— В каком-то смысле да, — уклончиво ответил Нёлди.

— А в каком нет?

— Видишь ли, наш мир очень сильно отличается от того, что тебе знаком. Он, как бы, нелинеен. В нем ты никогда не знаешь, куда попадешь, если будешь двигаться по прямой. В пределах Маг Мэлла он еще более или менее стабилен, но океан… Вполне может статься, что где-нибудь у нас под носом находятся другие земли, или же дыры, ведущие в другие миры. Но, как ни странно, до сих пор их никто не находил. Или же никто не возвращался из них. Но в целом, в целом — да. Наш мир — это бескрайний мировой океан. Ллир.

Фэй улыбнулась:

— И все же. Можешь или нет?

Никс нахмурился:

— Это трудно. И не уверен, что тебе понравится. Но да, могу.

Шинви весело подскочил и загарцевал по дому на двух копытах:

— По-о-о-ош-ш-ш-ш-ли-и-и-и, по-о-о-ош-ш-ш-ли! Ок-к-к-кунаться! Ок-к-к-коняться! Ок-к-кх-кониться!

И внезапно визгливым, нестройным голосом, завел похабную песенку, странно похожую на старинную шотландскую балладу о мельнике, плутоватой жене и чужой лошади у дверей. Правда, в исполнении агишки, она то и дело начинала смахивать на альпийский йодль, захлебываясь и взлетая под потолок. Фэй с хохотом пыталась подхватить припев, но йодлить у нее точно не получалось. Нёлди, хитро усмехаясь, извлек неведомо откуда маленькую девятиструнную скрипку с коротким грифом и расписными деками, и уверенно подхватил мотив. Заливистое пение струн закружило голову Фэй сильней любого бренди — и вот все трое, со смехом, гиканьем и ритмичным притопыванием, уже оказались за дверью, на ночном, безмятежно дремлющем берегу.

Седобородый владыка Океан качал крохотную эльфийскую землю, точно младенца на руках, а его немая темнокожая рабыня Ночь заливала весь мир густой черной патокой безмолвия. Только непослушные волны, с мышиным шорохом, толкались под ногами, неспешно выволавивая на песок мокрую сеть богини Ран, связанную из пены и йода.

Маг Мэлл исцелял любой недуг, а уж сердечную боль — и подавно. Каждый глоток его пряного ветра стоил тысячи поцелуев. Фэй вошла в прибрежную волну выше колен и оглянулась на Нёлди:

— Веди!

Никс критически окинул ее взглядом и требовательно кивнул на пончо:

— Снимай. В таком виде ты далеко не уйдешь.

Фэй на секунду оробела, но потом решительно стянула пончо через голову, скомкала и зашвырнула подальше на берег.

— И что теперь?

Мимо, фонтанами разбрызгивая воду, галопом промчался буйный агишки, уже вновь в лошадиной шкуре. Его ноздри бешено раздувались, темные бока отсвечивали серебром, а длинный роскошный хвост королевской мантией плыл по воде. Фэй со смехом отшатнулась. Никс приблизился и уверенно положил пальцы ей на макушку.

— Теперь тебе понадобится другое тело. Учти, что процесс трансформации достаточно болезнен, особенно для непривычного к ней новичка. И особенно — когда это принудительная трансформация, производимая извне. Уверена, что хочешь этого?

Глаза Фэй округлились:

— Ты собираешься меня… во что-то превратить?

— Думаю, проще всего — в небольшого тюленя. Наименьший стресс для мышц, скелета, легких и всех остальных внутренних органов. Думать и воспринимать эмоционально ты будешь по-прежнему, но физические ощущения, конечно, изменятся. И говорить все это время ты тоже не сможешь.

Фэй набрала побольше воздуха и, прикусив губу, кивнула. Нёлди зажмурился и ладони его медленно поползли вниз по ее волосам, щекам, шее, плечам и груди, талии и бедрам… Поначалу Фэй не чувствовала почти ничего, кроме легкого электрического покалывания и невольного возбуждения. Но минуту спустя она поняла почему: никс ничего особенного и не делал. Только исследовал, проверял, готовил. Когда же все началось всерьез…

Она считала себя привычной к физическим нагрузкам и сопутствующей им боли и травмам. Была знакома не только с крепатурой, ушибами и растяжениями, но и с вывихами, переломами и сотрясениями. И вот сейчас ей показалось, что все это происходит с ней одновременно. Единственное, чего ей хотелось в этот момент — вырваться из рук светловолосого волшебника и бежать прочь без оглядки! И она непременно так бы и сделала, если бы могла. Если бы тело в одночасье не перестало повиноваться ей, превратившись в жидкую глину, из которой никс хладнокровно ваял то, что задумал. И все, что она могла сделать — это вопить во всю глотку, с каждой секундой все меньше узнавая собственный голос.

К счастью, дикая пытка продолжалась каких-то пару минут и, что удивительно, почти не оставила последствий. Тело немного ныло, местами чуть зудело и пощипывало, и было… другим. Незнакомым, странным и ужасно неуклюжим. Ноздри Фэй захлестнуло сонмом запахов моря и рыбы — живой рыбы, все еще плавающей где-то поблизости. Причем это не был однотонный рыбный букет: она различала запах сельди и запах краба, запах трески и запах креветок, запах морского угря и запах каракатицы, и все они были невероятно притягательны для нее. «Чувствую себя Голлумом», — хмыкнула она про себя.

Никс не обманул: думала она по-прежнему словами и знакомыми понятиями, помнила свое имя и годы правления Карла Великого, расписание поездов на Эванстон и, по меньшей мере, три десятка имен Одина. А вот видела и слышала, обоняла и осязала по-другому. Да и сила притяжения чувствовалась как-то иначе. По привычке, Фэй попыталась встать на ноги, но ног не было вовсе, только руки-ласты и широкий хвост.

— На брюхе, малышка, на брюхе! Дальше оно легче будет, — со смешком в голосе подсказывал никс. — Вдохни поглубже и постарайся не выдыхать. Воздуха тебе, скорей всего, хватит на час, не больше. И от меня далеко не уплывай.

Он с волшебной легкостью пробежал по мелководью, почти не оставив за собой следа, и летучей рыбой нырнул в волну. Агишки шумно последовал за ним. Фэй торопливо поползла следом, неловко загребая донный песок и мелкую гальку. Наконец, выбравшись из цепких тенет суши, она поплыла. Хотя, по правде говоря, первые несколько минут это было скорее похоже на барахтанье упавшего в воду жука — тело тюленя, казалось бы, идеально приспособленное для плавания, не слушалось свою новую хозяйку, все еще пытавшуюся плыть «по-людски». Нёлди с нескрываемым удовольствием кружил рядом, подсказывая, поучая, инструктируя и, в придачу, мягко поддразнивая. Когда же они оба сочли, что Фэй готова и ее постепенно пробуждающихся тюленьих инстинктов хватит для небольшого погружения — путешествие в мир под волнами началось.

И он был воистину невероятен! Если Маг Мэлл пленял пронзительной красотой, дышал беспредельной жизнью и гармонией, наполнял всю сущность новой полнотой, но все же был схож с миром Земли, то океан Ллир был совершенно другим. Он походил на вереницу миражей, один за другим рождавшихся перед изумленным взором Фэй, и умиравших, разлетаясь вдребезги при каждом прикосновении. В золотой канители плывучих огоньков или сапфировых росчерках неведомо откуда взявшихся лучей, из зыбкой текучей тьмы возникали хрупкие, сверкающие голубым жемчугом лиры-дворцы, бережно упрятанные в ладонях исполинских раковин, переливчатые, текучие созвездия-сады, взмывавшие ввысь хороводом лепестков-свечей, крылатые лебединые ладьи и правившие ими совоокие создания, кружевные фонтаны и водопады, низвергавшие чистый хрусталь вместо водных потоков. Они не были видениями или призраками — Фэй могла на мгновение коснуться нежно-гладких стен башен, заглянуть в их полупрозрачные окна-витражи, ощутить аромат сверкающих и подвижных, как крылья тысячи бабочек, цветов, окунуться под колючий хрустальный дождь или даже надкусить золотое яблоко Идунн, словно в волшебном танце покачивающееся на ажурной ветке. Но они неизбежно исчезали, как картинки калейдоскопа, едва ты встряхнешь заточённые меж зеркалами разноцветные стеклышки.

Шинви плыл чуть поодаль, в очередной раз изменив форму тела: теперь он был похож скорее на древнегреческого гиппокампуса — гибрид лошади, морского змея и диковинной рыбы с крыльями-плавниками и роскошной гривой, которая струилась и плыла за ним, как фата за невестой. Разноцветные облака рыбок — уже совсем не тех, запахи которых Фэй чуяла возле берега, но, под стать окружавшим их пейзажам, причудливых, казалось, одетых в перья или гирлянды крошечных пузырьков вместо чешуи — в ужасе разбегались перед мордой водяного коня. Нёлди менять облик почти не стал, только ступни ног сменились широкими ластами амфибии, а пальцы рук удлинились и тонкая, до того едва заметная перепонка между ними стала совсем лягушачьей. Говорить под водой у него вполне получалось, но делал он это нечасто, только когда впереди проступали очертания вовсе не радужной, но зловещей и тревожной картины — резко окликал Фэй по имени и предлагал сменить курс. По-видимому, Ллир таил в себе не только красоты, но и ужасы.