— Иди сюда! Давай закончим на хорошей ноте!
Эйтлинн картинно возмутилась:
— Опять?
Киэнн скорчил хитрую рожу:
— Ты против?
Но ни «закончить», ни отделаться от назойливого роя мыслей, что бубенцами колотились о черепную коробку изнутри, у Эйтлинн на этот раз ни в какую не получалось. И всех умений и стараний Киэнна было для этого недостаточно. А потому, когда он все же наконец выдохся и задремал, фоморка потихоньку улизнула обратно в библиотеку. Больше всего на свете ей сейчас хотелось обнаружить нечто, начисто опровергающее рассказ Киэнна, внезапно убедиться, что все это — ложь, вздор, детские сказки, ну или элементарная ошибка, неверное толкование, искаженный временем мифологический образ. И единственное, что, по ее мнению, могло ей в этом помочь, находилось здесь.
Проблема была только в том, что язык фоморов Эйтлинн по-прежнему не понимала. Он был не слишком похож на шилайди, язык сидов, на котором общалось большинство фейри, а их письмена и вовсе напоминали какую-то шумеро-ассирийскую клинопись. А с ней профессор Мелани Флетчер была знакома разве что по картинкам. И ни Киэнн, ни Нёлди, ни Шинви, которому она также, на всякий случай, показала книги, не могли узнать в них ни единого символа. Но какое-то время назад Эйтлинн неожиданно повезло: она наткнулась на увесистый кодекс, судя по расположению строчек, представлявший собой сборник стихов. Как она уже начала понемногу подозревать, почти все литературное наследие фоморов состояло из трех жанров: поэзия, летописи и гримуары заклинаний. Сначала книга не внушила ей ни малейших надежд: ну в самом деле, что жизненно важного можно извлечь из чьего-то поэтического творчества? И она уже едва не поставила ее обратно на полку, когда заметила, что некоторые страницы продублированы транскрипцией или, может быть, переводом в виде рунических надписей.
Нёлди опознал язык мгновенно: это также не был шилайди, это был второй, чуть менее популярный, но все же весьма распространенный язык Маг Мэлла — йотнургир. По словам никса, чуть устаревший диалект. Впрочем, и самой Эйтлинн он быстро показался довольно знакомым: язык напоминал то ли древнескандинавский, то ли даже англосаксонский, да и руны были самым настоящим футарком. К вящей ее радости, там была и транскрипция, и дословный перевод. Так что, сопоставив строки на йотнургире со строками на неведомом языке фоморов, Эйтлинн научилась разбирать несколько слов, потом больше, потом еще… Конечно, на самом деле, она бесстыдно лгала Киэнну, утверждая, будто нашла в книгах что-то, безоговорочно подтверждающее ее права на престол и Глейп-ниэр. Потому что до сих пор улавливала лишь отдельные фразы из фоморских текстов, да и то диву давалась: слишком уж быстрым ей казался собственный прогресс! По ее представлениям, на такую исследовательскую работу, да еще без должной подготовки, должны были уйти месяцы, а то и годы. Можно было уже привычно свалить все на вездесущую магию, и, как знать, обошлось ли здесь без нее. Либо, что казалось Эйтлинн более вероятным, чудесная вода из фоморского колодца не только восстанавливала физические силы, исцеляла раны, нейтрализовала яды и так далее, но и феноменальным образом стимулировала умственную деятельность. Неудивительно, что здешние хозяева сидели на ней как на золотом яйце, и заодно, надо думать, идеальном энергетике.
Хотелось бы знать, каковы последствия его длительного и неограниченного употребления? Чем это им аукнется? Впрочем, особого выбора у них сейчас все равно не было.
Надо сказать, все это время, даже после того, как большая часть клинописных знаков оказалась расшифрована, Эйтлинн самоотверженно сдерживалась, и, несмотря на нестерпимый внутренний зуд, какой, наверное, возникает у всякого законченного историка при виде кипы неисследованных летописей древнего и легендарного народа, отдавала предпочтение магическим гримуарам. В конце концов, там могло быть что-то, способное вытащить их из мира мертвых обратно в Маг Мэлл! Но теперь она дала волю своей жажде и протянула руки к давно облюбованному кодексу в тяжелой, окованной белым золотом обложке. Надпись на корешке гласила что-то вроде: «Летопись Алого Дома». Автором рукописи числился некто, оставивший подпись в виде инициалов: букв «А. Ф.».
Эйтлинн трепетно разложила кроваво-алый, ласкающий кожу мягким бархатом фолиант у себя на коленях и перевернула испещренную остроугольными знаками страницу…
Пока к предмету ее изысканий все написанное не имело ни малейшего отношения. Насколько она могла понять, по большей части, в летописи всячески восхвалялся король фоморов со знакомым именем «Брес». «И воздвиг Брес Великолепный, Благостный, Сладкоречивый, Мудрый и Отважный, да хранит его вовеки Лучезарная Белитсера…» Эйтлинн вздрогнула. В Маг Мэлле нет богов! Или все же есть? Иначе кто такая эта Лучезарная Белитсера, которая должна хранить короля? Или, быть может, она неверно прочла? Дальше, кажется, речь шла о Стеклянной Башне. Странно, что в ирландских мифах заслуга построения башни принадлежала вовсе не Бресу, а Балору. Впрочем, Эйтлинн уже стала привыкать к подобным расхождениям. Потом говорилось вновь о Бресе, и хотя она так и не смогла понять, каковы же были его блистательные деяния, по-видимому, их числилось за королем немалое количество…
Писали в книге и о волшебном источнике. Насколько она смогла транскрибировать название, именовался он Шала-Иннан-Нэ. И должен был даровать жизнь мертвым и смерть живым. Эйтлинн невольно отодвинула бутылку с питьем, которое только намеревалась поднести к губам. Хорошенькое обещание! С другой стороны (попыталась успокоить себя она), если Шинви до сих пор жив… И, опять же, она не может поручиться, что здесь написано именно так.
О Глейп-ниэр в кодексе пока не попадалось ни единого слова. Ничего, что бы хоть как-то подтверждало или опровергало историю Киэнна. Но с чего она вообще взяла, что на языке фоморов Глейп-ниэр носила именно такое же название? А значит: надо искать любые намеки. И полунамеки. Что угодно…
Дверь неслышно приоткрылась, пропуская лохматого, полуодетого и крайне смущенного короля-подменыша:
— Я тебе воду принес, хозяйка, — помялся на пороге он. — Молнии метать не будешь?
Эйтлинн отложила фолиант в сторону, подошла и мягко потянула Киэнна за руку от дверей:
— Извини, я опять сбежала.
Он растерянно мигнул:
— Это ты извини, я вырубился. — И виновато отвел глаза: — Пить меньше надо было.
Эйтлинн внутренне содрогнулась: похоже, не один Шинви злоупотребляет этой отравой! Могла бы, конечно, и догадаться, по его состоянию. Но виду все же не подала и лишь безмятежно улыбнулась:
— Я уверена, что ты исправишься.
Она наградила его долгим поцелуем и, почти сразу, без обиняков, перешла к тому, что сейчас интересовало ее больше всего. Знала, что это неправильно, но просто не могла утерпеть. А потому, усадив Киэнна рядом с собой и демонстративно уложив на колени тяжелый фолиант, задумчиво пошуршала страницами и, как бы невзначай, спросила:
— Слушай, а ты случайно не знаешь, как звалась твоя Глейп-ниэр на языке фоморов?
Получилось не очень похоже на «невзначай», и, в придачу, вопрос выдавал ее полное неведение, что не могло ускользнуть от внимательного взгляда Киэнна.
— Проверяешь меня, да? — констатировал он. — Не наврал ли я тебе с три короба.
И прежде, чем Эйтлинн начала отрицать или оправдываться, одобрительно кивнул:
— Ну, в общем-то, правильно делаешь. «Все мы — отпетые плуты, никому из нас не верь».
— Так знаешь или нет? — не сдержалась она.
— Увы, — покачал головой Дэ Данаан. — Не имею ни малейшего понятия. Нынешнее имя у нее, как ты, наверное, уже догадалась, от ётунов…
— …ее вторых хозяев? — отрешенно уточнила Эйтлинн, следуя услышанному ранее варианту истории. Хотя была не уверена, что это имеет какое-то значение.
Киэнн пожал плечами:
— Так говорит легенда. А как там на самом деле… Может, и не вторых. Может, тысячу вторых.
Эйтлинн механически перевернула страницу, разочарованно поджав губы:
