Мы поднялись на лифте на двадцать второй этаж и, к моему удивлению, прошли мимо квартиры Кирилла.

— Поживете у моей сестры, хорошо? — спросил он, доставая ключи и отпирая вторую дверь на этаже. — У нее есть гостевые комнаты, да и вообще уютнее. А я свою квартиру еще не доделал.

Мы зашли. По размеру и планировке помещение напоминало жилье Кирилла: такая же кухня-гостиная с французскими окнами, ведущими на солнечную террасу, такие же две комнаты — только вместо спальни и гардеробной тут располагались комнаты для гостей. Единственное — из прихожей на второй этаж вела деревянная лестница с перилами. Кирилл махнул рукой:

— Там спальни и детские. Моя сестра хочет много детей.

Так вот, значит, как они поделили папин пентхаус: Кириллу половину первого этажа, а Маше — половину первого плюс весь второй. А я даже не знала, что есть помещения наверху. Не знала, что Молчанов спит не за стенкой, а надо мной. При таком раскладе никто ничего не услышит: потолки тут высокие, полы из натурального дерева.

— Располагайтесь, не стесняйтесь, — сказал Кирилл, открывая двери комнат. — А здесь можете готовить, — он показал на светлую опрятную кухню в прованском стиле. — Здесь ванная комната, здесь — терраса. В хорошую погоду можно посидеть, покурить…

— Шашлыки пожарить, — сказал дедушка, заметив закрытый и убранный под навес мангал, — или рыбу там закоптить.

— Обязательно пожарим и закоптим — завтра или послезавтра, — заверил Кирилл. — А сегодня я закажу доставку, а то готовить некому, а все голодные. Жалко, вы мою сестру не застали, она улетела в Америку вместе с женихом. Ручаюсь, она бы вам понравилась. И готовит она превосходно.

Еще бы! Мой дед влюбился бы в Машу. Ей было приблизительно столько же лет, сколько могло быть моей матери, — а дедушка всегда с симпатией и затаенной тоской относился к таким женщинам. Он обожал мою мать и был бы счастлив узнать, что в моей жизни появилась взрослая ответственная подруга. Правда, он пока еще не видел мое зашитое плечо, откуда был вырван кусок мяса, и не знал, что эту рану я получила, прикрывая Машу от взрыва.

Пока все любовались террасой, я ускользнула в ванную перевести дух. События развивались слишком быстро. Еще вчера я была уверена, что никогда не увижу ни Кирилла, ни его многочисленных друзей, родственников и охранников, а сегодня мой дедушка поселился в качестве дорогого гостя в квартире Маши и Молчанова. И Коля с ним заодно. Этого я никак не могла предугадать.

Я включила воду, намочила левую руку и обтерла лицо холодной водой.

Дверь распахнулась и в ванную зашел Коля. Он тщательно притворил дверь и спросил меня:

— Это к нему ты ездила тогда ночевать? Ну, когда я на лавочке спал две ночи? Это он твой… спонсор? — и Коля дернул подбородком, указывая куда-то вбок, словно там стоял живой Кирилл.

На самом деле на лавочке он спал из-за Юрия Георгиевича, но объяснять это не стоило.

— Коля, открой дверь. Потом поговорим.

— Нет, сейчас, — он надвинулся на меня. Его голубые глаза горели негодованием и даже немного презрением. — Ты не представляешь, во что ты вляпалась.

«Спонсор» — какое гадкое старомодное слово! Как фиговый листочек, призванный скрыть нечто стыдное, но на самом деле лишь подчеркивающий это. «Клиент» звучало намного лучше: по-деловому и менее интимно. А Кирилл для меня не спонсор и даже не клиент. Он мой бойфренд, близкий друг, любовник.

Я уперлась Коле в грудь и отодвинула от себя:

— Я прекрасно понимаю, во что вляпалась. Это ты не понимаешь, куда попал. Тут тебе не Овсяновка, веди себя прилично. Открой дверь!

Коля взял меня за плечи, желая то ли обнять, то ли встряхнуть, и я пискнула от боли.

— Что с тобой? Ань?

Он увидел край повязки, выглядывающий из ворота футболки.

— Ты ранена?! По телевизору сказали, что в результате взрыва никто не пострадал. А у тебя ухо в зеленке, шея и… плечо? Покажи! — он начал стаскивать с меня футболку.

— Коля, отстань, — громким шепотом сказала я.

