— Не знаю, товарищ Ветров. Я пытался поговорить со следователем, но разговор сразу зашёл в тупик.

— Как сотрудник уголовного розыска вы должны отдавать себе отчёт, что существует такое понятие, как тайна следствия, и следователь не то что не обязан, он не имеет права посвящать никого из посторонних в ход уголовного дела, — пригвоздил меня тяжёлым взглядом к полу Ветров.

— Я ни в коем случае не хочу обвинять следователя. Но, если есть хотя бы ничтожная вероятность ошибки в его выводах, хотелось бы исправить, пока не пострадал невиновный.

— Кто занимается делом вашего родственника?

— Следователь Самбур.

— Тогда ясно, почему у вас не заладился разговор, — усмехнулся Ветров.

— Мне тоже, — вздохнул я.

— Самбур — хороший следователь, настоящий бульдог — если вцепится, никогда не разожмёт челюсти. За это его и ценят на службе.

— В моего родственника он вцепился мёртвой хваткой.

— И другие варианты, значит, не рассматривает?

— Увы.

— Вы, конечно, понимаете, что народные следователи — лица юридически и процессуально независимые от милиции и уголовного розыска…

— Безусловно, — напряжённо подтвердил я, ещё не догадываясь к чему клонит Ветров.

Следуя этой логике он мог смело послать меня в известном направлении. Письмо — письмом, но к чему заморачиваться чужими проблемами, да ещё и вторгаться в такую тонкую сферу, как взаимодействие между органами государственной власти?

— Если я позвоню лично товарищу следователю или попробую достучаться через его же начальство, могу вас заверить — он заартачится и будет формально прав на все сто. Характер Самбура я успел изучить досконально, так можете мне поверить на слово.

— То есть без вариантов? — загрустил я.

— Но и хорошего отношения между людьми никто ещё не отменял, — подмигнул Ветров. — Есть у меня один сотрудник, у которого со следователем Самбуром полное взаимопонимание. Думаю, он поможет.

Я облегчённо вздохнул. Если всё обстоит именно так, как говорит Ветров — ситуация не безнадёжна.

— Пойдёмте, я вас сведу, — сказал Ветров.

Мы зашли в соседний кабинет. Там парочка совсем ещё молодых ребят — каждому не дашь больше двадцати-двадцати пяти, наседали на цыганистого вида мужичка, который сидел на табурете. По затравленным глазам того чувствовалось, что допрашиваемый сейчас ищет пятый угол и никак не может его найти.

— Ну как? — спросил Ветров.

— Запирается, товарищ инспектор. Говоришь — говоришь человеку, а он не понимает, что игрой в молчанку делает себе только хуже, — откликнулся невысокий парень с правильными чертами лица.

Его волосы были тщательно причёсаны, а в облике чувствовалась некоторая франтоватость.

— Ну ты своего добьёшься, — улыбнулся Ветров и представил меня «франту». — Знакомься, это товарищ Быстров. Наш коллега, только из провинции.

В его устах это слово не имело негативного оттенка, обычная констатация факта и только.

— Сергей Кондратьев, — деловито произнёс парень, пожимая мою руку.

— Тот самый? — невольно вырвалось у меня.

Любой, кто читал «Повесть об уголовном розыске» Гелия Трофимовича Рябова или смотрел старый шикарный советский телефильм «Рождённая революцией», должен был понять мои чувства. Да и как иначе — я только что пожал руку главному герою этих легендарных произведений.

И пусть там Кондратьева называют Николаем, нет, наверное, такого оперативника, который бы не слышал о прототипе этого вне всяких сомнений выдающегося человека!

Передо мной стояла живая легенда уголовного розыска — Сергей Иванович Кондратьев.

Внешне он совершенно не походил на игравшего его роль артиста Евгения Жарикова. Тот был крепок и коренаст, Сергей — скорее тонкокостный и худощавый. У Жарикова роскошная густая шевелюра, у Кондратьева аккуратно причёсанные жидкие волосы и залысины по бокам, да и само лицо, несмотря на определённую правильность, скорее мальчишеское. Но это скорее всего потому, что сейчас Сергею Ивановичу ещё не исполнилось двадцать пять.

— Что значит — тот самый? — удивлённо вскинул бровь он. — Откуда вы про меня слышали?

