— Паша, а что это за усадьба плантатора? Как вы здесь очутились, скромные питерские интеллигенты?
— Да что ты понимаешь! — ответила Маша, распахивая дверь и жестом приглашая нас войти. — Это гасиенда-стайл — благородная испанская архитектура колониального периода.
— Так это гасиенда?! — расхохотался Кирилл. — А где тут рабыня Изаура? Помню, мне было шесть лет, когда я по уши в нее влюбился. Мечтал поскорей вырасти, поехать в Бразилию и выкупить ее из рабства. Даже деньги копил!
— О да! — воскликнула Маша, скидывая босоножки. — Ты всегда был добрым мальчиком, спасающим девочек из беды.
— Заткнись, Кирилл, ты не в Бразилии, — беззлобно сказал Молчанов, внося чемоданы в гостиную. — Мы с Машей торопились и попросили Светлану подыскать нам дом на первое время.
— Маму?! Нашли кого просить! Ты что, не знаешь вкусов своей тещи? Как можно было поручить ей такое важное дело? Она выбрала самый помпезный дом во всей Калифорнии. Это даже не гасиенда-стайл, а…
— Мексикано-наркобароно-стайл, — промолвил подошедший Олег.
Мы все расхохотались. Маша взяла меня за руку и провела в гостиную, где над обеденным столом висела гигантская люстра с канделябрами, а добротная мебель из кожи и малинового бархата так и манила в свои объятия. Изумительной красоты мозаика на полу и картины в золоченых рамах дополняли оригинальный интерьер. Если так жили мексиканские наркобароны, то они понимали толк в роскоши.
— Мне здесь нравится, — сказала я.
— Мне тоже! И маме нравится. А мужчины ничего не понимают в современном дизайне. — Она потащила меня дальше, сквозь раздвижные двери во внутренний дворик. — Здесь бассейн, здесь зона барбекю, а там в отдельном домике — небольшой тренажерный зал. А здесь вход в вашу спальню — можно зайти прямо из патио, а можно из гостиной. Ванная комната у вас тоже своя.
Спаленка была крошечной, метров десять. В ней помещались только кровать с резной спинкой, тумбочка с керамической лампой и старомодный платяной шкаф. Пахло свежим бельем и цветами с улицы. Щебетали птицы — те самые, которых я слышала по скайпу.
— Спасибо, тут уютно, — сказала я. — А ваша комната где? На втором этаже?
— О нет, это в Питере я люблю пентхаусы, а в Лос-Анджелесе предпочитаю одноэтажные дома.
— Почему?
— Боюсь землетрясений. Тут все боятся землетрясений, поэтому почти весь город одноэтажный. А наша спальня — за этой стенкой, — она постучала над изголовьем кровати. Раздался полый звук, словно она стучала по картону. — А за этой стеной — еще одна спальня, я там Голубева поселю. Но если он будет храпеть — выгоню в тренажерку, пусть спит на полу!
Я присела на кровать и подумала, что примыкающие спальни и картонные стены, — не самое удачное сочетание. Но, с другой стороны, мы ведь теперь брат и сестра. Нам нечего стесняться и нечего скрывать друг от друга.
37. Колхоз
Как ни уговаривали нас Маша, Молчанов и Олег, мы с Кириллом после душа рухнули спать — хотя бы на три часика. Но проспали, конечно, дольше. Проснулись, когда солнце светило в комнату с другой стороны. Неплотно задернутые шторы качались от сквозняка и распахивались на месте проема. Дверь в гостиную тоже была закрыта не полностью. Мы лежали практически на виду. Любой желающий мог подсмотреть, как мы спим. Эта мысль неожиданно согрела меня, растрогала и подарила ощущение семьи. Хорошо было лежать в доме людей, которые приняли тебя в круг друзей, доверились и посчитали своей.
До этого у меня был один дедушка, а сейчас я словно нашла свою семью — большую и дружную. Я любила их всех — Кирилла, Машу, Молчанова и даже Олега. Я принимала их заботу и хотела заботиться о них в ответ. Единственная проблема состояла в том, что я испытывала к Молчанову непозволительные для названной сестры чувства, но я верила, что они пройдут. Надо лишь немного потерпеть и постараться не совершать импульсивных поступков. Это не так уж сложно.
Все забудется, Молчанов прав. Вот это волшебное ощущение тепла и близости с другими людьми стоило того, чтобы выбросить из головы похотливые мыслишки и не портить никому жизнь.
В патио кто-то был. Я слышала негромкие голоса — кажется, Маша разговаривала с Молчановым, — и чувствовала запах сигаретного дыма. Значит, и Олег с ними — только он курит постоянно. Птичий гомон заглушал человеческую речь, я спросонья ловила отдельные реплики:
— Да, в Таллине купил, в той самой кондитерской…
— Ты выбрал ресторан? Я в японский не пойду, меня тошнит от сырой рыбы…
— Надо Аню спросить, куда она хочет…
— Кирилл вряд ли согласится поехать в Диснейленд, он еще с прошлого раза не оклемался…
— Так десять лет прошло! Давно пора забыть этих несчастных клоунов…
Я повернулась к Кириллу и погладила по бородатой щеке. Он что-то промычал, но глаз не открыл.
— Кирилл, просыпайся. Уже, наверное, вечер.
— Еще немного.
— А что за клоуны были в Диснейленде?
Он все же открыл глаза:
— А кто тебе рассказал?
— Никто, я подслушала. — Я хихикнула: — Ты что, боишься Микки Мауса?
— Блин, — он потер лицо ладонью, — я никого не боюсь. Я был накурен, это же Лос-Анджелес, тут полно марихуаны, а мать потащила меня в Диснейленд. Вот зачем человеку Диснейленд в восемнадцать лет? Раньше надо было. Но ей хотелось поиграть в мамочку. В итоге я объелся сладкой ваты и меня стошнило на какую-то мышку или собачку. С тех пор все думают, что я боюсь клоунов.
Он подтащил меня к себе, его намерения читались у него на лице. Я уперлась ему в грудь:
— Кирилл, не надо.
— Надо, надо, надо… — зашептал он, стаскивая с меня ночную рубашку. — Ты же не оставишь меня в таком состоянии? Как я в ресторан пойду? Я буду думать только о тебе…
Он лег на меня, целуя шею и грудь. Я поняла, что проще отдаться, чем весь вечер уклоняться от его нежных, но настойчивых притязаний. Секс был для него крайне важен. Как я и предполагала еще до начала совместной жизни, Кирилл нуждался в разрядке минимум два раза в день. А лучше — три или четыре. Со временем я привыкла к такой частоте и даже научилась расслабляться. Я больше не работала с ним — не сжимала мышцы, не считала количество глубоких и мелких проникновений, не старалась поразить его оральными талантами. Теперь мы просто трахались, как, вероятно, трахается большинство обычных пар. Кирилл неизменно получал удовольствие (и немалое, судя по громким крикам), а я его лишь имитировала. У меня не было выхода: о том, что я не испытываю оргазма, я не призналась бы и под дулом пистолета. Время для подобного признания было упущено.
Кирилл подхватил меня под попу, приподнял и вошел внутрь. Широко раздвинул ноги и принялся с оттяжкой вбиваться. Послышались шлепки кожи о кожу. Мои ступни беспомощно качались в воздухе. Я испытывала неловкость. Заниматься сексом при полуоткрытых дверях мне еще не доводилось. Я думала о том, что в патио за столом или в шезлонгах около бассейна сидят люди. По прямой, без учета стен, нас разделяло не более пятнадцати метров. Картонные перегородки создавали иллюзию уединения, но на самом деле ни от чего не ограждали.
Кирилл нарастил темп. Спинка кровати начала стучать в стену. Я сжалась. Допустим, мы все тут братья и сестры, но устраивать показательные выступления — это чересчур.
— Тише, тише, — сказала я Кириллу на ухо, — притормози. У бассейна кто-то есть.
Он застонал и ускорился. Я обхватила его ногами, чтобы уменьшить амплитуду толчков, но Кирилл неправильно меня понял. Он, видимо, подумал, что я приближаюсь к пику, и стал трахаться еще быстрее. Теперь изголовье громыхало о стену беспрерывно, не оставляя ни единого сомнения, чем мы тут занимаемся. Я почувствовала, что неудержимо краснею. Я вцепилась в Кирилла и попыталась его остановить, но куда там. Хриплые страстные стоны возвестили всех, что он близок к оргазму, а громкий протяжный вскрик — о том, что он его достиг. Я лежала, зажмурившись и закусив губу, в ужасе от звукового шоу, которое мы устроили. Кирилл ласково поцеловал меня:
