— Брокк… — слабо позвала Аинэке.
В последней стычке с пойманной баньши Брокк пострадал. Себя Аинэке защитила от крикливой гостьи заблаговременно, наложив заклинание тишины, сквозь которое могла слышать лишь приглушенные фразы. Но грифон остался без защиты, и проклятая плакальщица оглушила его своим чудовищным воплем. Бедная птица металась под потолком, разбиваясь в кровь. Все пошло не так, не так, как она хотела! Но ведь она должна была спасти Брокка! Да, она перестаралась, но ей было страшно, так страшно!
Баньши так и не успела ничего по-настоящему рассказать. Она не знала, кто помогает этому предателю сейчас — было ясно, что это не просто никс! И уж конечно не его глупый приятель конь! Эти двое, конечно, тоже поплатятся, давно следовало с ними покончить. Но был кто-то третий, куда более могущественный. Беспомощную смертную она и вовсе не принимала во внимание. — Та тень, о которой говорила баньши. Вот кто. Нечто, обитавшее в недрах Кэр Анноэт, древнее и страшное. Вне сомнения, она солгала — это нечто пришло в Маг Мэлл с ними! Оно опекало лживого беглеца, оно спасло его шкуру посреди шторма, когда Аинэке уже почти настигла его! И теперь скрывало его там, куда вся власть Глейп-ниэр не давала пробиться! Но что оно? И как его уничтожить?
— Брокк…
Грифон вяло спрыгнул с низкой подушки и проковылял к ложу королевы. Летать он все еще не мог. Хотя прошло уже почти четыре дня. И несмотря на то, что Аинэке позвала всех лекарей, каких только смогла вспомнить. «Рану, которую нанесла баньши, может залечить только она же сама». — Лжецы! Проклятые лжецы! Она могла стереть их в порошок, но не могла заставить исцелить Брокка. Грифон неловко вскарабкался на постель и Аинэке уткнулась лицом в белый пух на его широкой груди. Тоненькие перышки приятно щекотали ей нос и губы, страх наконец стал потихоньку таять и отступать. От Брокка пахло теплом и сладким печеньем с корицей…
И тут на смену страху вновь пришел вечный ненасытный голод. Ноющий, грызущий изнутри, пылающий жадным пламенем в чреслах. Аинэке бессильно откинулась на подушки и нервно потеребила серебристую цепочку на поясе. Меньше всего ей хотелось сейчас видеть кого-то чужого в своих покоях и на своем ложе. Кого-то еще, кроме Брокка. Но Брокк слишком чист, слишком благороден для всей этой грязи…
Может быть…
Может быть, стоит и впрямь приблизить кого-то одного? Или нескольких? Приручить, как зверушку, спилить клыки и когти, чтобы знать, что тварь не укусит? Да, если укусит, то пожалеет, но ведь укус все равно будет болеть. Она так устала бояться…
Память услужливо подбросила имя совсем юного роана — эти родственники шелки, фейри-тюлени северного моря столь же милы и привлекательны, но куда более безобидны. Она будет с ним ласковой, она сможет! Аинэке вздохнула, поправила смявшиеся гранатово-рыжие кудри и кружевной вырез пеньюара, примерила самую милую улыбку и совершила призыв.
Он почти не испугался. Должно быть, она сама выглядела настолько напуганной и несчастной, что даже это жалкое создание не испытывало страха перед ней. Или он и впрямь настолько юн и наивен, что не отдает себе отчета, перед кем стоит? Или это только уловка, чтобы заставить ее ослабить бдительность, и потом нанести удар в спину? — Но нет, Брокк все еще здесь, Брокк не позволит, Брокк достаточно силен, чтобы защитить ее!
Уняв внезапную волну дрожи, Аинэке милостиво протянула руку навстречу светлокожему веснушчатому мальчугану со всклоченной шевелюрой, изрядно измазанной в мокром песке:
— Ну же!
Роан, не задумываясь, шагнул в портал. Похоже, ни растрепанный вид королевы, ни перспектива оказаться с ней в достаточно интимной обстановке его не смущали. Приземлился наглец на дальний угол кровати, и, споткнувшись при этом, то ли случайно, то ли предумышленно потерял равновесие и неуклюже свалился прямо в ее объятья. Аинэке поморщилась и с трудом удержалась от желания размазать это нелепое существо о ближайшую стену. От роана пахло рыбой, мокрой шерстью и еще какой-то едкой дрянью — за одно это стоило убить. Распахнутые, бездонно-черные тюленьи глаза смотрели на нее с невинным восторгом. Аинэке предприняла очередное героическое усилие и деланно улыбнулась:
— Не слишком ли решительно, юноша?
