Дунул резкий ветер, намокшее платье прилипло к ногам.

Я снова подумала о Кохановском старшем. Интересно, это Леночка подтолкнула его к поискам девственниц, готовых отдать себя на растерзание за несколько тысяч евро? Интересно, Зоя была первой девочкой, отвезенной во «Дворец Трезини» к ГД? Интересно, почему ГД? Интересно, тот листочек, который я выкупила у Жанны за серьги с голубыми ирисами, принадлежал Зое или кому-то еще? Сколько всего нас было?

Я снова зашагала по мосту, вспоминая все, что знала. Выстраивалась стройная картина. После фиаско с Леночкой Кохановский решил, что проще покупать молоденьких начинающих проституток, чем совращать знакомых девиц, — это безопасней, комфортней и в итоге дешевле, если учитывать возможные проблемы. Он все обставлял в режиме строгой секретности: девочке надевали плотную повязку на глаза и сажали в машину, которая доставляла ее в апартаменты Кохановского. Там он давал ей что-то из наркотиков (легкое в моем случае и тяжелое в случае Зои) и занимался сексом так, как ему хотелось. Периодически возникали сложности: Василий Иванович упоминал об инциденте, связанном с грубостью. «Он обещал, что будет осторожен», — сказал шеф, успокаивая меня. Скорее всего, Василий Иванович не знал об истинной личности клиента. Он обозвал его ГД — инициалами, далекими от КБМ. Разгадать тайну этих букв я не могла. Возможно, только шеф и может объяснить, почему он так назвал клиента, которого не видел.

Вернее, видел только его автомобиль…

Задумавшись, я подошла слишком близко к проезжей части, и меня обдало веером брызг из лужи. Я отшатнулась. Мне, считай, повезло: Кохановский трахнул меня без лишней жестокости. А вот Зое не повезло. «Продырявил вены». Судя по всему, она так и не оправилась после первого раза. Подсела на наркотики, начала подворовывать, разрушила свою жизнь и не смогла выкарабкаться. И винила во всем своего первого клиента. А потом она откуда-то узнала, что виновником ее несчастий был Борис Кохановский. Спросить бы, откуда. Я тоже догадалась, что это он, но мне помогла неосторожно оброненная фраза. А что помогло ей? Сбившаяся повязка, подслушанный разговор с администратором отеля, пометки в блокноте Василия Ивановича? Или она случайно посмотрела заседание Госдумы и узнала властный голос, преследовавший ее в кошмарах? Как бы там ни было, она выяснила имя обидчика и решила мстить.

«Дилетантские, глупые, неудачные покушения, — сказал Кохановский на яхте. — Я хочу найти заказчика». Я истерично рассмеялась. Он искал заказчика, не допуская мысли, что его терроризировала девчонка, над которой он когда-то измывался.

И как бы я ни злилась на Зою из-за того, что она подвергла опасности жизнь беременной Маши, как бы ни страдала от ранения в плечо, которое до сих пор меня беспокоило, как бы ни осуждала доморощенный терроризм, в глубине души я понимала Зою. Она имела право ненавидеть человека, который не только грубо и болезненно лишил ее девственности, но и подсадил на наркотики.

Она имела право на месть.

Меня преследовала смутно знакомая музыка. «Я обезоружена», — пронзительно кричала девушка. Где-то я уже слышала эту фразу. Мне пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить, что это рингтон на моем айфоне. Я достала его из сумочки и увидела, что звонит Кирилл. И куча непринятых звонков и сообщений. Ну, конечно! Я же теперь звезда, всем хочется взять интервью у Дианы, любовницы высокопоставленного чиновника.

Я засунула телефон обратно.

Остановилась.

Дождь усилился, по тротуару неслись потоки холодной бурлящей воды, заливая ноги в открытых босоножках. Я посмотрела на них, но зрение меня подвело: я видела не серый питерский асфальт, а песок на пляже в Сан-Диего, пушистый ковер на мексиканской гасиенде, сухой дощатый пол в «Домике мечты». Я видела все места, которых касались мои ноги в последние дни, — и это было так щемяще грустно и прекрасно, что я не могла оторвать взгляд от иллюзорного калейдоскопа. Мои ступни на фоне ночного калифорнийского неба, на ковролине «боинга», на плечах Молчанова…

Громко застучали зубы. Пошатываясь и дрожа всем телом, я достала телефон и ответила на вызов:

— Забери меня, я где-то на Благовещенском мосту.

