— Рад видеть тебя, Аня, — сказал Молчанов, с улыбкой рассматривая мою прическу. — Отлично выглядишь! Мы арендовали дом в Вествуде неподалеку от университета, так там полно студенток с розовыми волосами. Это сейчас модно, да?

Он говорил таким гадким «взрослым» тоном, каким старые добрые дядюшки разговаривают с малолетками. Как будто не он прижимал меня к стене в туалете, а потом достал член и без стеснения помочился. Как будто не он исполнял стриптиз на пляже, сексуально выползая из своего гидрокостюма. Как будто не он пожирал глазами мое обнаженное тело в прихожей Кирилла. А теперь он будет изображать дальнего родственника, жениха сестры моего бойфренда?!

— Ты тоже отлично выглядишь, — буркнула я, — прямо как голливудская звезда.

Но Молчанов, кажется, не расслышал. Он протиснулся к Кириллу и сграбастал его в объятия. Они похлопывали друг друга по спинам и радостно улыбались.

— Я собрал шмотки, которые ты просил. Мог бы сам заехать, — сказал Кирилл. — У тебя там черт ногу сломит, мне пришлось Маше звонить.

— Да некогда было. Спасибо! Оборудование взял? В Сан-Диего есть хороший клуб, я пару раз заезжал, но вода всего плюс пятнадцать. По-любому нужны костюмы… Ты надолго планируешь? Хотелось бы на пару дней выбраться.

Ну понятно. Первым делом — самолеты и серфинг, а девушки — как-нибудь потом. Я вернулась на свое место, ощущая невольную обиду. Я не надеялась, что Молчанов бросится ко мне с признаниями в любви, но и такого равнодушного родственного приема не ожидала. Мне казалось, что-то между нами промелькнет — что-то такое, благодаря чему я пойму его тайное отношение ко мне. Но ничего не мелькало. Он вел себя естественно и ровно, словно я и правда была его двоюродной сестренкой или троюродной племянницей — неинтересной и ничего для него не значащей.

К парням подошел Борис Михайлович:

— Как Маша?

— Замечательно! Готовится сделать вас дедом. Вы кофе пили? Пойдемте, — и Молчанов увел их к бортовой кухне, где стюардесса разливала кофе из пятилитрового термоса и открывала коробки с печеньем из «Метрополя». Они не вернулись в салон, а пили кофе, стоя у дверей пилотской кабины, и о чем-то беседовали: Кирилл, его отец и их будущий зять. Мне с моего места была видна только спина Молчанова и его красивая упругая задница, обтянутая форменными брюками.

Подойти бы и шлепнуть его по попе. И насладиться реакцией Кирилла и Бориса Михайловича. Ну, и всех остальных пассажиров этого рейса. Девчонка с розовыми волосами, шлепающая по попе командира воздушного судна, — это, должно быть, впечатляющее зрелище.

От расстройства я заснула. Сквозь сон слышала, как Кирилл разложил кресло, снял с меня кеды и укутал теплым одеялом. Не открывая глаз, я ему улыбнулась.

Проснулась от странного ощущения, что я проспала целый день и выспалась на сто лет вперед. Такой бодрой и отдохнувшей я давно себя не чувствовала. Двигатели гудели ровно и успокаивающе. Я взглянула на часы: прошла всего лишь половина полета. Огляделась. Солнце все так же светило в иллюминаторы и под тем же углом, создавая обманчивое впечатление, что время остановилось. Кирилл спал с наушниками в ушах и планшетом на животе. Наверное, смотрел кино и отключился. Борис Михайлович отдыхал на диване в маске для сна. «Запасные» пилоты по-прежнему дремали в последнем ряду — кажется, они заснули до взлета и ни разу не просыпались. Профессиональная выучка. Все остальные пассажиры тоже не проявляли признаков активности. Если в начале полета все бродили туда-сюда, общались, пили кофе и жевали печенье, то сейчас люди устали, притихли и коротали время в собственных креслах с книжками или ноутбуками.

Я встала и сделала несколько наклонов и потягиваний, чтобы размяться. Увидела неспящего Олега. Он сидел в отдельном кресле напротив дивана и с увлечением читал книжку. Я подсмотрела ее название: «Накажи меня нежно». Вот уж не думала, что глава СБ читает любовные романы.

— Интересно? — спросила я, наклонившись к Олегу.

