— Можешь сесть. — В голосе настоятельницы проскальзывает намек на тепло, которому я совершенно не доверяю.

— Спасибо, Преподобная мать, но я предпочитаю стоять.

Таким образом, ей придется напрячь шею, чтобы смотреть на меня.

Ее рот слегка кривится в раздражении, прежде чем она успевает вытеснить все эмоции с лица.

— Как угодно. — Oна откидывается на спинку стула и изучает меня. — Что ты хочешь от меня, Аннит? Знать, что я сожалею — с разбитым сердцем — о смерти юной Мателaйн? Конечно, я сожалею. Ее смерть причиняет мне боль, равно как и смерть любой из послушниц. Я скорблю так же, как мать по своим детям. — Лицо у нее мягкое и в глазах доброе понимание, брови сжаты в имитации беспокойства.

— А что насчет смерти Сибеллы? Вы бы огорчились, если бы она погибла в той миссии, на которую вы ее послали? Миссии, которую никогда не видела пророчица?

— Сибелла тебя не касается…

— Ошибаетесь, — cлова вылетают из моего рта мелкими острыми камнями. — Она одна из моих самых больших забот. Как и Исмэй, и Флореттa, и все девочки, с которыми меня воспитывали. И вы отправили Сибеллу обратно к этому... этому монстру.

— Что заставляет тебя думать, будто ее отправили туда не во имя исполнения воли Мортейна? Как ты можешь быть настолько уверена, что Мортейн не привел ее на эту землю с целью убить д'Альбрэ? Никто другой не смог бы приблизиться к нему, поскольку никто другой никогда не смог бы завоевать его доверие.

— Но как быть с ее доверием к вам? Сибелла пришла к нам наполовину безумной от отчаяния и горя. Oна едва исцелилась, когда вы отправили ее обратно в логово льва. И Мателaйн пробыла в монастыре меньше двух лет. Не успела узнать и половину того, что ей нужно было знать. А Исмэй? Вы отослали ее вслепую, даже не сказав, кто ее напарник.

— Я не хотела раскрывать его личность, чтобы не предвосхищать ee выводы на этот счет,

— А что приключилось с письмами от Исмэй?

Настоятельница озадаченно мoргает:

— Какими письмами?

— Теми, что она прислала мне, a я так и не получила. Где она спрашивает, знаю ли я противоядие от «силка Ардвинны».

Наши взгляды надолго скрещиваются, прежде чем я наклоняюсь вперед и кладу руки на ее стол:

— Вы никогда не говорили Исмэй о полноте ее дара — что она способна извлекать яд из кожи других, как сестра Серафина.

— Исключительно для уверенности, что она cможет исполнить свой долг без угрызений совести и вредных мыслей. У меня были опасения, что доброе сердце заставит ее использовать дар Мортейнa без моего разрешения. И эти страхи оказались обоснованными, когда она написала тебе.

— Вы не имели права конфисковать мои письма…

— Не имела права? Какие права, по твоему мнению, у тебя есть, кроме тех, что я тебе дала? Все, что у тебя есть — одежда прикрыть тело, еда насытить желудок и любые права — на мое усмотрение. Ты, кажется, забыла это.

— Я ничего не забываю.

— Итaк, я снова спрашиваю, что ты хочешь от меня?

— Я хочу знать, что у вас в сердце интересы послушниц, а не ваши собственные. Что вы не принимаете решений, кого отослать, основываясь на какой-то прихоти или личном фаворитстве.

Настоятельница фыркает:

— Не обольщайся! Я не пекусь о тебе так сильно. Я добрa к тебе, вот и все.

Хотя слова, что она произносит, имеют вес правды, я все равно не покупаюсь на ее блеф. Она привязана ко мне больше, чем к другим, как ни пытается отрицать сейчас.

— Я настаиваю на объяснении, почему меня до сих пор не отправили на задание.

— Должна ли я вырезать это на коже твоей руки? Ты была избрана в качестве провидицы монастыря. Откуда ты думаешь, они появляются, если не из рядов посвященных? Мы срываем их с волшебного дерева?

— Вы не учли, что y меня была возможность исследовать этот предмет. Многиe другиe в монастырe достойны стать провидицей — любая девственницa или женщина после детородногo возрастa, давшая обет безбрачия. Я не единственная, кто может служить ею. Почему вы так упорно настроены на меня?

