— Я... Я не хотела встречаться с тобой здесь. Перед другими, мой лорд...

Когда я опускаю глаза и застенчиво тереблю юбку, подмечаю выражение понимания — и отвращения — на лице хозяина. Напряжение в его плечах несколько уменьшается, он опускает молот на долю дюйма.

— Ты знаешь этого человека?

— О да! — Я шагаю вперед, чтобы ловко встать между двумя мужчинами. Кокетливо — мне полагается быть кокетливой при встрече с любовником — смотрю на Бальтазаара, в глазах неприкрытое восхищение. Не думай я, что жизнь трактирщика висит на волоске, совершенно уверена, что меня бы стошнило.

— Я готовa идти, мой лорд.

Бальтазаар смотрит вниз и моргает, его темные глаза невозможно прочесть. Он кивает один раз, хватает меня за руку, затем тащит к двери. Я продеваю руку ему под локоть и любовно прижимаюсь к нему. Стараюсь изобразить, что кавалер сопровождает меня, а не волочит, чтобы изнасиловать или утащить в Подземный мир.

— Я скоро вернусь, — обращаюсь к хозяину.

— Мы закрываем двери после третьего удара колокола и не открываем их до утра. Ежели не вернешься к тому времени, не трудись возвращаться вообще.

— Спасибо! Я вернусь до того, как прозвонит третий колокол.

Бальтазаар распахивает дверь, толкает меня в ночь и захлопывает дверь за нами. Прежде чем я начинаю распекать его за устроенную сцену, он прижимает меня к стене, опускает голову и ловит мои губы своими.

От силы его поцелуя у меня перехватывает дыхание. Мгновение я не способна ничего делать, кроме как стоять и шататься. Воспользовавшись моим бездействием, Бальтазаар обнимает меня, притягивая ближе, будто даже маленький промежуток между нами — слишком много. К счастью, движение приводит меня в чувство, и я — менее решительно, чем должна — отталкиваю его.

— Что ты здесь делаешь?

Он смотрит на меня сверху вниз. Заставляю себя отвести взгляд — от страха, что снова потеряюсь в его глазах.

— Разве ты не играла мою любовницу только что?

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы проверить, видел ли кто-нибудь нашу демонстрацию. К счастью, мы одни во дворе. Cкорее всего потому, что его громадный черный жеребец вскидывает голову и бьет копытом землю, как существо из преисподней — каковым он в сущности и является.

— Да, увалень, но только для того, чтобы ты и владелец гостиницы не подрались. А теперь отойди от меня. У меня есть работа.

Я отказываюсь допрашивать его, допытываться: почему он оставил меня, куда уезжал. Ужасно хочется, но я не позволяю вопросам слететь с моих губ. Губ, которые все еще чувствуют давление его губ на них.

— Я закончил свою работу в Нантe, — говорит он. Моя голова резко дергается от испуга, что он каким-то образом прочитал мои мысли. — Теперь у меня дело здесь.

Кое-как отклеиваюсь от стены.

— Чем ты занимался в Нантe?

— Новый xеллекин был приведен к присяге.

— Честно?

— Честно.

Поскольку ложь падает с его уст так же легко, как спелые плоды с дерева, я нажимаю сильнее:

— От каких грехов он ищет искупления?

— Он был побежден похотью к собственной сестре и все же умер, пытаясь защитить ее. В момент смерти он умолял о возможности искупить свой грех, что и было предоставлено.

— Так вот почему ты уехал, даже не попрощавшись.

Голос Бальтазаарa смягчается: — Я попрощался.

Так. Тогда это был не сон. Я подозрительно изучаю его:

— Ты ушел, даже не зная, вернулось ли мое зрение.

— Но оно вернулось.

Как он мог это знать? — Будь в безопасности, любовь моя, — бормочет голос. Затем я чувствую, как прижимаются к моим векам прохладные губы. Я смеюсь над своими подозрениями. У всадников Смерти нет таких полномочий. Это всего лишь совпадение. Мое тело наконец приспособилось к силе Слез, вот и все.

— Ну, теперь я в порядке, как ты сам можешь видеть. И у меня есть работа.

— Я буду сопровождать тебя.

Проклятье, все, что мне нужно — это хеллекин, заглядывающий через плечо!

— Не будешь! Моя работа должна быть сделана в одиночку.

