Внутри сосуды буквально провоняли благовониями: если бы какая букашка отважилась залезть, она бы задохнулась.

Но не только духи открывали чрезвычайно религиозную, с оттенком помешательства, сторону Клавдии. Магнус никогда не видел столько уродцев: сотнями, а то и тысячами их она расписала белые стены своего гинекона. Были там и оскаленные клыки свиноподобного существа, и безголовое тело, вынимающее из беременного зверя его недоразвитый плод, и волосатые пауки, с брюшком, наполненным червями, и даже птица, несущая в клюве чью-то пуповину. Они дрыгались вокруг существа, похожего на краба, который был как бы сутью этой композиции. Возможно, одинокая Клавдия боялась беременности. Или полагала, что чудовища отпугивают злых духов. «Я их понимаю: к женщине, у которой погуливает голова, лучше не соваться…»

Не щадя усилий, чтобы не смотреть, он дошёл до кровати, оглядел её сверху донизу, сел и почти с первого раза определил, что подушки и одеяла пахнут иначе кувшинов: не будь Магнус народным трибуном, не броди он в прошлом по неимущим трущобам Делового квартала, он бы не узнал этот запах.

Постель была пропитана ничем иным, как настойкой опиума.

Опийный мак употребляют бедные люди, чтобы окунуться в призрак блаженства. О Клавдии не скажешь, что она жила в нищете: всё, что здесь находилось, выглядело дорого и помпезно. «Она его употребляла? Поливала им кровать? Но зачем богатой даме опиум?».

Под кроватью лежала белая маска. Обычная, какую используют для карнавалов и театральных представлений, правда, с некоторой особенностью — глаза у неё отсутствовали. Магнус забрал её с собой, пока не подозревая, зачем.

Слева над кроватью висело окно. Его стёкла были чистыми и прозрачными, как родниковая вода, и дорогими, что твой дворец. Ещё у порога Магнус приметил, что других окон нет, а единственное, которое казалось бы должно удивлять колоритом и выходить по меньшей мере на пионовый сад, если не на райские кущи, смотрит на примятые заросли полыни. Небо отсюда едва проглядывалось.

Окно было выдвижным, и кроме того достаточно широким, чтобы в открывшееся пространство могла протиснуться худая девушка. С этим фактом и примятая полынь уже не казалась такой странной. Очевидно, Клавдия использовала окно, чтобы выйти из гинекона, минуя вход, но куда она ходила, почему, и так ли верно было предположение Магнуса? Другой бы сказал, ей нравились растительные пейзажи! Магнус ничему не удивился бы, ибо речь шла о девушке, стены комнаты которой расписаны монстрами разной декоративности…

В тот самый момент, когда он потянулся, чтобы открыть окно, в комнату ввалился тучной старик, сгорбленный, с тростью в левой руке, и в грубом балахоне. Морщины изранили его лоб, выражая недоумение и злобу. При шаге тряслась обвисшая шея.

Вдогонку влетел бранящийся Ги. Скромная фигура Тимидия стояла за ним, высунув прыщавое лицо из-за портьеров.

— Старый Лефон не позволит к себе такого отношения! — выкрикнул старик. — Побойся Богов!

— О, так это вы — владелец этого гадкого голоса? — Магнус сел на подоконник, свесив ноги прямо на кровать. — Какими судьбами?

— Не твое это безбожное дело, — огрызнулся он. — Старого Лефона уже допрашивали. Старый Лефон уже всё сказал!

— Правда? Даже то, почему ты здесь?

— По праву домашнего жреца.

— Домашний жрец — это… как кошка, только жрец?

— Старому Лефону некогда слушать оскорбления! — Он развернулся, но Ги не пропустил его.

— Эй, крысёнок, убери этого наглеца, — бросил Лефон слуге, кивая на Ги. — Боги гневаются!

— Боги похмеляются, — вставил Магнус преспокойным тоном. — Есть я и мой друг. Так что, вы ответите на вопросы?

Он обернул голову.

— Вы не имеете права задерживать старого Лефона.

— А кто мне запретит…

— Я вам ничего не скажу!

«До чего упёртый старик!»

— Тимидий, — обратился Магнус к стоящему в дверях слуге. — Как долго он у Клавдии?

— Молчи, гнида! — рявкнул Лефон.

— П-п-полгода, — растерянно отозвался Тимидий.

— Змеёныш!

— П-п-простите, г-господин… я… это в-в-вышло с-случайно…

— Эй, прекратите! — Магнус заметил, что Ги держит мешок. — Что у тебя там?

Он заглянул.

— Травы. Деревяшки какие-то. Флакончики.

— Дай сюда.

— Не трогайте чужие вещи!!

Перехватив мешок быстрее, чем старый Лефон успел поднять руку, Магнус вывалил его содержимое на пол. Упали две длинные палки. Посыпалась труха. Бутылки с подозрительно-мутной жидкостью бухнулись, но не разбились.

Тряска выпростала из внутреннего кармана маленькую книжку.

Магнус наклонился к деревяшкам, и в тот же момент сообразил, что видит перед собой две дубинки для битья. Достаточно упругие, чтобы не сломаться при столкновении с человеческой плотью. От одной мысли, зачем это жрецу Ашергаты, Магнусу нездоровилось.

Старый Лефон нервно дёрнулся вперёд, пытаясь вырваться из крепко удерживающих его рук Гиацинта. Продолжая бесстыдно копаться в чужих вещах, Магнус опустился на корточки и поднял случайный флакончик. Открыв его, донёсся легкий приторный запах. Догадываясь, что Лефон не станет размениваться на объяснения, Магнус отложил его, и открыл второй флакончик, серый, с красным колпачком.

В нос ему ударил опиумный мак.

«Мозаика складывается интереснейшим образом» — Магнус посмотрел на Лефона и протянул ему флакончик.

— Лауданум? — сказал трибун громче, чем хотел.

— Для капищ! — взорвался Лефон. — Какое дело неверующему, что хранится в сумке жреца?!

— А то, что постельное белье пропиталось им, тебя не волнует?

Жрец заметно успокоился.

— Старый Лефон может заплатить, — в его голосе повеяло холодом.

— Интересно, а где же боги и всё такое?..

Лефон не ответил.

— Прости, — Магнус помотал головой, — но попытка подкупить сенатора — это, если не ошибаюсь, преступление, да? Был бы на моём месте магистр оффиций… Но я ограничусь вопросом: где Клавдия?

— Откуда старому Лефону об этом знать!

— Всё указывает на тебя. — Магнус встал, пнув дубинки, подошёл к Лефону. — Чем занимались? Какими-то ритуальными оргиями? Тимидий сказал, что ты последний, кто заходил к ней перед исчезновением. С учётом твоего безумия… ты виновен.

— Это решит суд!

— В пользу того невинного человека, которого ты подставил.

— И что, что старый Лефон проводил ритуалы? — Его лицо не ухмылялось. Если он и был виновен, то предпочёл перейти из обороны в наступление. — Это его хлеб!

— Накачивать молодых женщин опиумом, а потом избивать их? Благородное занятие, что сказать! — Магнус открыл книжку. «Дневник Лефона?» — подумал он, читая:

Плотью был, на десять осколков развеянным,

Небожитель вкушал его почки.

Ковали его кузнецы в десяти недрах песчаных,

Небожитель лизал свои гланды,

Был последним, в чьих жилах кровь течёт,

Небожитель сушил её маслом.

Несуществующий говорит: «Освободись»,

Враг Миража — наш Небожитель.

— Всего на одной странице? М-да, — и резко её захлопнул.

— Боги нуждаются в энергии, как мы в пище, — сказал Лефон так раздражительно, словно до этого кропотливо разжёвывал ребенку азы геометрии, а тот ничего не понял. — Ритуалы, которые проводит Лефон, позволяют им напитаться. Вы — глупец, и вас следовало бы высечь за незнание простых вещей!

— Как жаль, я против насилия, — равнодушно ответил Магнус, и после паузы со вздохом присовокупил: — Похоже, с тебя больше нечего взять. Завтра нас ждёт судебный процесс. И твои боги тебя не спасут. Ги, отпусти его.

Гиацинт выпустил Лефона и жрец, величаво оттолкнув амхорийца, заколченожил прочь из комнаты. Его ворчание ещё долго гуляло в стенах.

— Похоже, он расстроен, — сказал Ги.

— Им только и дай повод одурманить людей! А если его нет, то найдут. Эх, каким бы подлецом не был Лефон, мы так и не узнали, где Клавдия. Без неё суд не встанет на нашу сторону. И в одном хрыч прав: предпочтения Клавдии — её выбор.

— Что-то я даже не представляю, где её искать, — посетовал Ги.