— Ты с ума сошла? У тебя осколочное ранение, а ты молчишь и ото всех скрываешь? Ну-ка снимай, я должен посмотреть, что там у тебя!

Он быстро и настойчиво избавил меня от одежды и чуть приподнял бинты на плече.

— Ох ничего себе… — прошептал он голосом, полным сочувствия.

— Все нормально, — возразила я, — до свадьбы заживет.

Он взял меня за голову, словно собираясь поцеловать, и серьезно сказал:

— Аня, ты же понимаешь, что никакой свадьбы не будет? Этот Кирилл не женится на тебе, он слишком… — Коля запнулся, — слишком богатый и смазливый. И весь на понтах. Такие, как он, не женятся на таких, как ты. — Дверь в ванную открылась, но Коля стоял задом и не видел. — А еще он слишком старый для тебя. Сколько ему? Сорок лет?

— Мне семьдесят четыре, — сказал Кирилл.

Я отпрянула от Коли и прикрыла грудь одной рукой. Вторая и так без поддерживающей перевязи ныла и постреливала болью. Я Колю не стеснялась: в детстве мы часто купались в озере голыми, он много раз видел мою детскую грудь. А во взрослом возрасте она не сильно-то изменилась. Но Кирилл мог воспринять мое поведение как признак интимной близости между мной и Колей.

— Все равно ты намного старше, — не сдавался Коля, хотя и уловил сарказм. — Мог бы получше присматривать за девчонкой, а не доводить до этого.

Он обличительным жестом ткнул в мое плечо.

— Вот здесь ты прав, — ответил Кирилл. — Это моя вина, и я собираюсь ее исправить — если ты не будешь мне мешать.

Коля надулся. Кирилл сказал примирительно:

— Пойдемте ужинать, еду привезли.

Дедушка не пил, я не пила, Олег Игоревич тоже назвался трезвенником — в итоге водку Кирилл наливал только себе и Коле. Я хотела предупредить, что Коле нельзя много водки, ему лучше стакан пива или сидра, но решила не вмешиваться. Они оба были настроены друг против друга — это чувствовалось.

— В семнадцать лет я пошел учиться в автошколу, а экзамены сдал в восемнадцать — с первого раза. Ну так правильно, я же с четырнадцати лет вожу машину. Меня отец учил — у него был старый «Опель Вектра». А как получил права, так меня сразу в армию забрали, — начал рассказывать Коля после первой рюмки.

Мы все его слушали, поедая пиццу на террасе. Уже начало темнеть, и Кирилл включил подсветку вдоль ограждения и вокруг стола. Сразу стало уютнее.

— Прошел медосвидетельствование, на заседании призывной комиссии меня определили в сухопутные войска, и прямо из военкомата я отправился на сборный пункт. А оттуда — к месту прохождения службы.

— У вас в Карелии? — уточнил Олег Игоревич, подтаскивая к себе вторую коробку с мясной пиццей.

— Нет, в Ленобласти. После начальной военной подготовки я принес присягу и был назначен на должность водителя.

Я не понимала, зачем он это рассказывает. Никого это не интересовало.

— Давай выпьем, — сказал Кирилл.

— Лей не жалей, — ответил Коля. — А ты служил?

— Нет, я в восемнадцать лет бил «Мерседесы», портил девочек и нюхал кокос, — Кирилл опрокинул стопку. — Все, как положено мальчику из приличной интеллигентной семьи.

Раньше я не видела, чтобы он пил крепкий алкоголь. Коньяк на донышке бокала или полбутылки вина — не считалось. Мне стало любопытно, какой он пьяный.

— Ну, а я деревенский мальчик. У нас ближайший «Мерседес» можно встретить в райцентре, и то ему двадцать пять лет. А вместо кокосов яблоки — только маленькие и кислые.

Похоже, Коля совсем захмелел. Он даже не понял, о чем говорил Кирилл.

Коля вдохновенно продолжил свой протокольный рассказ:

— А после армии меня взял на работу директор леспромхоза. Прямо так и сказал: «Ты самый лучший водила в Овсяновке, к тому же молодой, ответственный и не бухаешь».

— Налить? — спросил Кирилл.

— Ага, наливай. Так вот, я работаю больше года, и на хорошем счету у начальства. Зарплата — двадцать две тысячи рублей чистыми. Тебе, может, это покажется мало, но для меня нормально. Мне двадцать лет — у меня все впереди.