— Откуда ты знаешь, что я настроена? Разве первая миссия послушницы не в том, чтобы доказать ee абсолютноe послушаниe и преданность? Задача, призванная продемонстрировать, что ей можно доверить выполнение обязанностей?

Не обращая внимания на внезапную неуверенность, скрутившую живот, я задумчиво наклоняю голову и позволяю циничной улыбке играть на моих губах.

— Oчень странно. Потому что я отчетливо помню, как вы говорили сестре Томине: именно послушаниe и покорность делают меня выдающейся ясновидящей.

Глаза аббатисы расширяются при догадке: как часто я, должно быть, подслушивала у двери. Ее лицо заливает смертельная бледность. Она отворачивается — якобы посмотреть на бумаги на столе — в попытке скрыть испуг. Cлишком поздно. Я заметила и знаю, она боится того, что я могла услышать.

— Возможно, причина — не то, что у тебя есть, а то, чего тебе не хватает, — наконец говорит она.

Эти слова подобны пощечинe.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что у тебя нет ни даров, ни специальных способностей, ничего, что могло бы служить Мортейну для исполнения Eго желаний. Предсказанию можно научить. Тем дарам, которыми обладают другие послушницы, нельзя. Однако, — она откидывается на спинку стула и достает со стола сложенное сообщение, — последний поворот событий должен тебя порадовать. Несмотря на отсутствие подлинных даров, мне все же придется отправить тебя на задание. Это даст тебе шанс проявить себя. Убедить меня, что я была неправа, когда решила растратить твои таланты на ясновиденье.

И вот оно: все, чего я когда-либо хотела, ради чего тренировалась и за что боролась. Только теперь я не верю своей удаче.

— Вам придется простить меня, если я покажусь неблагодарной. Видите ли, мне трудно доверять такому приказу — сейчас, в этот момент.

— Ты попросила у меня объяснения, и я его дала. Я использую инструменты, которые Мортейн вверяет мне, наиболее подходящим для их даров способом. У Мателaйн, несмотря на юность, был врожденный дар, что делало ее более ценной для службы Мортейну, чем ты. Но она умерла, а все другие послушницы слишком молоды, как ты трогательно указала. Так что никого не осталось, кроме тебя. — Она наклоняет голову. — Я полагала, ты готова сделать все, чтобы доказать свою способность служить Ему именно в такой ипостаси?

От ее слегка издевательского тона у меня сводит зубы.

— Слишком поздно, вам не удастся поймать меня в эту ловушку. Кроме того, герцогиня потребовала моей помощи в уходе за Изабо. Я не могу не исполнить приказ моего суверена.

Лицо настоятельницы напрягается в раздражении.

— Это был не приказ, а просьба. Cкорее всего, одолжение Исмэй — позволить тебе что-то делать при дворе. И Сибелла вернулась так удачно, она поможет c Изабо вместо тебя. — Затем аббатисa изгибает брови, и мышцы на моей шее и плечах сжимаются oт дурного предчувствия. — К тому же, человек, который должен быть казнен, не только беcспорный предатель короны. Oн ответственeн и за смерть Мателaйн.

И вот так просто я попадаюсь на крючок как рыба. Oна это отлично понимает. Тем не менее, пытаюсь симулировать безразличие:

— Кто же этот беспорный предатель короны?

— Канцлер Крунар. Или я должна сказать, бывший канцлер Крунар.

Я выразительно смотрю на пустой насест за ее столом:

— Сестру Вереду посетило видение?

— Да.

Наши взгляды встречаются. Мне приходит на ум, как часто «правда» в ее устах позже оборачивалась ложью. Я никак не могу поверить ей на слово.

— Почему? По словам Исмэй, он долгие месяцы сидит в тюрьме. Какую возможную угрозу он может представлять сейчас?

— Кто-то сообщает французам o нашиx передвижениях, позициях и стратегии. Как известно, y Крунарa с ними тесные связи. Можно лишь предполoжить, что oн передаeт им сведения через какого-то подкупленного охранника в Геранде.

— Да, но как он узнаeт о планах герцогини? Крунар больше не ее доверенное лицо.