— Поделом ему, гаду! — плюнула на распростёртого на земле вора торговка.

— Именно, — усмехнулся я.

Мой взгляд тем временем тщательно осматривал округу. Щипачи и карманники редко работают по одиночке. Обычно действуют большими бригадами, особенно в таких местах, как крупный рынок. И зачастую в таких бригадах есть так называемая силовая поддержка, которая вряд ли легко спустит мне «порчу» ценного (а карманники в большинстве действительно спецы высокого класса, достигаемого годами трудных тренировок) кадра.

Так что пора уносить ноги, покуда желающие (которые непременно найдутся) мне их не оторвали.

Стремительно набирая темп, я двинулся к одному из выходов, чувствуя на спине чужие липкие взгляды. Так и есть, мной уже заинтересовались.

С хвоста их не скинешь, они лучше знают округу и ориентируются как у себя дома. Собственно, это и есть их дом.

Но я всё равно не жалел, что сломал карманнику руку. В идеале, вор, конечно, должен сидеть в тюрьме, прав товарищ Жеглов. Но также права и народная мудрость, говорящая, что горбатого только могила исправит.

Выйдя из мест заключения, карманник непременно вернётся к прежним занятиям. На путь исправления встают считанные единицы.

А этот гадёныш пусть теперь ищет себе новую работу — со сломанными «граблями» по чужим карманам уже не полазишь. Не возражаю, если переквалифицируется в управдомы.

Я, как пробка из бутылки, выскочил с запруженного людьми рынка на улицу и бросился бежать, отнюдь не считая собственное бегство чем-то постыдным.

Бережённого бог бережёт.

Вот только далёко отойти от рынка мне так и не дали.

Меня подвело плохое знание местности. Пропетляв между дворов, я свернул куда-то не туда и наткнулся на высокую стену из красного кирпича, перелезть через которую не представлялось возможным.

— Всё, дядя, приехали! — иронично сказали за спиной. — Станция Березай, кому надо — вылезай.

Я медленно повернулся.

Сразу четверо отрезали мне дорогу назад. Мордатые, потные — видать, нечасто приходилось бегать на такие расстояния. По виду и по повадкам — потерявшие всякие берега бандиты, уверенные в собственной безнаказанности.

Они обступили меня кольцом и посмеивались, предчувствуя скорую расправу.

Публика подобралась что надо — целый паноптикум уголовного мира низшей ступени.

Я сразу вычленил главного — урку, одетого с претензией на моду. На нём был серый полосатый пиджак и узкие брюки дудочкой — ни дать ни взять стиляга, правда, более позднего периода. Не хватало только роскошного кока на вихрастой голове. Шея кокетливо перевязана пёстрым шарфиком.

Трое других одеты попроще: ватники, солдатские галифе. У каждого чубчик, зализанный на лоб, и косо подстриженные бачки — сейчас так ходит почти вся питерская шпана.

Высокие, плечистые, с самодовольными тупыми лицами — типичные «быки». Без главаря превратились бы в обычное криминальное стадо, а под его присмотром — серьёзная боевая сила.

— Ты пошто, дядя, человека покалечил? — с глумливой улыбкой спросил урка. — Ему работать нужно, семью кормить, а ты взял и клешню поломал. За что, спрашивается?

Я знал, что мой ответ интересует его меньше всего, но всё равно не мог отказать себе в удовольствии. Таких гадёнышей надо давить без всякой жалости — страшно подумать, сколько за ними совершённого зла.

— А ты догадайся с трёх раз, — недобро ухмыльнулся я.

Мои слова, а главное — интонация, с которой я их произнёс, урке не понравились. Эта братия сразу чувствует, с кем имеет дело, и редко ошибается.

— Что-то ты борзой совсем, — покачал коком он. — Ты один, нас четверо.

— Это пока — четверо.

Урка сообразил, что я неспроста веду себя таким образом.

— На пику тварь! — крикнул он.

В руках «быков» засверкали финки. Хорошо хоть не шпалера — видимо, опасаются ходить по рынку с огнестрелом, а ножики сейчас разве что только женщины при себе не носят. Да и то — не факт.

Этого мне и было надо. Не люблю стрелять в безоружных, даже в гопников.