Брокк, как всегда почувствовав недовольство хозяйки, сердито клюнул внезапного гостя между лопаток. Роан взвыл, отпрянув. Нет, он решительно не знает правил! Но, может быть, это даже по-своему забавно?
Аинэке кокетливо погрозила юнцу пальчиком, стараясь не вдыхать слишком глубоко — запах был по-прежнему невыносим:
— Будешь вести себя плохо — Брокк тебя съест.
Роан, все еще кривясь от боли, все же умудрился обворожительно улыбнуться в ответ:
— А если я буду вести себя хорошо — меня съешь ты?
Аинэке нахмурилась. Все это не предвещало ничего хорошего. Может, пора завязывать с этими глупыми играми?
— Если ты собирался сказать какую-то пошлость, — ледяным тоном начала она, — то лучше сразу прикуси себе язык! Или, для своего же блага, откуси его вовсе!
Мальчуган беспечно отмахнулся:
— Да ничего я совсем и не собирался! И, если хочешь знать, я все равно не верю всем тем страшным сказкам, которые о тебе рассказывают!
Даже так? Обо мне рассказывают страшные сказки? Она нахмурилась еще сильнее и решительно потребовала объяснений. Роан пожал плечами и тут же вновь поморщился. Аинэке чувствовала терпкий запах его крови и это возбуждало.
— Ну, говорят, что ты — злобное чудовище. И что живым от тебя никто не уходит. Глупость какая! Что ж они, мертвыми уходят, что ли? Чтобы потом байки про тебя сочинять?
— А… а если это — правда? — Голос Аинэке внезапно дрогнул. Нет, конечно, она — не чудовище, но ее голод, этот злобный демон, полученный в подарок от ненавистного отца — он ведь и впрямь пожирал и ее саму, и все, что только могла послужить ему пищей!
Роан с прежней смешной и наивной непосредственностью покачал головой:
— Выдумываешь. Я же вижу: ты просто очень несчастлива. И одинока. И что-то тебя мучает. Это плохо, когда такая красивая фейри страдает.
— Это… потому что… Откуда ты знаешь?..
— Вижу, — ласково улыбнулся он, осторожно пробежав пальцами от ее левого виска к уголку губ.
Волна слез подступила как внезапный прилив — и Аинэке захлебнулась. Неужели хоть кто-то в этом отвратительном, злом мире мог понять ее?..
От него все еще пахло рыбой, устрицами, горькой морской солью и алыми водорослями. И этот дурацкий песок постоянно хрустел на зубах…
Конечно, утолить ее голод он был не в силах, но на рассвете Аинэке все же забылась прохладной, сладостной дремотой, зарывшись носом в нежное оперение своего крылатого стража, так и не изволившего покинуть королевское ложе, и чувствуя тихое дыхание безмятежно спящего роана собственным загривком. Ей грезилось, что прозрачно-бирюзовые волны мокрыми ладошками гладят ее белые точеные бедра, обвивают гирляндой жемчужной пены талию, слизывают медовые капли пота со спины… Пахло солью, устрицами и морской травой. Ей было так хорошо, что дыхание перехватывало от восторга, а голова кружилась. С неба упала звезда — звезда с полуденного неба! — и стала тонуть где-то на горизонте. От ее падения по воде пошла рябь…
Нет, не рябь — штормовая волна! Она неумолимо надвигалась, точно в одночасье рухнувшая башня, грозя раздавить Аинэке своей громадой. Бежать было бессмысленно. Похолодевшее от ужаса тело не слушалось. Деревянными пальцами королева нашарила цепочку Глейп-ниэр и повелела волне умереть. Но та не повиновалась. Только медленно, злобно окрашивалась в густой кровавый цвет…
Что-то пошевельнулось у Аинэке на коленях. Она опустила глаза и увидела маленькую кучерявую голову младенца. У него были ее огненно-алые волосы и огромные, черные, почти что лишенные белков глаза тюленя. Он… смеялся. Жестоко и неприятно смеялся. А потом он поднялся на кривые, уродливые ножки и протянул руку к Глейп-ниэр:
— Не поможет, — проговорило дитя взрослым мужским голосом. Этот голос напоминал ей что-то слышанное ранее, но она никак не могла вспомнить: что именно? — Ты по уши в дерьме, мамочка!