Кирилл ни о чем меня не спрашивал. Он занес меня в квартиру, раздел и запихнул под горячий душ. Растер пушистым полотенцем и уложил в кровать. Все это время я тихо лила слезы, не в силах остановиться. Мне было жаль Кирилла, Лену и даже Зою. Но больше всего мне было жалко себя — моей несбывшейся любви. Молчанов налаживал отношения с Машей, матерью своего ребенка, а я лицом к лицу столкнулась с правдой о себе. Я увидела нечто чудовищное, гадкое и вонючее, а потом поняла, что это и есть моя жизнь.

Меня тошнило от омерзения. Лучше бы я никогда не узнала, кто такой ГД! Он испачкал своей слизью все, что было у меня с Кириллом. А ведь, несмотря на нашу взаимную нелюбовь, у нас было много хорошего: доброта, поддержка, нежность. Может, мы стали бы неплохими супругами, если бы я не изменила ему за день до свадьбы. Но чего ждать от проститутки? Она привыкла порхать из одной постели в другую. «Девчонка, которая разрушила свое будущее только потому, что ей захотелось попрыгать на каком-то конкретном члене», — сказал Василий Иванович у меня в голове. И добавил голосом Молчанова: «Как будто любовь, страсть или одновременный оргазм что-то в этой жизни гарантируют». Желудок сжался. Я перегнулась через кровать, гортань напряглась, но все ограничилось спазмами. Последний раз я ела в Лос-Анджелесе.

Кирилл потрогал мой лоб и принес градусник. Потом глянул на него и приготовил теплый напиток с резким вкусом лимона:

— Выпей это и постарайся заснуть. Ты заболела.

— Кирилл, Кирилл, — сказала я, — мы должны расстаться.

— С чего бы это? — поинтересовался он, поддерживая мой затылок, пока я пила лекарство.

В голове шумело, я не могла собраться с мыслями. Но мне казалось, что если я не скажу Кириллу правду сейчас, то не скажу ее никогда. Я всегда буду находить благовидные предлоги, чтобы щадить его самолюбие и продолжать лгать.

— Я дрянь, Кирилл. Я так и не полюбила тебя. Я пользовалась тобой. Я изменила тебе.

Твердая ладонь под моим затылком дрогнула.

— Я догадывался, — спокойно ответил Кирилл.

— Догадывался? Откуда?

— У тебя в сумочке мужские носки. Не мои. Я случайно увидел, когда доставал твой паспорт.

Ох, мой амулет в бирюзовый горошек, призванный напоминать о том, что мы с Молчановым брат и сестра! Я спросила сквозь слезы:

— Ты знаешь, кто он?

— Не знаю, но выбор невелик: Паша или Олег, — наигранно беззаботным тоном ответил Кирилл. — Но так как Олег по уши влюблен в Машу, то остается… Ладно, Аня, потом поговорим, у тебя жар.

Он сказал, что у меня жар, а меня трясло от озноба, словно я летела в небе над Гренландией — голая, беззащитная, и без надежного Молчановского «боинга».

— Паша, это был Паша… — проговорила я. — Один раз, накануне свадьбы. Мы хотели во всем признаться, но я не смогла. Маша выглядела такой счастливой…

— Ну и молодец, что не стала грузить Машу. Пусть они сами разбираются, это их личное дело.

Я попыталась прочитать чувства на его лице. Гнев? Разочарование? Боль? Кирилл оставил кружку и поправил подушку.

— Тебе все равно, да? — догадалась я. — Когда Паша женился на Лене, ты несколько лет на него злился, а мне говоришь: «Ну и молодец»?!

— Не сравнивай! Лену я любил… — он осекся. — Прости, Аня, я не должен был… Черт…

Я хрипло рассмеялась:

— Ну вот мы все и выяснили.

Я плавала в горячечном мареве, иногда приходя в себя и замечая у своей постели то незнакомую женщину в белом халате, то Олега, то уставшего Кирилла. В одно из таких просветлений я спросила:

— На какой машине ездит твой отец?

— На черной «Ауди А8», а что?

— Эта та, которая с водителем?

— Да, это служебная машина.