Первая пуля досталось тому, кто подобрался слишком близко ко мне и едва не зацепил ножиком. Я прострелил ему ногу, и бандит, заорав благим матом, выронил финку и стал кататься по земле.

Второй выстрел достался урке, которой попытался спрятаться за спинами «быков», и тоже чуть ниже колена.

У остальных бандитов хватило ума сообразить, что их ожидает такая же участь. Они разом побросали финки.

— Мужик, ты чего? Мы же пошутили, — с робкой надеждой произнёс один из них.

— Я тоже пошутить люблю. А ну, руки за голову и присели.

— Чего?

Третий выстрел помог им сообразить, чего от них требуется. Вообще в таком положении быстро устают конечности, резко не дёрнешься и не прыгнешь.

По моим соображениям пальба вряд ли осталась незамеченной. На звук кто-то обязательно прибежит: либо милиция, либо армейцы, а может и ГПУ.

К моему удивлению первыми примчались морячки из военного патруля.

Увидев картину из двух, вертящихся юлой по мокрой земле и честящих меня на чём свет стоит, и ещё двоих, покорно восседающих на корточках, моряки, не сговариваясь, направили в мою сторону стволы винтовок с примкнутыми штыками.

— Кто такой? — спросил начальник патруля, судя по выправке — явно из бывших офицеров, перешедших на сторону новой власти.

— Спокойно, товарищи! Уголовный розыск, — показал я заранее приготовленное удостоверение.

— А это кто? — Моряк кивнул на бандитов.

— Грабители. Хотели взять меня на гоп-стоп, — не стал вдаваться в подробности я.

— Лихо вы их, товарищ Быстров. Надеюсь, все живы?

— Я бил по ногам. Но если кто и скончается от потери крови — невелика потеря.

— От нас помощь потребуется?

— Надо бы доставить субчиков в ближайшее отделение милиции, — попросил я. — Мне одному как-то несподручно.

— Само собой.

Ближайшим отделением милиции оказалось то, которым «рулил» Иджилов.

Там на меня уже смотрели как на античного героя, до «земельных» оперативников успели дойти новости, как мы с Шуляком взяли «ряженых» чекистов. Теперь, когда вместе с морячками я притащил для оформления ещё четверых бандитов, то вызвал целый взрыв эмоций у здешних милиционеров.

На шум и приветственные возгласы, явился сам начальник отделения.

У него был смущённый вид, он явно хотел что-то мне сказать, но пока не знал, как.

— Давайте отойдём в сторону, — первым предложил я.

— Быстров, ты извини за прошлый раз, — виноватым тоном произнёс Иджилов. — У меня тогда непростой денёк выдался — начальство выволочку делало за показатели… Гоняли в хвост и гриву, думал, со стыда под землю провалюсь. В общем, надо было сразу к тебе прислушаться. Ты плохого обо мне не думай: Ветров уже хотел забрать себе дело Хвылиной, но я не отдал — сами докрутим. Я теперь тоже считаю, что никакого самоубийства не было, нас пытались нагло обмануть инсценировкой. И им почти удалось, если бы не ты…

Я скромно потупился. Доброе слово одинаково приятно и кошке и оперу.

— Мои люди самым тщательным образом прочёсывают округу — я туда лучших отправил, — продолжил начальник отделения. — Найдём эту сволочь — это я тебе как коммунист обещаю!

— Да всё в порядке, товарищ Иджилов! — обрадованно произнёс я. — Мне тоже перед вами нужно извиниться. Знаете, как теперь приятно знать, что тогда в вас ошибался?!

Мы с удовольствием пожали друг другу руки. На душе стало гораздо спокойней.

— Только у меня к вам одна просьба будет, — сказал я.

— Говорите — обязательно поможем.

— Как-нибудь побыстрее всё оформите, пожалуйста. У меня на вечер одна важная встреча запланирована — не хочу опоздать. — попросил я.

По приказу Иджилова все бумаги были оформлены в рекордные сроки, и к дому Слыщевых я подошёл, когда до шести вечера оставалось ещё минут двадцать.

Времени достаточно, чтобы выбрать место для наблюдения и оттуда ждать появления начальника военшколы, но я всё-таки решил проверить, не явились ли супруги чуточку пораньше.