— Мой начальник, товарищ Смушко, о вас рассказывал. А ему в свою очередь рассказывал товарищ Ветров, — кое-как выкрутился я, не сводя с человека-легенды восхищённого взгляда.

— Страшно подумать, что обо мне понарассказывал мой начальник, — фыркнул Кондратьев.

Ветров улыбнулся.

— Вижу, вы споётесь, товарищи. В общем, Сергей, надо помочь товарищу Быстрову.

— Георгию… Можно просто — Жора, — добавил я. — И давайте сразу на ты.

— Тогда оставляю вас, — Инспектор вышел.

— Говори, с чем пожаловал, Жора, — сразу взял быка за рога Кондратьев.

Я кивнул на цыганистого типа.

— А, этот… Ничего, Ваня Бодунов его расколет, — успокоил Сергей. — А ты не жмись, мы, как понимаешь, все свои. Идёт война и сидим мы с тобой в одном окопе.

В этот момент зазвонил телефон, установленный в кабинете. Кондратьев снял трубку, чему-то про себя улыбнулся и, коротко ответив «Жив», положил на место.

— Жена звонит, беспокоится, — слегка виновато пояснил он.

Я понимающе кивнул. Та самая Маша, которую зачем-то убили в книге и в кино. На самом деле она надолго пережила мужа.

— Слышал, что у вас тут весело… — протянул я.

— Да и у вас, думаю, не иначе, — без особой радости сказал Кондратьев. — Ну, чем помочь-то?

— Дело в том, — начал я, но тут в наш разговор вклинился напарник Кондратьева — Бодунов:

— Серёга, бросай всё. Цыган раскололся. Теперь мы знаем, где ховается Сеня Борщ.

— Он там один? — напрягся Кондратьев.

— Не знаю я, граждане начальники. Может один, а может и нет. Он мне не докладывался, — заканючил Цыган.

— Все наши на выезде, — покачал головой Кондратьев. — Вдвоём Борща брать рискованно. Он калач тёртый, если не обложишь как медведя в берлоге — уйдёт.

— Почему вдвоём? — спросил я.

Кондратьев и Бодунов недоумённо посмотрели в мою сторону.

— Втроём, — улыбнулся я.

— Товарищ, вы уверены? — спросил Бодунов. — Мы ведь не в бирюльки идём играть.

— Давайте без лишних вопросов, — сказал я. — Не первый год замужем.

— Отлично! — обрадовался Кондратьев. — У тебя оружие есть?

— Обижаешь! — Я продемонстрировал «Смит-Вессон».

— Патроны?

— Есть маленько. Но если ещё отсыплете — возражать не буду, — раскатал губу я, но был зверски обломан в лучших чувствах.

— Тут, брат, я тебе не помощник. У нас в угрозыске всё больше с «Кольтами» ходят. Это милиция револьверы таскает, — Кондратьев показал свой увесистый пистолет.

Бодунов достал такой же.

— Ладно, — вздохнул я. — Воюю своими. Вы мне хоть покажите карточку этого Борща, если есть, конечно. Я ведь в глаза его не видел.

— Это запросто, — заверил Кондратьев. — Момент!

Он достал из выдвижного ящика стола несколько фотографий, покопался в них и показал одну мне. На ней был изображён угрюмого вида мужик с характерным лицом, про которое принято говорить, что оно, дескать, не обезображено признаками интеллекта.

— Вон, любуйся. Физиономия словно иллюстрация теории Ломброзо. Ночью приснится — не отмашешься. Убийца первостатейный. Хотя я тебе вот что скажу из личного опыта, товарищ Быстров: врёт этот Ломброзо, как сивый мерин. Преступники — они разные бывают. С иных картины писать можно. Да и этот Борщ — не такой тупой, каким по карточке кажется. Нагляделся?

— Ага. Запомнил, — подтвердил я. — Встречу — не перепутаю.

— Тогда собираемся.

Сдав Цыгана конвоиру, мы поспешили на улицу.

— Далеко добираться? — поинтересовался я.

— Да рукой подать, — начал отвечать Кондратьев и сразу спохватился:

— Стоп, ты всё равно город не знаешь. Но не переживай, долетим с ветерком. Для таких срочных выездов товарищ Петржак — начальник угро — велел держать специальное авто.

В легковой автомобиль почти на ходу запрыгнул ещё один сотрудник.