— Аполи будет прислуживать и тебе, и Асенат, — Сети на мгновение замолчал. — Скорее всего я не составлю тебе компании за завтраком, но ужинать мы будем уже втроем.

Он улыбнулся, но не ей, а образу дочери, который нарисовало ему воображение. В комнате повисла неловкая тишина. Аполи не смела подойти к Нен-Нуфер, пока хозяин оставался рядом, а тот слишком уж долго смотрел в темноту и молчал, а потом в раз спохватился и, не простившись, бегом спустился в нижний этаж. Тогда Аполи раздела гостью, и когда та скользнула под легкие простыни, бесшумно удалилась.

Нен-Нуфер сжала узел Исиды и начала жарко молиться, прося Великую Хатор уберечь ее от встречи с царевичем. Сети постарается сохранить тайну ее присутствия в своем доме не только от Его Святейшества, но и от младшего брата. Неужто их встреча так же томит царевича, как и ее — иначе чего Сети тревожиться о ее верности Богини? О, как же коварна Бастет — она закрывает глаза одним и открывает другим, но ни словом, ни жестом Нен-Нуфер не позволит Сети усомниться в верности избранного ею жреческого пути.

Сусанна не могла оторвать взгляда от лица Резы. Между аккуратных темных бровей залегла глубокая морщина — ни разу не улыбнулся, читая ее бред! Ох, отчего бы ему не поделиться с ней частичкой своего слоновьего спокойствия! Оторвитесь уже от чтения, мистер Атертон! Вы слишком медленно читаете… Вы уже должны услышать мой ответ — ответ «нет», который вы упрямо не желаете слышать с самолета.

Может, дело не в ушах мистера Атертона, а в том, что ты, Суслик, слишком неуверенно говоришь свое «нет»? Зачем ты рассматриваешь его? Ты же не в состоянии писать портреты! Он красив, да? С чего вдруг тебе стали нравиться смуглые мужчины? А как же мечта о голубоглазом блондине? Какая мечта? Не было такой мечты! Верно, не было, как не было и мечты переспать с арабом! А он не араб! Почти не араб, ты хотела сказать. Но это уже формальности, Суслик. Ты проигнорировала важный глагол… Суслик, вспомни, что ты говорила утром Паше! Так то было утром… Суслик, ты сделала всего три глотка! Или это вино из мидий так шибануло по мозгам, что ты вообще перестала соображать? Мама уже ахнула по поводу твоей прически, а ведь волосы, как сказал наш общий знакомый, мистер Атертон, отрастут, а если ты сделаешь нечто другое…

— Ты загрузишь для меня продолжение?

Реза так неожиданно поднял на нее глаза, что она не успела спрятать свои. Теперь он знает, что ты его рассматривала, дура! Давай, разлепи уже губы и произнеси свое «ноу». Ну же!

— А вы хотите его прочитать?

Суслик, зачем так много слов, так много треска?! Крохотное слово «ноу» на Востоке тоже означает отказ. «Ноу» и все.

— Нет! — он, кажется, оборвал ее голосом Сети. Видишь, как просто оно звучит в его устах, это короткое «ноу». — Я хочу получить ответ!

Сусанна закрыла глаза и протянула руку.

— Если я нащупаю ключ, то…

Сусанна совсем не была уверена, что сказала фразу по-английски, но повторять не стала. Только если мысленно, добавив для себя, а если промахнусь… Точно ведь промахнусь… Только пальцы уперлись в пластиковый прямоугольник. Зачем глаза закрыла? Он ведь явно подтолкнул к тебе ключ! Еще бы монетку кинула, идиотка!

Пальцы сжимали ключ, но не отрывали от скатерти. Ведь в шахматах, если не сдвинул фигуру, можно ведь переходить, да? Между лопаток побежал ледяной ручеек, и Сусанна отдернула руку. Только пластик ключа намертво приклеился к влажной ладони.

— Я знал, что ты согласишься, — Реза отодвинул стул и встал. — Ты ведь не жрица Хатор.

Да, она не жрица! Она дура! Но ведь можно еще положить ключ обратно на стол и извиниться за глупость. Ведь можно? Реза уйдет, точно уйдет, он ведь джентльмен. Только если он уйдет, то уж больше точно не вернется. Даже за красками.

