— И всё равно глупо не попытаться использовать этот шанс, — сказал.

— Поэтому я и написал это письмо, но опять же — никакой гарантии, что от него будет польза нет.

— Ещё раз огромное спасибо, товарищ Смушко. Я могу идти?

— Экий ты прыткий! — заулыбался начальник. — Раз уж пришёл — потерпи ещё чуток.

Он помахал в воздухе другими исписанными листами.

— Так, кажись высохли. Пошли, Быстров.

— Куда, товарищ Смушко?

— В финчасть. Или хочешь сказать, что тебе не нужны деньги? — заулыбался он.

— Ещё как нужны, — подтвердил я.

В карманах и в кошельке было откровенно пусто, и вряд ли потому, что настоящий Быстров сорил бабками направо и налево.

В финансовой части за столами сидели трое: худенький и незаметный мужчина в очках и нарукавниках, поверх потертого пиджака, и две женщины: одна в возрасте, другая — совсем молоденькая в светлой кофточке.

Перед мужчиной на столе лежали счёты, он периодически щёлкал костяшками и что-то заносил в толстую прошнурованную книгу.

— Привет, Афиногеныч! Здравствуйте, девушки! — подмигнул барышням Смушко.

Я тоже поздоровался. Судя по всему, это были бухгалтера и табельщики — без которых невозможно существование ни одной конторы, даже уголовного розыска.

— Товарищ начальник… Здравствуйте, — с паузой ответил Афиногеныч.

Он был слишком погружён в свои цифры и не сразу вернулся к реальности.

— Значит так, Афиногеныч. Товарища Быстрова из первой бригады тебе представлять не нужно. Выдай ему всю задолженность по зарплате, отпускные за три недели и премию за вклад в поимке особо опасных преступников. Вот, у меня тут всё расписано. — Смушко подал бухгалтеру бумаги, которые писал в моём присутствии.

— Товарищ Смушко! — взмолился мужчина. — Вы же сами знаете — касса пуста, денег нет!

— Афиногеныч! — с нажимом сказал Смушко. — Ты что — не понял, что тебе сказано? Я не знаю, откуда ты достанешь деньги, но чтобы вся сумма товарищу Быстрову была выдана без проволочек. И без пустых разговоров!

— Слушаюсь, товарищ начальник, — бухгалтер громко вздохнул, как больная корова. — Только вы ведь меня без ножа режете!

— Если продолжишь препираться — зарежу ножом! — улыбнулся Смушко.

— Товарищ Быстров, подойдите к окошку кассы. Там вам выдадут всю сумму, — мгновенно среагировал Афиногеныч.

— Товарищ Смушко… — Я даже запнулся от волнения. — Даже не знаю, как вас благодарить!

— Не знаю, как у тебя всё сложится в Петрограде, но ты у нас парень пробивной, своего добьёшься. Давай, Быстров, разбирайся с делами и через три недели назад! Желаю удачи!

Мы пожали друг другу руки и начальник ушёл.

Я проводил его грустным взглядом. Не всякий начальник способен настолько заботиться о подчинённых. В прошлой жизни мне далеко не всегда везло на таких, как Смушко. Порой попадались откровенные сволочи, которых заботила только собственная карьера.

В кассе мне выдали пухлую стопку дензнаков. Не знаю, какова была их реальная стоимость, но в тот миг я почувствовал себя богачом.

Когда вернулся в общагу, то обнаружил, что Катя спит на кровати, укрывшись моей шинелью. Она даже щеколду за мной не заперла.

«Намаялась, бедолага». — с нежностью подумал я.

Будить сестру не хотелось, однако та почувствовала, что в комнате кто-то есть и открыла заспанные глаза.

— Братишка?

— Это я, сестрёнка.

— Как всё прошло? Тебя отпустили?

— Конечно, — улыбнулся я. — Собирайся, поедем на вокзал покупать билеты на ближайший поезд до Петрограда.

— Я быстро, — пообещала она.

В дверь постучали.

— Входите, — сказал я.

Появилась Степановна, в руках у неё был какой-то свёрток.

— Жора, — она слегка помялась, — примерь, пожалуйста. Это тебе.

Она развернула свёрток, и я понял, что в руках у женщины был мужской костюм.

