически вытолкала из кабинета, выйдя вместе со мной за дверь.

Там она приблизилась ко мне и прошипела:

— Вы что — с ума сошли?

— А в чём дело? — не понял я. — Я сделал что-то не так?

— Вы всё сделали не так! — устало вздохнула Раиса. — Зачем явились к Самбуру в таком виде?

— А чем плох мой вид? — Я окинул взором костюм, в который переоделся у Кати.

— Вы одеты как «бывший», а Ваня терпеть не может нэпачей и вообще всё, что связано со старым режимом.

— По-моему, по одёжке только встречают, — заметил я.

— Как вам сказать… Понимаете, Иван — он ведь не всегда был таким. Просто когда-то его поймали колчаковцы — выдал какой-то профессор, из сочувствующей белым интеллигенции. Ваню пытали, пытали зверски — у него на теле живого места нет. А потом повели на расстрел. Только ему повезло — его ранило, но колчаковцы решили, что он мёртв и бросили его тело к вырытую яму, где лежали трупы, десятки трупов других замученных и истерзанных людей. Иван выжил каким-то чудом. Он — хороший человек, добрый, умный, понимающий — вот только с тех пор у него в мозгу пунктик на контру, — заговорила Раиса, и по её тону и словам я понял, что она любит Самбура.

— А я, значит, одет как буржуй и потому похож на контру, — покачал головой я.

— Да, — подтвердила Раиса. — К тому же вы заговорили о деле Быстрова, вашего родственника. Он ведь в прошлом белый офицер, стрелял и пытал таких, как Ваня. Так что ничего другого от Ивана вы бы никогда не услышали…

— Мне очень жаль, что у вас с Иваном сложилось такое неправильное мнение обо мне, — вздохнул я. — Попробую кое-что прояснить. На мне сейчас костюм с чужого плеча — мои вещи, к сожалению, промокли до нитки, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба свояка. Ну, а сам я — в некотором роде ваш коллега, работаю в уголовном розыске, только не в Петрограде. — Я достал удостоверение и показал его Раисе. — Вот, пожалуйста.

Та внимательно изучила его.

— Убедились, что я не вру?

Она кивнула.

Я убрал корочки в карман.

— Если с Иваном у нас разговор не сложился и, так понимаю, вряд ли теперь сложится — может вы сумеете мне помочь, товарищ Раиса?

Нормальный опер умеет, когда нужно, включать обаяние, однако товарищ Раиса была влюблена в следователя Самбура, а любящая женщина — прочнее каменной стены и устоит против любых мужских чар. Так что мне обломилось сразу.

— Товарищ Быстров, мне нечего добавить к тому, что я уже сказала, — сухо произнесла она.

Поняв, что ловить здесь нечего, я распрощался и покинул здание суда.

Может, пойти в прокуратуру и накатать на этого следака телегу? Так мол и так — ведёт себя грубо, в каждом прилично одетом человеке видит контру, склонен к поспешным выводам и решениям.

Ну и кому после этой кляузы станет лучше? Самому ведь будет противно, ненавижу доносы и сутяжничество. И вообще: доносчику первый кнут! По-моему, вполне справедливо, особенно в таких ситуациях.

Даже если заменят Самбура на кого-то другого — где гарантия, что новый следователь встретит меня с распростёртыми объятиями как самого дорогого человека на свете?

Я бы на его месте сделал всё, чтобы мне же по итогам и прилетело, грамотных способов предостаточно.

Нет, жалобы — не наш путь.

Тогда вариант номер два — идём по линии коллег из петроградского уголовного розыска.

Я снова сел на трамвай и поехал на проспект Рошаля, дом 8, где располагалось Управление Петроградской губернской советской рабоче-крестьянской милиции и отделение уголовного розыска.

Табличка прямо у входа в здание гласила, что мне нужно подняться на третий этаж.

— Вы к кому, товарищ? Прошу предъявить документы, — невысокий, аккуратного вида дежурный отвлёкся от лежавших перед ним формуляров.

Я показал удостоверение.

— Быстров Георгий Олегович, сотрудник уголовного розыска… Чем могу помочь?

— Мне бы товарища Ветрова.

— Придётся обождать. Все на задании, — извиняющимся тоном произнёс дежурный.

— Не вопрос, подожду.

Я покорно сел на предложенный стул. Было наивно думать, что всё получится легко и сразу. Обидно, конечно, тратить время на тупое ожидание, но что поделаешь…

Часа через полтора показалась первая партия горячо возбуждённых людей в штатском. Захлопали двери в кабинетах, раздались шумные разговоры — судя по интонациям операция прошла успешно, преступники задержаны.

Я приподнялся.

Дежурный заметил мои действия и отрицательно покачал головой: Ветров ещё не появился.

Я разочарованно сел. Опять нужно ждать, да и найдётся ли свободное время для меня у такого занятого человека, как инспектор 3-й бригады уголовного розыска. Насколько я помнил из лекций по истории советской милиции, потом бригаде присвоят первый порядковый номер, и сейчас в ней работают не просто толковые сыщики — а физически сильные и крепкие молодые люди, профи экстра-класса, универсалы, совмещающие должностные обязанности опера и бойца СОБР моего времени.

А командовать такими должен волкодав из волкодавов, тем более, если он лично выезжает на задержания, где вряд ли раздаёт своим орлам ЦУ по рации.

Стоило только этому человеку войти, я сразу понял — это он: крепкий, с поджарой, но при этом атлетической фигурой, плечистый, с волевым и решительным лицом.

— Товарищ Ветров, это к вам, — обратился к нему дежурный, показав в мою сторону.

Я тут же вскочил и подошёл к Ветрову.

Тот посмотрел на меня без особого удивления, скорее даже с какой-то усталостью: видимо, привык, что часто обращаются с просьбами.

Я показал ему удостоверение.

— Вы к нам в командировку? Странно, мне ничего не говорили, — недоумённо произнёс инспектор.

— По личному вопросу, товарищ Ветров.

— По личному? — нахмурился он. — Хорошо, давайте пройдём в мой кабинет. Там и поговорим.

Он бросил взгляд на циферблат ручных часов.

— Минут пять у меня есть. Уложитесь, товарищ Быстров?

— Постараюсь, — пообещал я.

Мы вошли в его кабинет. Он снял с себя мокрый плащ.

— Слушаю вас…

— Для начала, пожалуйста, прочтите, — я протянул ему письмо от Смушко.

Ветров пробежался глазами по неровным чернильным строчкам на бумаге.

— Ваш начальник очень хорошо отзывается о вас. Пишет, что вы — лучший его сотрудник, — произнёс он, когда дочитал. — Раньше он слов на ветер не бросал. Надеюсь, и сейчас не изменился.

Я смущённо улыбнулся.

— Я понял из письма, что у вас, вернее, у вашего родственника серьёзные неприятности.

— Да, товарищ Ветров. Муж моей сестры Александр Быстров обвиняется в убийстве.

— К сожалению, не припоминаю такого дела. Очевидно, его расследовали, не привлекая мою бригаду. А что — есть основания предполагать, что ваш родственник не виноват?