— Только не смей говорить подобное энсеби…
— Так он уже знает об этом.
— Знает, но как он может сделать достойных людей начальниками, коли те отказываются служить?
На губах Сети вновь застыла улыбка.
— Кекемур отказался из-за меня, мой господин. Иногда гордость затмевает разум. Дайте ему время забыть про заступничество женщины.
Сети поставил чашу с водой на середину стола, чтобы Нен-Нуфер могла ополоснуть руки.
— Чувствую, что не усну сегодня, — вздохнул Сети. — Я не видел Асенат целый год и волнуюсь, как влюбленный юнец.
— Как любящий отец, — поправила его Нен-Нуфер.
И Сети вновь улыбнулся и покрутил на столе горшок с оливками, а потом поднял и протянул гостье.
— Я сыта, благодарю тебя.
— Погляди на него внимательно. Видишь иероглифы? — Нен-Нуфер кивнула, Сети продолжал: — Живя на женской половине, мы с моим царственным братом любили обмениваться подобными записками О, как мы хохотали, когда матери пытались понять, что мы скрываем от остальных детей.
— И что здесь написано? Если только я имею право знать, — поспешила добавить Нен-Нуфер.
— Нет, нет, — замахал рукой Сети. — Это не рука энсеби, это Асенат написала мне записку, когда ей было семь лет. Догадайся, что это значит.
— Дом, сокол и солнце? — Сети кивнул. — Дом и есть дом, а сокол — это Его Святейшество, а вот солнце — прости, я теряюсь…
— Утро. Солнце — это утро. Асенат тогда упросила энсеби поучить ее стрелять из лука. Он оставил и чати, и молодую жену и полдня бегал по камышам с моим сорванцом. И потом Асенат не в силах оказалась добежать до дома. Энсеби вспомнил про наши горшки и заставил ее нацарапать вот это, — Сети покачал головой. — Мне стыдно, но за четыре года она не особо далеко ушла от этих каракуль. Тебе потребуется немало терпения на нее.
— У меня довольно терпения, мой господин. Ты и Его Святейшество могут быть покойны.
Сети убрал со стола таз с водой.
— Сыграешь со мной в сенет?
Нен-Нуфер кивнула, и Сети хлопнул в ладоши и велел появившемуся прислужнику принести игру.
— Я хотела попросить у тебя флейту, — поклонилась Нен-Нуфер.
— Бери любую в комнате Асенат. Моя дочь лишь сшибает ими камыши.
Слуга вновь появился бесшумно и, положив на циновку деревянную коробочку, удалился. Сети жестом пригласил гостью перейти из кресел на пол. Затем молча выдвинул ящичек, высыпал на циновку деревянные конусы с катушками и стал расставлять по обе стороны поля. Кошка вернулась и начала тереться о бок девушки.
— Гляди, служительница великой Бастет сразу признала в тебе воспитанницу храма мудрого мужа своей госпожи. Обычно она чурается гостей.
Нен-Нуфер улыбнулась и погладила кошку.
— Мы познакомились у пруда, мой господин, так что я уже не незнакомая.
— Она может не узнать мою дочь, потому что до их отъезда была крохотным котенком.
— Почему Асенат не живет в Мемфисе, если мне дозволено будет спросить?
— Я отослал семью, как только энсеби решил жениться на моей дочери. Не пристало видеть царицу в том виде, в каком она носилась по дворцу. Не смей отпускать ее во дворец, сколько бы она ни просила тебя. Если потребуется, я к вам стражу приставлю, — Сети улыбался, но что-то подсказывало Нен-Нуфер, что тот не шутит. — Она должна научиться быть женщиной, чтобы энсеби перестал видеть в ней глупого ребенка.
— Быть может, мне стоило поехать к ним?
— Нет. Как только Амени даст согласие на их брак, я отдам энсеби дочь. А ты останешься при ней, покуда мы не посчитаем, что она знает довольно для царицы. Ведь ты не последняя жрица Хатор, и Тирия должна понимать, что здесь ты нужнее, чем в Фивах.
Нен-Нуфер поклонилась и не стала говорить, что даже не представлена великой жрице Хатор. Она осторожно приняла из рук Сети палочки, боясь ненароком коснуться его пальцев — пусть он пустил ее в свой дом, но остается неприкосновенным, как любой из детей фараона. Как и царевич Райя, которого она не должна была касаться… Воспоминания в миг нагнали слезы, и она как сделала с опущенными глазами первый бросок, так и просидела неподвижно, сосредоточенно глядя на квадраты, пытаясь обдумывать каждый свой ход и не вспоминать царевича.