— Вроде твой размер, — сказала Степановна. — Хватит тебе всё тряпьё какое-то носить! Штаны уже скоро просвечивать будут. А пиджак твой завтра будет готов, сейчас покуда сохнет.

— Спасибо, Степановна, — поблагодарил я. — Сколько с меня?

— Нисколько, — женщина всхлипнула. — Это от моего сыночка Ванюшки осталось, царствие ему небесное… На гражданской, будь она неладна, сгинул. Мне оно не к надобности, а продавать — рука не подымается. Так что носи на здоровье.

У меня после её слов сжалось сердце. Никому не пожелаешь такого… Никакой матери! Сдавило дыхание, к горлу подступил ком. Будь проклята эта война, из-за которой так страдают наши матери!

— Спасибо тебе, Степановна! — дрогнувшим голосом сказал я.

У меня не находилось слов утешения для неё. Их просто невозможно найти.

— Да чего уж… — тихо вымолвила она. — Ты, главное, себя береги, Жора! Я ведь знаю какая у тебя служба. Как на фронте — кажный день под пулями ходишь.

Мне снова стало не по себе. Сколько же нерастраченной материнской ласки, сколько добра было в этой женщине, с которой так сурово обошлась жизнь!

— Я обязательно буду беречь себя, Степановна. Особенно, после того, что ты мне сказала! И ещё — я уезжаю вместе с сестрой в Петроград недельки на три. Ты уж пригляди за комнатой, а?

Через полчаса мы с Катей покидали общежитие. Степановна вышла на крыльцо, чтобы проводить нас и помахать рукой на прощанье.

И ещё долго я чувствовал на себе её ласковый материнский взгляд.

Вокзал мне показался просто до боли знакомым — похоже, какой-то типовой проект, по которому застраивались все крупные станции по этой ветке железной дороги. Большинство из них сохранилось и до моих дней и, слава богу, не все перекрасили в корпоративные цвета РЖД. Правда, сейчас штукатурка обсыпалась, а краски выцвели, так что вид у здания был не очень презентабельный.

Само собой, на входе не было рамок металло-детекторов и чоповцев, дотошно проверявших багаж. Не приходилось выворачивать карманы и демонстрировать поклажу.

Хотя, с последним у нас с сестрой всё было просто: дорожные пожитки уместились в солдатский серый вещмешок.

Внутри было полно народа, публика собралась разномастная: от нэпманов (те старались держаться на особинку и берегли свой багаж как зеницу ока), до банальных «мешочников» (они, как раз, держались кучками).

Караулил зал ожидания милиционер в светлой гимнастёрке, синих галифе и начищенных до блеска хромовых сапогах. Он с ленцой прохаживался по вокзалу, изредка шпыняя заскочивших на вокзал погреться ребят — судя по лохмотьям, явных беспризорников.

Мы ненадолго задержались у входа.

— Катя, ты иди в вокзальный буфет. Закажи что-нибудь: хоть мороженного, хоть пироженного, — Я с улыбкой подал ей несколько банкнот. — А я за билетами.

— Хорошо, Жора. Хочешь, я и тебе что-нибудь закажу?

— Не надо, я сыт, — сказал я.

Катя поцеловала меня в щёку и пошла к довольно уютному привокзальному буфету.

Ну, а мне предстояло узнать график движения. Чем быстрее окажемся в Питере, тем лучше.

Я посмотрел на табличку с расписанием. Если она не врала (а такое тоже вполне могло быть) поезд до Петрограда ходил три раза в неделю. И, если опять же написанное не было ложью — сегодня вечером отправление.

Возле единственной кассы стояла длиннющая очередь, которая рассасывалась на удивление быстро. Меня этот факт удивил: с подобной сноровкой не работают даже технически навороченные кассы из моего времени: а тут люди подходили и практически сразу отходили.

Не сервис, а просто чудо, есть к чему стремиться технологиям будущего — опрометчиво подумал я, вставая в очередь.

Молодая разбитная бабёнка отклеилась от окошка и, недовольно бурча, отошла в сторону, сразу за ней был мой черёд.

Я слегка наклонил голову.

За стеклянной перегородкой сидела полная женщина лет сорока пяти, укутанная в огромный шерстяной платок. У неё был вид сильно простуженного человека. Периодически она чихала и сморкалась.

— Здравствуйте! Мне бы два билетика до Петрограда на сегодняшний поезд, — бодро заговорил я.