— Посмотри, кого я привел к тебе, — Реза так и не протянул ей ребенка. — Ты ведь узнаешь маму? Мы так долго ждали ее, верно, сынок?

Суслик, ты обязана подхватить игру, иначе мистер Атертон расстроится, а ему нервничать нельзя. Он уже исчерпал сегодняшний лимит криков, слез и бреда. Сусанна сделала еще шаг, чтобы руки оказались под его руками. Лен чистый, а под пеленку можно и не заглядывать и продолжать смотреть в лицо новоявленного мужа и отца тысячелетнего младенца.

Реза не убрал руки, боясь, что Сусанна отдернет свои. Нет, она станет качать это невесомое создание так же бережно, как и он, как не качала в детстве даже любимую куклу. Теперь надо что-то сказать, что-то особенное, что определенно доставит мистеру Атертону удовольствие, ведь ради него она согласилась на этот жуткий фарс: стать матерью мумии!

Спокойствие улетучивалось так же быстро, как и последние глотки терпкого кислорода. Руки так дрожали, что заставляли шевелиться мумию, и мертвый младенец будто недовольно вертел головой. Давай уже, соображай быстрее, что нужно сказать. Раз они долго тебя ждали, значит, ты, дрянная мать, где-то шлялась целую вечность, пока одинокий отец качал колыбельку, а ребенок, получается, вообще тебя в глаза не видел — с чего он поверит, что ты его мать?! Да потому что дети чувствуют матерей, они чувствуют их молоко. Какое молоко через три тысячи лет? А чего ж так грудь ломит? Да оттого, что здесь дышать нечем! Говори уже свои слова и тащи папашу наверх!

— Как же я скучала по тебе, сынок. — Добавь, что больше не уйдешь от него! — Мы теперь всегда будем вместе. Гнев Хатор велик, но милость Осириса еще больше. Он простил содеянное мною и теперь настал черед простить меня тебе, ибо я не верю, что твой отец когда-нибудь простит меня…

Суслик, ты чего несешь? Зачем Хатор впутала сюда? Чего молчишь? Ты меня слышишь? Нет, я тебя не слышу, и тебе здесь нет места. Это мое время, которое я бесконечные столетия вымаливала на ледяных плитах у входа в царство Осириса. Уходи, оставь меня с сыном. Ты сделала свое дело и больше мне не нужна.

Ребенок заелозил в пеленках, и пришлось прижать его к себе сильнее, чтоб не выронить, а он, почувствовав грудь, обхватил сосок слабым ртом и высосал первую каплю молока. Сразу стало легче дышать. Сквозь опущенные ресницы просматривалось мерно опускающееся опахало.

— Быстрее! — прокляла она нерасторопности девиц. — Мне совсем нечем дышать!

Ресницы сомкнулись друг с другом, и яркое павлинье перо растворилось в темноте.

— We should call а doctor. (Мы должны вызвать врача.)

— She’s fine, don't worry. She fainted but she didn't hit her head. (Она в порядке, не нервничай. Она потеряла сознание, но не ударилась головой.)

Сусанна с трудом приподняла ресницы и вновь опустила, не вынеся пристальных взглядов. Под головой была подушка, а ноги чувствовали одеяло: она в кровати, и этих знаний достаточно, чтобы не закричать. На данный момент достаточно.

— И кто теперь будет пить шампанское? — в голос Аббаса вернулась прежняя усмешка.

— Мы с тобой.

— Очень романтично. С тобой я предпочитаю пить пиво. Ты уверен, что врач не нужен?

— Уверен. Лучше принеси еще сладкого чая.

В левом ухе звякнуло, и перед глазами промелькнула вспышка. Стакан с ложкой. Выходит, она уже пила чай. Когда шаги Аббаса замерли в коридоре, рука скользнула вверх по голому животу к груди и замерла на влажных волосах. Она успела и душ принять. Прекрасно… Что еще следует вспомнить? Для начала кое- что стоит забыть. Можно, и не забывать. Главное, мистеру Атертону не рассказывать. Но вот спросить, когда она грохнулась в обморок, стоит.

— Я не уронила ребенка?

Реза улыбнулся и убрал с ее лица слипшиеся мокрые пряди.

— Мы не дошли до погребальной камеры.

— Значит, еще пойдем? Это же часть подарка…

Суслик, ты хочешь, чтобы его рот порвался в улыбке? Нет, мне нравится, что на лбу нет волос. Зря, от них холоднее. Но тогда мистер Атертон уберет руку, а я этого не хочу.

— Мой лучший подарок на сегодня, — проворковал он. — Ты на ногах и в здравом уме.