Он вздрогнул, чуть покраснел и захлопнул книгу, не вытаскивая из нее палец:

— Нормально. — И добавил, словно оправдываясь: — Это не моя книга, я ее тут нашел. Наверное, Маша забыла. Или кто-то из стюардесс.

— Или кто-то из пилотов, почему бы и нет, — ответила я и прошла мимо Олега к бортовой кухне.

Хотелось кофе и чего-нибудь поесть. На столе я разыскала чистый бумажный стаканчик, но термос выдал лишь пару капель остывшей жидкости. Я открыла тубус с чипсами и закинула один в рот. Прожевала. Потом отложила чипсы и шагнула к двери, ведущей в кабину. В прошлый раз Молчанов с Сашей не запирались. Дверь была открыта, и любой желающий мог заглянуть к пилотам. Правда, нас тогда было человек семь, и никто никому не надоедал. Да и полет Мариехамн — Санкт-Петербург длился недолго. Не успели взлететь, как пошли на посадку. А в этот раз на борту находились чужие люди — настоящие коммерческие пассажиры, пилоты-сменщики и даже две стюардессы. Да и полет предстоял гораздо более долгий. После взлета Молчанов вышел поздороваться, но все остальное время сидел в закрытой кабине. Управлял самолетом.

Я положила руки на прохладную сталь и прижалась ухом к двери. Ничего не слышно. Я знала, что эту бронированную дверь не прорубить даже топором. Видела в одном фильме. Но как-то же она открывается? Что, если постучать?

— Вы что-то хотели? — спросила появившаяся из ниоткуда стюардесса.

Я отпрянула.

— А можно… Можно зайти в кабину?

Я подумала, что она меня отругает и отправит на свое место, как сделала бы любая стюардесса на любом регулярном рейсе, но она набрала код на маленькой панели у двери и спросила в микрофон:

— Павел Петрович, тут Аня спрашивает, можно ли к вам зайти?

— Да, конечно, — ответил он, — пусть заходит. И сделай нам кофе, пожалуйста, с бутербродами.

Дверь щелкнула и открылась.

Я зашла и смущенно остановилась на пороге. Не ожидала, что проникнуть в кабину окажется так легко. Саша, сидевший справа в кресле второго пилота, обернулся и приветливо мне кивнул:

— Добрый день. Как дела?

Его глаза скрывали солнечные очки. Он был похож на летчика с рекламной картинки — молодой, улыбчивый, в очках-авиаторах.

— Все отлично, спасибо. А у вас?

— Прекрасно, — ответил он и снова отвернулся.

Я перевела взгляд на Молчанова. Он развернулся вполоборота вместе с креслом, стащил наушники на шею и предложил мне:

— Садись, сейчас кофе попьем. Ты, наверное, голодная.

— Да нет, не очень.

— В холодильнике есть касалетки с едой, можно попросить бортпроводниц — они разогреют.

— Бутерброды сойдут.

Я села на знакомый откидной стульчик, но пристегиваться ремнями не стала. Мы, вроде, не взлетали и не шли на посадку. Молчанов тоже не был пристегнут. А еще он распустил галстук, закатал рукава и расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке. В кабине было гораздо жарче, чем в салоне. Солнце беспощадно пронизывало воздух, нагревая все вокруг и заставляя жмуриться от ярких лучей.

Мы сидели и рассматривали друг друга. Пока я блуждала взглядом по обнаженным рукам Молчанова (тонкие шрамы на запястьях, часы из матовой стали, длинные сильные пальцы, выгоревшие волоски на предплечьях), он без стеснения разглядывал меня. И сейчас в его взгляде не было «дядюшкиной» снисходительности. Он больше не смотрел на меня так, как взрослый смотрит на подростка. Он смотрел так, как мужчина смотрит на женщину — внимательно и серьезно. Мне нравилась эта безмолвная честность.

Его глаза остановились на моих ногах. Брови удивленно приподнялись. Я глянула вниз и обнаружила, что сижу босая, едва касаясь пальцами коврового покрытия. Мои гламурные розовые ногти казались чужеродным элементом в этом царстве дисплеев, стальных рычагов и штурвалов.

Выходит, я бродила по самолету босиком и даже не заметила этого.

Я скрестила ступни и ощутила, какие они холодные. О чем нужно думать, чтобы забыть надеть обувь? Понятно, о чем. О нем. Я поджала ноги.