Сусанна выдохнула. А, может, он действительно немного того… Что ответить тогда?

— Конечно, есть, и много, — ответил за нее Реза и принялся загибать пальцы: — Амени, Пентаур, Райя… Это те, о ком я уже знаю. Кого еще там Нен-Нуфер сводит с ума?

Сусанна вцепилась в парапет пальцами, а хотелось зубами, чтобы не зарычать от злости. Когда ему надоест издеваться над ней?! Какие еще истории он повесит ей на уши? В них хоть на грамм есть правды? Угу, лишь то, что Аббас ему не брат.

— Слушайте, голубки! Совесть иметь надо! — Аббас шагнул на крышу. — Меня без вас не кормят! Идите в столовую, а потом хоть гимн Осирису пойте на рассвете, — и он перегнулся через перила вниз: — Слышишь, фараон! Они за тебя будут солнце из хаоса возвращать!

И довольный взглянул на Сусанну, а она на него. Высокий и щуплый. Черные глаза и черные тонкие брови, которыми он так забавно поигрывает. И не скажешь, что они с Резой ровесники. Он даже на тридцать не выглядит. Кожа лоснится молодостью, да и футболка не футболка, а балахон какой-то, и штаны в клеточку.

— Зря стараешься. Я уже рассказал ей про статую фараона.

— О, — брови Аббаса поползли вверх. — Ты первая женщина, с которой он так откровенен. Бойся данайцев, дары приносящих.

Да, да, именно это Аббас и сказал. Она не могла ошибиться в переводе.

— Ты в пижаме за стол собрался?

— Я в пижаме спать собрался. Я не рассчитывал на душ до ужина. Если вообще этот ужин будет. Спускайтесь уже! И чего, в доме фена нет? Ты заморозишь ее здесь!

Заморозишь? Ну да, много этот египтянин знает про мороз!

— Слушайте, мадемуазель, а вам идет кафтан. Вот сказал же, только хиджаба не хватает. Пойду у матери возьму…

— Не смей!

— Реза, угомонись. Мать там из-за своей жарки кондиционер на всю мощность включила. Твоя подружка завтра с соплями будет.

И он запрыгал по лестнице вниз и встретил их у ее подножия с улыбкой и протянутым платком. Реза схватил черную материю и накинул Сусанне на волосы.

— Только не завязывай. Терпеть не могу замотанных женщин.

Господи! Да я вся, как мумия, замотаюсь, если это избавит меня от вас, мистер Атертон! Но все же Сусанна не посмела ослушаться и оставила концы свободно спускаться на плечи, но потом все же пришлось закинуть их назад и завязать, чтобы они не угодили в тарелку. Есть пришлось руками, и она чувствовала себя настоящей свиньей, когда сок с мяса затекал из лепешки в рукава. Ни о какой добавки не могло идти речи — и к счастью к рису подали вилки. Реза не произнес и слова, а вот улыбки Аббаса были слишком многозначительными, и Сусанна удивлялась, как еще не подавилась. Он давно покончил с едой и сейчас раскачивался на стуле, держа у рта полупустой стакан с водой. Пусть они и не родные, но повадки у них одинаковы. Впрочем, у этого поведение школьника — наверное, некоторые не взрослеют… Больше она подумать ничего не успела, потому что Реза с такой силой шарахнул кулаком по столу, что даже Аббас опустил стакан.

— Мадам Газия, если вы сейчас же не сядете за стол, я встану и уйду!

Хозяйка действительно уже третий или пятый или даже седьмой раз бегала зачем- то на кухню и что-то говорила то одному, то другому брату. Теперь она, как подкошенная, рухнула на стул и схватила лепешку. Только тут Сусанна заметила, что она еще ни к чему не притронулась. Аббас снова вцепился зубами в стакан и закачался на стуле. Хозяйка вновь что-то сказала, и Сусанна затаила дыхание.

— Я собираюсь прямо сейчас лечь спать, — ответил Аббас по-английски. — А мистеру Атертону можешь сварить кофе, чтобы он за рулем не уснул.

Сусанна исподтишка взглянула на Резу. Он выглядел бледнее обычного. На фоне арабского брата его смуглость вовсе потерялась. Часы показывали одиннадцатый час. Время детское, если бы не такой насыщенный день. Он доберется до подушки не раньше часа ночи, если, конечно, его "бумер" не умеет превращаться в ковер- самолет. Она подняла глаза — Аббас буравил ее взглядом. С лица его давно сползла улыбка. Он, похоже, видел, насколько устал брат, и потому решил оставить ее у них дома, но она взбрыкнула. Только как теперь согласиться? У них и спальни- то на разных этажах.