— Ты слишком молчалива для воспитанницы жрецов Великого Пта, — нарушил тишину Сети, — ведь бог учит нас, что прежде всего было слово.
Нен-Нуфер подняла на хозяина просохшие глаза:
— Жрицы не должны болтать без дела. Но я могу сказать, отчего я выиграла, а ты проиграл.
Сети уставился на доску.
— Тебе следовало поставить на клетку "нефер".
Сети молча стряхнул на циновку фишки и раскрыл ящичек.
— Я знаю. Просто по-привычке поддался. Не играй с Асенат в полную силу. Она плачет, когда проигрывает.
Нен-Нуфер кивнула.
— Маат не одобряет притворства. Я научу Асенат выигрывать.
— Научи мою дочь быть женщиной. Это всяко важнее в общении с энсеби, чем игра в сенет.
Нен-Нуфер стойко выдержала взгляд Сети.
— Ты взял в свой дом жрицу Хатор, а не жрицу Бастет.
— О нет, я взял правильную жрицу. Служительницы Бастет завлекают нас телом, а шелка и краска сделают красивой любую. Да и не так много нужно нам, чтобы возжелать женщину. Но перед служительницами Хатор мы благоговеем и даже в мечтах страшимся возжелать ваши тела, хотя чего скрывать, глядя на ваши танцы, мы порой забываем, что пришли в храм.
Нен-Нуфер не опускала глаз, чувствуя, как узел Исиды врезалась в согретую вином грудь. А у Сети, возможно, то был далеко не первый фиал.
— Энсеби должен благоговеть перед моей дочерью, потому что телом ей тяжело будет соперничать с многочисленными наложницами и той же Никотрисой, которая будет стараться своей красотой удержать внимание повелителя.
— Я научу ее писать, играть на флейте и танцевать. Это то, что в моих силах. Остальное, если на то будет воля Великой Хатор.
Сети вдруг протянул к ней руки, и Нен-Нуфер удивленно уставилась на них.
— Позволь мне прикоснуться к тебе. Здесь много ушей, но нет глаз.
Его руки были совсем рядом, и чтобы он не коснулся груди, Нен-Нуфер поспешила вложить в его пальцы свои, и он крепко сжал их и притянул ее к себе так близко, что почти коснулся губ.
— Ты умеешь хранить тайны, я знаю, — прошептал Сети, обдав ее горячим дыханием, только жар вошел в ее тело холодом, заставив задрожать с головы до ног. — Я благодарю тебя за колесницу. Мой брат не умеет править лошадьми. Он вымещает на них свой гнев, и они это чувствуют.
— Это я была виновата, — пролепетала в испуге Нен-Нуфер. — Я сама бросилась под его колесницу.
— Нет. Всегда виноват возница. И всегда виноват мужчина, когда женщина забывает, что ей должно делать.
Сети отпустил ее и хлопнул в ладоши. Нен-Нуфер не шелохнулась до появления слуг, забравших коробочку с сенетом и столик с оставшейся едой. Сети известно об их поцелуе. Быть может, не столько Асенат, сколько ей самой не велено появляться во дворце, где она может столкнуться с царевичем Райей. О, Великая Хатор, помоги маленькой Асенат в учении и забери верную тебе Нен-Нуфер в Фивы, подальше от всех соблазнов, которые несет на эту тихую крышу дворцовая музыка.
— Я не хочу, чтобы энсеби знал, что Асенат в городе. Он тут же пожелает видеть племянницу. Я не знаю, насколько изменилась за год моя девочка, но, как я уже сказал, мне хочется, чтобы ее детский образ полностью изгладился из его памяти. Ты должна следить за ней очень внимательно. Она изворотлива, как мальчишка.
Нен-Нуфер поклонилась, прижав к груди руку, и Сети продолжал:
— Ты верно устала, и я более не стану докучать тебе своим обществом. Позволь проводить тебя вниз.
Сети хлопнул в ладоши и, когда появившийся на крыше слуга погасил светильники, уверенно направился к лестнице, не подав гостье руки. Но Нен-Нуфер готова была оступиться в потемках, только бы не чувствовать его рядом. Они спустились на второй этаж и замерли подле приготовленной для нее комнаты, напрямую соединявшейся со спальней Асенат. Тростниковую занавеску уже опустили, и только один светильник горел подле кровати. При их появлении молодая невольница поднялась с циновки и поклонилась сначала хозяину, затем гостье.