Что ты за него волнуешься — купит новые! Или ты вспомнила про обещанные серьги? Аббас бы сейчас разрыдался от восторга! Заткнись! Не нужны мне его серьги, эти браслеты и кольцо! Но ты же видела его рисунки… Так ты лотосы мечтала посмотреть? Тогда не надо было играть в рулетку. Он предлагал тебе выбор, а сейчас он просто уйдет, а ты поедешь завтра с Пашей и этой дурой в музей исламского искусства и на базар, как и планировала, когда сестра покупала путевку.

Все хорошо, Суслик. Положи ключ обратно. Зачем тебе три дня непонятно с кем? И за такую цену! Чтобы сожалеть всю оставшуюся жизнь? Сожалеть? Кто вообще собрался о чем-то жалеть? Я ведь не просто так тянула руку…

— Ты забыла кофту.

Нет, я забыла голову! И планшет, но вы не собираетесь мне его отдавать. А кофта, она застряла на спинке стула…

Сусанна рванула кофту вверх и услышала, как лопнула нитка шва. Рюкзак в руках тоже дрожал. Она прикрыла глаза и попыталась сосчитать до десяти, но это не помогло. Во сколько они вернутся в гостиницу? Только бы не утром, а то церберы обо всем догадаются и доложат родителям. И ложь про ночную прогулку на катере вряд ли прокатит. Но как бы потактичнее намекнуть ему про возвращение? Или он сам догадается? Пусть лучше сам, потому что английские слова вновь разбежались… И не только слова.

Она с трудом нащупывала дорогу — каирец на этот раз не протянул руки. О, да, мистер Атертон, вам важно, что я сама иду за вами. Это снимает с вас всякую ответственность. А в кроссовки будто гравия насыпали — идти так тяжело и так больно, особенно глядя ему в спину. Даже не обернется… И в лифте продолжил молчать и смотрел мимо ее отражения в зеркальной стене. Только у двери в номер обернулся, но руки за ключом не протянул. Она и открыть должна сама. Интересно, раздеваться тоже самой придется? Фараоны тоже не утруждали себя этим. Хорошо еще сам дверь закрыл, пока она стояла посреди комнаты, чуть ли не до крови врезая в ладонь край ключа.

Как все по-дурацки получилось… Может, согласись она в самолете, он бы обставил это как-то по-человечески, а то как с проституткой прямо…

И вот он кинул планшет на диван, вытянул из ее руки ключ и опустил на столик рядом с ведром, в котором лежала бутылка шампанского. Это капля романтики, да? Но лучше не смотреть на него. Да она и не смотрит, потому что не отвести взгляда от огромной кровати, застеленной белоснежными простынями…

Сусанна дернулась от звука вылетающей пробки и обернулась к столику. Реза наполнял два высоких тонких бокала. За спиной его колыхались тонкие занавески. Дверь на балкон открыта, но она совершенно не слышит городского шума, только бешеные удары собственного сердца. Может, и он что-то сказал, а она пропустила… Иначе чего он так пристально смотрит! Может, ждет, когда она наконец освободит для него руки?

И когда Сусанна швырнула на диван рюкзак и кофту, Реза сделал к ней шаг и протянул бокал.

— Я не хочу пить, — пролепетала она, не уверенная, что он сумеет разобрать ее английские слова.

Точно не разобрал, раз так настойчиво тычет в ее сжатый кулак ножкой бокала.

— Выпей. Тебе сразу станет легче.

Хорошо, что она еще не утратила способность понимать английскую речь! Пальцы ее уже не слушаются — она сумела схватить бокал только поверх запотевшего стекла. Шампанское было сладкое, даже слишком. И он явно не любит такое, раз отставил свой бокал, едва пригубив. Ему нужно взрослое сухое, а не детское сладкое…

Сусанна пила, не отрываясь, желая, чтобы бокал никогда не опустел. Передняя прядь прилипла к стеклу, и Реза осторожно отвел ее за ухо, а когда забрал пустой бокал, Сусанна зажмурилась, чтобы не видеть приближающиеся губы.

— It’s ten past eleven, sleepyhead! Time to get up! (Десять минут двенадцатого, соня! Пора вставать!)

— Ит воз найн оклок файф минутц аго… (Еще минуту назад было девять утра.)

Сусанна не понимала, на каком языке говорит, но все же надеялась, что по- английски. Во всяком случае она поняла ответ:

— Девять было два часа назад, соня. За эти два часа я успел выпить два кофе. Третий я пить не стану и просто вылью его. И больше не закажу, так что это твой последний шанс, и не смей отворачиваться.