Я опешила от такого поворота, но на всякий случай тут же надулась и сделала вид независимый и гордый. И как такое понимать? Только пять минут назад он мне тут ножкой топал, про «мужик сказал — все подпрыгнули» и я вроде как даже вспомнила, что его скво с этим соглашалась, а теперь, значит, это я тиран и деспот и так было всегда?

«Мужчина командует за порогом, женщина командует в доме. Так правильно и заведено веками».

О! Это откуда всплыло? Вроде бы что-то похожее говорила мне старая шаманка из резервации, я о-бо-жала ездить к ней на выходные в «учебный лагерь для девочек». Ее слова? Или все же Золотинка где-то из глубин памяти подсказывает?

Нет, ну в целом логично. Когда разделение труда по-честному и ни один из партнеров не филонит и не хитрит, чтобы свалить на другого побольше грязной работы, — у меня даже с феминистской точки зрения возражений нет. Другое дело, что мужики частенько хотят иметь привилегии командира без нифига ответственности… но это другой вопрос. У индейцев в дикой природе, кстати, редко такое прокатывало. Потому как ты сегодня жене козью рожу скорчил, а завтра она твои мокасины за порог фигвама выставила, и гуляй, гордый орел, отныне ты холостяк. А детей, кстати, будь добр обеспечить свежими оленями, ты с женой развелся, а не с потомками.

Ну-у-у… и все равно, с какого такого перепуга он насчет питания ребенка выступал? Это сугубо внутреннее фигвамное дело, нечего всяким в него влезать. Правильно мелкая на него нарычала, это он, значит, пакт о ненападении нарушил! Уф…

Но самое главное, судя по его взгляду, он перестал во мне сомневаться. Признал женой дикую медведицу. А разборки по поводу того, как это вообще получилось, решил отложить на потом. Это хорошо. Только непонятно, что мы в дальней перспективе с этим делать будем… но сейчас надо сначала с ближними перспективами разобраться.

— Лежи смирно, я твои раны осмотрю. Не похоже, что там завелось воспаление, а то у тебя был бы жар, но лучше проверить… ну лежи спокойно! Чего ты вошкаешься, как червяк на печке, я же не цапля, чтобы через тебя на цыпочках переступать. У меня лапы большие! И тяжелые. Тьфу… ну и чего ты опять ржешь?

— Ве… вечно у тебя сравнения как из учебника по естествознанию для гимназистов среднего корпуса, — сквозь смех выдавил Айвен. — Но когда ты их с акцентом проговаривала, было еще смешнее.

— Подумаешь, — бормотнула я, тщательно и, похоже, щекотно вынюхивая его рану на ребрах. — Я тебе клоун, что ли? Ну чего ты дергаешься? Не укушу.

— Щекотно, — подтвердил мои догадки Айвен и улыбнулся.

Так-так-так. То ли я такой отличный доктор, то ли у меня слюна для микробов ядовитая. То ли на моем татуированном муже все само заживает, как на собаке… или на медведе. Я ведь тоже уже не чувствую царапин, нанесенных во время утренней битвы с чужим самцом. Вот и у Айвена под подорожником раны покрылись корочкой запекшейся крови, и ни следа воспаления. И они у него явно чешутся, а значит — активно заживают.

На всякий случай, несколько бесцеремонно ворочая мужчину лапой, я тщательно вылизала кожу вокруг рубцующихся ранок и решила, что еще один компресс из подорожника лишним не будет. Где там дите с нужной зеленью? Вроде я все время слышу ее шаги, контролирую, значит, далеко не ушла.

— М-м-м-м-ма-а-а-а-а-ар-р! Ма-а-а-а-а! — словно в ответ на мои мысли завопили снаружи, и я едва не вписалась головой в потолок пещеры, потому что подпрыгнула, узнав голос своей медвежонки. Она была испугана и зла и вопила как резаная.

— Кристина! — кажется, вскрикнули мы хором и одновременно кинулись к выходу из пещеры.

У меня сердце остановилось и попыталось провалиться куда-то в задние лапы. Потому что, когда солнечный

свет ударил по глазам, прямо над головой раздался оглушительный выстрел, а потом крик, и я от ужаса даже не поняла чей.

Поскольку габаритами я мужа все-таки сильно превосходила, вырваться из логова первым он не сумел, хотя пытался, но отлетел обратно в темноту от мощного тычка лапой. Там, снаружи — опасность!!! Дети и раненые должны быть в убежище, а не рваться с бешеным криком под пули.

Реветь, имитируя злобное чудовище, я не стала. Ну, потому что хорошо помнила, как нас егерь в заповеднике учил стрелять на звук. Я, может, и медведь, но с мозгами! И предпочту подло напасть на владельца ружья со спины без предупреждения. Если он только тронул мою медвежонку, я его…

Но тут мне прямо под ноги бросился с детским обиженным ревом черный шерстяной колобок, и я, недолго думая, зафутболила его лапой в темный зев логова, прямо в объятья к папочке, который тоже рвался в бой и лез наружу.

Обоих унесло вглубь, это хорошо.

Черт, дура все же, вот куда сама-то рванула? Что я могу сделать против заряженной двустволки, направленной мне прямо в лоб?! Хорошо еще, не в упор, до стрелка было метров тридцать, но я очень хорошо чуяла его медвежьим чутьем, а человеческой своей частью прекрасно разглядела и оценила направленное на меня ружье.

Как во сне или в набившей оскомину книжке, где картинно описываются два темных зрачка ружейного дула, которые смотрят тебе прямо в лицо. И ты парализован, не можешь пошевелиться, смотришь в эти глаза смерти, и…

И фигу вам! Это, может, человека опасность парализует, а моя медвежья часть такую заднюю скорость включила, что любо-дорого, только комья земли из-под копыт… в смысле когтей.

Но, конечно, даже скорости зверя недостаточно, чтобы уйти от пули. Ствол ружья дернулся, отслеживая мои метания, человек, стоявший на косогоре среди листвы и пушистых кедровых лап, не собирался выпускать добычу.

Я отчетливо услышала, как щелкнул курок, и даже успела увидеть вспышку выстрела, и у меня была только одна мысль — поймать пулю телом, а не лбом, тогда есть шанс.

Мне повезло, мне чертовски повезло, я уж не знаю почему. Готова была к удару и боли, но в это ненормально длинное мгновение, которое все длилось и длилось огнем из дул и грохотом выстрела, к стоящему в позе стрелка мужчине из-за ближайшего куста кинулся некто и ударил по ружью снизу, уводя стволы к небесам.

— Нельзя! Хозяйка убьет!

Удивительно, но этот крик перекрыл даже звук выстрела, хотя прозвучали они одновременно. Или у меня медвежий слух настолько хорош и избирателен? А-а-а, какая разница, лапы в лапы и в кусты, в кусты! Этот, белый господин с ружьем, вон как матерится на помешавшего выстрелу индейца, аж прикладом винтовки ему по башке засветил и торопливо свою пукалку перезаряжает. Господи, только бы Айвену не встряло в башку высунуться наружу и попытаться права качать! Сама я уже залегла в подлеске, слилась с темной опавшей хвоей, и лося лысого меня какой охотник выцелит.

На бравого охотника тем временем налетел еще один персонаж, вроде европеец, поскольку с бородой, но одет так, как одеваются местные индейцы. И они вдвоем со стукнутым силой поволокли урода с ружьем прочь, а тот отбивался, матерился и все водил дулом ружья, целясь по кустам. Ждал, что я сейчас выскочу под выстрел. Нашел дурочку!

— Шеф! Шеф! — на два голоса орали индеец и ряженый. — Не гневи хозяйку, не надо! Иначе живыми не отпустит!

— Идиоты! Мракобесы! — ругался охотник. — Какая еще хозяйка, это просто медведица с медвежонком!

Ах во-о-от оно что… В мозгу забрезжила смутная догадка. У местных индейцев есть такая легенда про остров — что на нем живет дух матери-медведицы, прародительницы всех медведей и местных людей. Дама эта весьма строгая и неласковая, так что народ ее не просто побаивается — трясется при одном упоминании. Хм-м-м… А еще вовремя память Золотинки подоспела — не то чтобы с полными объяснениями, но с четким ощущением: это враги. Их надо… что? А…

Их надо бы убить, но если не получится — выследить, подслушать и желательно напугать. Так, чтобы при одном воспоминании до туалета добежать не успевали.

Выследить, напугать… нет, выследить я попытаюсь, конечно, но из медведя контрразведчик так себе. Ступать бесшумно зверь умеет, но куда девать харизму? Не за всякий куст ведь спрячешь обаяние такого размера. Мне пока ни фига не понятно, кто вообще эти люди и почему они враги, но Золотинке я верю. По-хорошему вернуться бы в берлогу и спросить Айвена, но некогда, и радует по-прежнему только одно: сидит тихо, наружу не лезет. Кто кого в пещере охраняет, папа дочку в медвежьей шкурке или наоборот, я не знаю, но какая ж разница? Пусть сидят.