— Кофе только для меня, — сказал Реза жестко, когда хозяйка бросилась на кухню.

— Сусанна, хочешь еще чаю?

Она отрицательно мотнула головой. Вот он шанс.

— Уже так поздно, я могу остаться у вас.

Она это сказала! Только его лицо не изменилось, и выдал он буднично-спокойно:

— Мы уже договорились. Я отвезу тебя. Еще даже нет полуночи.

Аббас резко отодвинул стул и, бросив короткое "g’night", оставил их за столом одних. Вернее вместе с тишиной. Реза молчал. Ей тоже было нечего сказать. Из кухни потянуло тяжелым кофейным духом, и, когда хозяйка поставила перед Резой чашку, он придвинул ее к Сусанне.

— Один глоток, но он того стоит.

Теперь на ее губах остался след кофейной пенки с крупинками кофе. Она схватила салфетку. К счастью, Реза уткнулся в чашку и не глядел на нее. Хозяйка удалилась в кухню и больше не показывалась, хотя тарелка ее оставалась полной. Реза наконец поднялся.

— Не забудь телефон.

Она чуть не наступила на подол, когда рванула в спальню. Вторая комната налево. Подноса с чайником уже не было, зато под телефоном лежал вырванный из блокнота лист с ее портретом. Нен-Нуфер… Сусанна тряхнула головой — снять хиджаб или все же оставить? Потом верну, вместе с платьем. Потом… Верну… Значит, с ним нельзя будет попрощаться.

В машине Реза протянул ей плед и поднял крышу.

— Дай мне на секунду планшет.

Она даже не спросила, зачем? Просто протянула — это не арабские женщины такие послушные, это мужчины у них такие, что даже мысли сопротивляться не возникает.

— Пока он на сети, загрузи в гугл-транслейт продолжение своего романа. Будешь читать мне по дороге.

Но вот тут она спросила: зачем?

— Чтение вслух улучшает произношение. Тебе учителя это не говорили?

— Можно мне почитать что-нибудь другое?

— Нет. Я же сказал, что мне интересно услышать продолжение. Но главное, я не хочу, чтобы ты заснула по дороге. Тогда мне придется просидеть с тобой в машине до рассвета.

И он нажал кнопку, чтобы открыть ворота.

Она почти бежала к гробнице, и о чудо — камень перед статуей фараона оказался пустым. Она поспешила обратно в город, но лишь зря прождала до вечера. Какая же я глупая, — думала Нен-Нуфер, лежа на жесткой циновке. Царевич не может прийти к ней в храм. Нужно было ждать его в гробнице. Только не следует идти туда слишком рано. Она дождалась лотосовых лепешек и, спрятав их в корзинку, отправилась в путь. Никогда дорога не казалась такой легкой, и даже тяжелое дыхание пустыни походило на легкое дуновение с Великой Реки. В Долине царей разлилась тишина, но лишь она завернула за гробницу, спокойствие песков нарушилось конским ржанием. Нен-Нуфер признала и лошадей, и колесницу и, без страха погладив гриву одному из коней, обернулась ко входу в гробницу — однако царственный возница не появлялся. Тогда она осторожно подошла к ступеням и, заглянув в темноту, в неровном свете факела увидела царевича, распластанного у ног статуи отца. Нен-Нуфер прижалась к стене, стараясь не дышать, но сердце ее колотилось так сильно, что Райя услышал его стук и вскочил с пола.

— Мир тебе, Прекрасный Лотос. Я сказал отцу, что дождусь тебя, пусть мне придется дожидаться здесь следующего рассвета. Прости, что я не дождался тебя вчера.

— Я ждала тебя в храме, — выдохнула Нен-Нуфер, не смея спуститься даже на ступеньку. Царевич протягивал к ней обе руки, желая явно обнять, а не помочь спуститься.

— Разве я мог прийти к тебе в храм? Разве ты рассказала кому-то про нашу встречу?

Он опустил руки, и в голосе его появились злые нотки, именно таким эхом звучали его слова в храме, пусть она и не разобрала их смысл.