А вот это уже интересно. Суслик, только не спрашивай подробностей. Ага, щаз! В что если я действительно несла ему всю эту чушь про Хатор…

— А что я такого сказала?

Только бы Аббас забыл, где мать держит чай, и не возвращался еще хотя бы минут пять! Мистера Атертона трудно разговорить, так что надо хватать быка за рога и не отпускать.

— Что я такого страшного сказала? — повторила Сусанна настойчивее.

Лицо Резы сделалось каменным.

— Ты сказала, что любишь меня.

Что? Уберите руку, мистер Атертон, и прекратите меня гипнотизировать. Я не до такой степени сумасшедшая!

— Я пошутил. Но ты разговаривала со статуей, помнишь?

Сусанна кивнула.

— Она пялилась на меня.

— Как, впрочем, и ты на нее.

Реза продолжал улыбаться. Пусть не убирает улыбки. Его каменная маска слишком пугающая.

— Про твоего отца мне не приснилось?

— Нет. Я рассказал тебе правду.

Хорошо, что на смену улыбке не пришли слезы, а то она успела испугаться за тревожный вопрос. У человека день рождения! Завтра расспросишь его про дела семейные. Как бы завтра он тебе все еще муж… Лучше бы это мне приснилось! Но на руке, потянувшейся за принесенной Аббасом чашкой, продолжало блестеть кольцо с гравировкой. Хорошо еще, что иероглифы никому не видны.

Реза поправил подушку и заботливо обмотал вокруг ее груди простынь. Аббас так и будет пялиться на нее или сообразит уйти?

— Пора тебе вылезать из гробницы, братик. Там невозможно сделать нормальную вентиляцию.

— Я уже вылез и обратно не собираюсь, — улыбнулся Реза, подставляя под стакан ладонь, чтобы Сусанне легче было пить. — Аббас, тебе не кажется, что здесь кто- то лишний?

— Я жду чашку.

Он сунул руки в карманы и впечатал в ковер ноги. Чего он действительно ждет? И почему так внимательно смотрит? Дура, он брату не верит! Он твои зрачки проверяет. И боится, что ты не удержишь в себе чай. Сусанна подняла к голове руку, как бы расчесать пальцами волосы — кажется, шишки нет. Тогда быстрее допивай чай да руками не маши, а то простынь свалится. Хватит того, что один брат уже полностью изучил твое тело. В таком состоянии ты не могла принимать душ самостоятельно. Ну и ладно. В конце концов он мне муж… Суслик, не смеши мои тапочки! Кстати, про тапочки. Не забудь спросить, практикуется ли здесь их ношение?

— А можно мне домашние тапочки, а то ноги мерзнут.

Она вообще-то у Аббаса спросила, но Реза не запланировано среагировал на вопрос: принялся ладонями растирать ей ступни.

— Мне не холодно! — Сусанна попыталась забрать ногу, но потерпела то же фиаско, что и в их первый ужин, когда подвернула ногу. Могла бы привыкнуть к силе мистера Атертона! — Я просто хочу тапочки, когда встану.

— Пока ты не встанешь. Я хочу, чтобы ты немного поспала.

Реза забрал стакан и сунул в руки Аббасу.

— Оставь нас вдвоем.

Тот подчинился и даже закрыл за собой дверь.

— Я хочу, чтобы ты поспала, а то мать распереживалась, что замутила великий ужин, а есть его будет некому, — Сусанна улыбнулась. — И торт я не стану пробовать без тебя, — Реза прижал свое кольцо к ее кольцу. — Я ничего не стану сегодня делать без тебя. И завтра тоже.

Сусанна даже не пыталась вырвать руку.

— Я не смогу уснуть. Мне кажется, я уже спала.

— Тебе это кажется. Это нормально после обморока, что ты немного потеряла связь со временем.

— Немного? Я не помню ни чая, ни душа. Что я еще не помню? Только не надо больше шутить со мной!

— Не буду, а то ты меня возненавидишь, — Реза так быстро коснулся ее губ, что она даже дернуться не успела. — Поспи. Я не хочу потерять тебя после первого бокала шампанского.

Намек понят, мистер Атертон, и не надо так громко стучать кольцами!

— Я хочу написать сестре, — прошептала Сусанна.

Реза кивнул и почти молниеносно протянул ей телефон. С замирающем сердцем она открыла приложение «Вконтакте» и прочитала: «Мама уже не может дождаться воскресенья! Я тоже соскучилась и больше тебя одну никуда не отпущу». Сусанна быстро набрала краткое «Я тоже уже хочу домой» и отдала телефон Резе.