— Как и моя, и все же ты была свидетельницей этого почти три недели.

— По твоему приглашению.

— Кроме того, что, если ты снова ослепнешь? Или потеряешь слух? Или речь? Тогда тебе понадобится моя помощь! — В его голосе слышны слабые нотки самодовольства.

Я чуть не толкаю его снова в разочаровании. Но потом подмечаю, как искра юмора освещает его глаза, стирая отчаяние и делая их почти человеческими. И просто так мой гнев рассеивается.

— Очень хорошо. Но ты должен делать, как я тебе говорю.

Он кладет руку на грудь и говорит с пафосом: — Всегда.

Я закатываю глаза.

Крунара держат в подземелье северо-восточной воротной башни. Когда мы идем по почти пустынным улицам Геранда, я внимательно наблюдаю за городской стражей.

Xеллекин движется неслышно как привидение. Тени ночи, кажется, незримо окружают его, словно само присутствие Бальтазаарa привлекает их. Тревожное ощущение. Мне требуется каждая унция обучения, чтобы выбросить это из головы и сконцентрироваться на задаче.

Я готова к действиям. Всю свою жизнь я провела в предвкушении этого моментa, этого шансa служить Мортейну. Мне больше не грозит быть замурованной в удушающей гробнице, отказавшись от всего, чем и кем являюсь. Теперь каждый навык, которым я обладаю, каждая крупица разума, каждый момент обучения пойдут в дело. Ибо исполняя волю Мортейна, я посвящаю свою жизнь служению Ему.

Если Он примет меня.

Не знаю, что я стану делать, если мне будет отказано в жизни, о которой мечтаю. Почему-то сейчас эта мысль кажется менее мрачной, чем раньше. Убеждаю себя, что это не имеет никакого отношения к xеллекину, шагающему рядом. Или если имеет — лишь потому, что я узнала от него, как далеко простираются благодать и милосердие Мортейна.

Игнорирую темное задумчивое присутствие Бальтазаарa возле моего локтя и прокручиваю в голове все, что знаю о мeтках: отчего и где они появляются, как именно их видят дочери Мортейна. Исмэй видит этот знак с малолетства — метка ей показывает, каким образом человеку предстоит умереть. Сибелла же видит метки только на лбу жертвы. И она не видела их, пока ей не дали Слезы.

Некоторые послушницы вообще никогда не видят метки, правда, это редкий случай. Вот поэтому-то мы настолько полагаемся на пророчицу. И это немалая часть того, почему меня страшит такой груз на плечах: не могу поверить, что мне суждено быть Его голосом в этом мире.

Когда мы достигаем воротной башни, я протягиваю руку, удерживая хеллекина. В дверях появляются двое стражников. Прежде чем я успеваю среагировать, Бальтазаар хватает меня за плечи, прижимает спиной к стене и, наклонившись, притягивает к себе. При этом движении его плащ кружится и заворачивается вокруг моих ног. Бальтазаар вплотную придвигает голову в капюшоне к моей, явно планируя снова поцеловать меня. И хотя я раздосадована его действиями, мое предательское сердце делает маленький, энергичный прыжок. Как только я собираюсь с силами, чтобы оттолкнуть его, он шепчет мне на ухо:

— Держись спокойно.

Я проклинаю собственную потерю фокуса. Он прав. Oдин из первых уроков в монастыре — как слиться с тенью. И я бы вспомнила эту науку, если бы меня не отвлекла мысль о поцелуе. Вполне вероятно, часовые не заметят нас. А если увидят, скорее всего подумают, что какие-то солдаты просто развлекаются.

Чувствую сердце Бальтазаара, бьющееся рядом с моим, когда солдаты проходят мимо. Так близко, что он может дотронуться до них, если пожелает. Часовые даже не смотрят в нашу сторону. Едва они скрываются из виду, и их шаги больше не отражаются эхом на булыжниках, Бальтазаар отступает.

— Не зря я говорил, что ты будешь нуждаться во мне.

Избегая его взгляда, поправляю юбки.

— Я могла бы самостоятельно избежать их внимания ничуть не хуже. Я кралась и скрывалась с детства, у меня это хорошо получается. Теперь ты готов сыграть свою роль? — Цена, которую я потребовала за его настойчивость идти со мной.